Григорий Заславский
Министр культуры Александр Авдеев намерен работать с теми средствами, которые получены.
Фото Виктора Мордвинцева (НГ-фото)
Назначение в мае прошлого года на пост министра культуры Александра Авдеева, бывшего первого замминистра иностранных дел и бывшего полномочного посла России в Париже, стало неожиданностью для многих, в том числе и «включенных в процесс». Но все, кто знал Авдеева, обрадовались и стали приводить в пример несомненные удачи нового министра – в решении, например, проблем с русскими захоронениями на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, его знакомство и добрые отношения с такими знаковыми фигурами, как, например, Эрик Булатов и т.д. Но с приходом Авдеева в работе Министерства культуры стала все чаще проявляться закрытость, свойственная более дипломатическому ведомству. А некоторые кадровые решения и вовсе проводятся как спецоперации – таковой стала и недавняя смена руководства в Московской консерватории. Тем дороже каждое публичное выступление министра, и мы благодарны Александру Авдееву за готовность ответить на вопросы корреспондента «НГ».
– Уважаемый Александр Алексеевич! Все последние месяцы, когда кризис углублялся, ваши подчиненные говорили, что на культуру денег будет не меньше, а даже больше. Как это возможно?
– Это и я говорил – что денег будет больше, чем в прошлом году. Да, нам сократили бюджет на 15%, но благодаря тому, что в середине прошлого года бюджет на культуру был увеличен на 30%, денег мы получим больше, чем в прошлом году. Так что обмана нет: даже урезанный бюджет – это больше, чем было.
– Естественный вопрос: насколько вероятно, что эти 15% останутся последним сокращением на, как говорят, самый трудный год?
– Ну, этого точно никто сказать не может. Планируем работу исходя из тех средств, которые получили.
– Тем не менее просочилась информация, что кое-какие сокращения по финансированию уже идут и самые большие сокращения по вашему ведомству коснулись юбилейных мероприятий, приуроченных к 200-летию Гоголя. Все-таки скажите, пожалуйста, что самое главное в праздновании юбилея Гоголя предполагается министерством и что сокращено?
– Пока мы не сокращали программу, хотя я не исключаю, что придется это делать в рамках 15-процентного сокращения. Самое главное в подготовке к юбилею – создать музей Гоголя. И сделать его там, где жил писатель. Музей должен передавать эпоху Гоголя, соответствовать его образу жизни, в нем должна присутствовать атмосфера, среда гоголевской жизни. Это можно сделать через интерьеры, через вещи, пусть не личные, но отражающие гоголевскую эпоху и стиль. Проблема в том, что в этом доме сейчас находится библиотека, