Большой стиль Никиты Михалкова

Никита Михалков, Надежда Михалкова, Олег Меньшиков на Каннском кинофестивале.
Фото Reuters

Пусть-ка кто-нибудь оспорит тот факт, что Никита Михалков ≈ яркая и обаятельная личность, великолепный актер, автор нескольких киношедевров (и мужчина, которому половина женского населения страны готова процитировать знаменитое: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, приди и возьми ее»). Что же случилось, господа, почему мы поверили горстке кинокритиков, что Ланцелот превратился в Дракона?.. Почему общество приняло кампанию травли, как ни крути, одного из тех, кого принято называть национальным достоянием (как известно, Михалков - единственный признанный в мире русский режиссер из ныне живущих)? Удачен или не удачен последний фильм Михалкова ≈ есть разные мнения (я, например, считаю ≈ 50 на 50). Встретив Никиту Сергеевича в кулуарах Московского кинофестиваля, я попросила его дать интервью «НГ». Которое и было назначено им на следующий же рабочий день. Впервые встречаю столь быстрый отклик от столь занятого человека ≈ обычно у людей подобного ранга приходится интервью выпрашивать месяцами. Итак, вниманию читателей "НГ" - интервью кинорежиссера Никиты МИХАЛКОВА обозревателю газеты Вере ЦВЕТКОВОЙ.

– Никита Сергеевич, давайте поговорим не о прошедшем фестивале – о нем и так напишут десятки изданий, давайте, поговорим о вас! Вы – умелец вызывать в людях сильные чувства, 40 лет вызывали любовь, теперь вот – ненависть. Может, прав поэт: «Любовь не девается никуда, а просто меняет знак»? А если серьезно, что вам помогает держать удар? Молитва, теннис, родительские гены?

– Вы понимаете, страшно быть нелюбимым, когда есть за что тебя не любить. А когда не любить не за что – не потому, что я такой хороший, а потому, что нет никаких аргументов против, кроме ненавижу, не терплю, не выношу... Я говорю о мотивировках и глубине претензий. Ведь аргументация вышедших из Союза не выдерживает никакой критики, в письме их идет рефреном «Нам не нравится». Ну не нравится – и не нравится, как поется в частушке: нравится – не нравится, спи, моя красавица. Конечно, отвратительно, когда появляются фотожабы и вещи, которые бьют не по мне – по моим детям, по памяти отца... Известная всем дама написала в очередном своем интернет-послании, что вроде бы Михалков лег в больницу: в это, мол, трудно поверить, но если это окажется так, я вам, френды, сообщу. Но сколько народа трудится на этой замечательной ниве? Ну 50, 100, ну 300 человек заняты производством вокруг себя дерьма для того, чтобы в нем утопить какое-либо явление, будь то человек или фильм. И что?.. Меня, может, не любит страна? Зайдите на наш сайт «ТРИТЭ», посмотрите, какие письма пишут люди про «Предстояние». Их никто не заставлял, они написали потому, что не могли не написать. Не потому, что захотели поддержать Михалкова, это принципиально важное различие. Эти люди мне бесконечно важны, их очень много – тех, на кого картина подействовала именно так, как я хотел бы, чтобы она подействовала. Как говорил Бергман: «Искусство должно потрясать, попадая в сердце и душу, минуя промежуточную посадку в области интеллекта». «Предстояние» – долгоиграющая картина, по влиянию своему долгоиграющая, ее переосмысливают, продумывают и вспоминают потом, спустя время после просмотра. Она проникает в человека – я говорю про нормального человека, а не про людей, для которых само мое имя является красной тряпкой. Я не говорю про людей, которые изощренно погублены телевизионными шоу-программами и которые реально убеждены в том, что богатым, успешным и счастливым можно стать, лишь участвуя в шоу-компаниях Первого канала. Ведь только я и те люди, которые со мной работали на «Предстоянии», знаем, зачем мы это делали, как мы это делали, какие там были силы, какая там была любовь к материалу и друг к другу... Вот почему я достаточно легко отношусь к валу ненависти и зависти в свой адрес.

– Это чувствуется при просмотре – затраченные силы, восемь отданных лет жизни... Если и не назову «Предстояние» шедевром киноискусства – назову его шедевром по количеству вложенных души и труда.

– Знаете, что сказала критик Татьяна Москвина, посмотрев фильм? «Как же надо любить людей, чтобы снять такую картину, и как же вы за это получите». Потрясающе точно! Другими словами, меня бьют те, кто не любит людей.

– Да ладно, я вот не люблю людей, а вами восхищаюсь.

– Ну, это вы сказали фигуру речи...

– Почему же фигуру – за что любить людей, которые в большинстве своем давно не образ и подобие Божие, а пародия на образ и подобие?

– За то, что они – Божьи создания. Этого достаточно. Как потрясающе сказал Юз Алешковский: «Свобода – это абсолютное доверие Богу».

– Господа-критики показали, что могут (правда, не в творчестве) многое – им удалось создать негативное отношение к вам как к личности.

– Где вы видите, какое отношение?..

– И в своем окружении наслушалась, и в блогах насмотрелась. А еще я мужественно прочла всю критику на фильм. Знаете, что меня поразило более всего? Что существует единственная неоскорбительная рецензия с профессиональным и объективным разбором, причем написанная не кинокритиком, а просто разносторонне талантливым человеком Дмитрием Быковым.

– Это вам не повезло, есть потрясающие рецензии – и в «Ведомостях», и абсолютно замечательная рецензия Москвиной в «Аргументах Недели», и рецензия какого-то генерала Владимирова, и... что вы, что вы! Помните монолог Пьера Безухова: «Вы думаете, вы меня оскорбляете...» Меня оскорбит, если я прочту из-под их пера хвалебную рецензию, вот это будет очень серьезный для меня знак. А пока они меня ругают – дай Бог им здоровья. Они для меня маяки, Вера, маяки!

– Мне нравится это великолепное презрение! Вы 100 раз могли по пунктам ответить своим ругателям – и не стали. Возьму эту функцию на себя. Давайте сейчас разберем легенды и мифы?

– Давайте (пожимает плечами).

– Миф первый – о слогане. «Великий фильм о великой войне» – что же это вы, голубчик, пропустили основное – «великого режиссера»? Это же надо суметь убедить публику, что режиссер сам сочиняет промослоганы к прокату! Признаться, я тоже попалась на эту удочку, спросив у режиссера Хотиненко, как мог он, верующий человек, устроить премьеру своего фильма «Поп» в храме в Пасхальную ночь. Владимир Иванович взвился: «Да не я это, прокатчики!»

– Нормальное поведение для прокатчиков. Смотрите: вы выращиваете помидоры – я их продаю. Купил у вас по три рубля, продаю по пять. Как вы думаете, что я должен кричать на рынке, чтобы у меня их купили? Что это плохие, протухшие помидоры, что ль? Я буду кричать, что это лучшие помидоры на свете, великие помидоры. Прокатчики заплатили серьезную предоплату за прокат картины, и мне им диктовать – ребята, не надо то, а надо это – невозможно.

– Второй миф – «Он, изверг, потратил 55 миллионов бюджетных денег». Почему никто не знает, что «Предстоянию» было выделено 2 миллиона, как любой другой картине, остальные 40 миллионов – привлеченные спонсорские, которые вообще никого не должны волновать? Это неправильно и несправедливо.

Никита Михалков: «Уж если мы играем, так играем, верно?» Фото предоставлено студией «ТРИТЭ»

– А вы хотите, чтобы они были справедливы? Как они могут быть справедливы, если их задача заключается в том, что если нету позорного факта, его надо придумать, и уже не важно – правда это, неправда... Все деньги – на экране, мы не распилили их еще до съемок, как это делают многие мои коллеги, снимая кино на оставшиеся.

– Чтобы выйти на ноль, фильм должен собрать в прокате около 100 миллионов (бюджет, помноженный на цифру 2,5, долю прокатчиков и кинотеатров)?

– Да.

– То есть при плохом раскладе процент с показа спонсоры не получат?

– Спонсоры получат ровно столько, на сколько мы с ними договаривались. Заработано 50 тысяч – им пойдет половина, 25 тысяч, заработан миллион – значит, пол-миллиона. Ну а уж если ничего не заработано – тогда они попали. Вера, сегодня такого бюджета картины окупаться не могут, глупо и наивно думать иначе. Длинный фильм о войне собрал девять миллионов – да это финансовая победа! Отбили ли мы деньги? За эти 42 миллиона мы сняли трехчасовой фильм и 15 телевизионных серий – полноценный сериал, где будут новые сцены, новые коллизии, новые герои... Не может быть оснований не делать фильм потому, что он не окупится! Есть вещи, которые являются большим стилем, мы сохраняем реликтовый большой стиль отечественного кино. Надежды на дивиденты от проката – их нету. Мы идем на то, чтобы не зарабатывать денег. За восемь лет работы над картиной я получал только зарплату. И все. Но не могу же я из-за этого не снимать! Государство, социум, власти, зрители должны понимать – мы обязаны сохранить большой стиль. Если мы его не сохраним, то все это превратится в сыр рокфор.

– Реален ли сегодня продюсер, у которого любовь к кино на первом месте, а касса – на втором?

– Да, абсолютно. Лебедев, Верещагин, Акопов, Дидишян – есть продюсеры, которые по вкусу, по интуитивному пониманию киноискусства находятся на высоте. Если не учитывать административный ресурс того же Эрнста, который не пиарит картину, а прямо ее пропагандирует, когда разыгрываются квартиры и проч... Так вот если Эрнст будет платить за рекламу, как платим мы, его картина не окупится, она будет в минусе. «Ирония судьбы-2» собрала 50 миллионов: отдать половину прокатчикам, вычесть, что было потрачено на производство картины и зарплаты – что останется? Прибыли от кино пока нет, она появится, когда изменится прокатная политика, когда кинотеатров будет в разы больше и 75% населения, не имеющих возможности у себя в глубинке смотреть кино, ее получат. Что такое сегодняшняя дороговизна билетов? Это попытка мегаполиса вернуть то, что он тратит на содержание кинотеатров. Как только появится в 10 раз больше экранов – билет автоматически станет дешевле.

– Можно сегодня не думать о кассе, а только о самовыражении?

– Нет, нельзя. Другой разговор, что есть касса... и касса. Одно дело – окупить картину, чтобы иметь возможность начать новую. Другое дело, если ты хочешь вложить 10 копеек, получить 10 миллионов, а потом тебе придется всю жизнь стыдиться того, что ты снял в погоне за... Это другая касса.

– Вернемся к нашим баранам, то есть мифам. Претензии: кровища, расчлененка, мат. Мне мат показался в контексте органичным, а с расчлененкой у меня вышел напряг: вроде бы внимательно смотрела картину – заметила только кишки наружу героя артиста Миронова.

– Сегодня в кино мата и кровищи полно самих по себе и без военных привязок. Война без мата – вот странность-то, война невозможна без мата... Вы видели «Брестскую крепость» Александра Котта? А картину «Чужая», продюсеры Константин Эрнст и Игорь Толстунов?

– Нет, но чую, куда вы гнете. Видела «Иди и смотри» Элема Климова.

Кадр из фильма «Предстояние». Минуту назад мост был забит людьми, машинами, повозками, лошадьми...

– А вы посмотрите вышеназванные премьеры! Критики пребывают в растерянности после «Брестской крепости». Что делать, хвалить? Уши сразу видать. Ругать? Получается, Михалков, что ли, снял лучше? Я не вступаю в переговоры про мат и т.д. Либо надо отвечать на всё, сидеть и объяснять – это совсем не так, а эдак, и это потому, а не поэтому. Либо надо сказать: «Хвалу и клевету приемлю равнодушно». О чем мы, Вер? Их больше всего и бесит, что я так к этому отношусь.

– Методы борьбы критика Матизена и компании порой уморительны: вывесить в Интернете поддельное интервью журналистки Ямпольской с Михалковым – не сед товарищ так шалить-то? И объявить маленькую эту пакость «литературным розыгрышем» – тоже мне игрун Серебряного века! И выжимать все, что можно, из блогосферы. Ой, благое место – нагадить и спрятаться за идиотским ником!

– Есть замечательная мысль, что публичное выступление придает значительности любому идиоту. Когда меня обвиняют в том, что я погубил всех окрест кроме своих детей, ну что я могу на это сказать... Сочтемся славою. Булгарин вошел в историю, понося Грибоедова и пушкинского «Евгения Онегина». «Румяный критик мой, насмешник толстопузый» – возможно, внешний его вид изменился, но он остался тем же завистником и трусом. Это страшная вещь, скажу я вам, – зависть, помноженная на трусость. У вышедших из Союза была возможность выяснить со мной отношения на самой большой площадке страны, на Первом канале, высказать мне все. Они доехали до Останкино, развернулись и уехали...

– Насчет зависти и трусости у меня есть идея. У многих ведь имеются претензии к Путину, а напрямую их предъявлять страшно, невозможно. Переиначив пословицу: любишь попову дочку, люби и попову сучку, не любишь попову дочку – не люби и ее окружение.

– Коне-ечно, нет, ну конечно! Да и вообще это уже начало предвыборной кампании.

– И ведь критики вторичны. Как говорится, тень, знай свое место. Я вообще считаю, что их место не в Союзе кинематографистов, а в Союзе журналистов: они же пишут, а не производят кинопродукт.

– Да бог с ними, мы же понимаем, что делается и зачем. Есть вещи, которые можно подтасовать, умолчать, солгать, переставить акценты. А есть вещи, с которыми ничего поделать невозможно. Ну вот что можно сделать с двумя с половиной тысячей зрителей в каннском зале? Можно объявить: случился полный провал фильма Михалкова на Каннском фестивале – в надежде на то, что те, кто не был в Каннах, поверят на слово. Скоро мы покажем в Интернете, как это было на самом деле.

– Это правда, что зал стоя аплодировал 15 минут?

– А вот смотрите.

(И я смотрю на монитор компьютера, где под повторяющийся чудесный парафраз музыки Артемьева группа фильма «Предстояние», показ которого только что завершился, выходит на сцену. Зал в вечерних нарядах и бриллиантах дружно поднимается и хлопает, лица растроганные, слышатся крики «Браво!». Наши на сцене тоже хлопают, обнимаются... Счастливый и оттого какой-то непривычно открытый Олег Меньшиков... серьезный Леонид Верещагин... чуть растерянная Надя Михалкова... триумфатор Никита Михалков, который делает знаки: сколько можно, ну все уже, спасибо, мы пойдем... Музыка играет, поднимается новая волна аплодисментов, глаза Никиты Сергеевича увлажняются... Все это длится действительно 15 минут – это очень долго.)

– И как с этим смириться, да?

– Никита Сергеевич, я сражена. Почему это не показали ни по одному телеканалу? Ладно, вопрос риторический. У меня остались силы только на блиц-вопросы. Приступим? Вам правда понравилось «Счастье мое» Лозницы, как везде пишут?

– Да нет, конечно. Меня спрашивают: «Вам понравилось?» Я отвечаю: «О-оч-чень!» – вот с такой интонацией. Уж если мы играем, так играем, верно?

– Как вам актриса Ксения Раппопорт, не думали о том, чтобы поработать с ней?

– Ксения Раппопорт – очень большая актриса, очень большая... Думал, но пока не совпадаем.

– Никогда не хотели взяться за Евгения Замятина? Вы с ним похожи личностно. За «Мелкого беса» Соллогуба? Этот автор отлично разбирался в русской душе.

– Замятин хороший писатель, но трудный для кинематографа. Соллогуб – больно он педантичен, даже публицистичен. Вот Набоков – это да...

– Набоков – блестящий стилист: не думаю, что его прозу можно адекватно перенести на экран.

– Можно, если не пытаться перенести адекватно. Стилистику его можно перевести в пластику. Действительно, Набоков, как и Бунин, неуловим. Думаю, он завидовал Бунину, как Грибоедов завидовал Пушкину.

– «Грибоедов»-то на какой стадии находится?

– На стадии сценария. А далее – как Господь управит. Все, я и так вам рассказал довольно много.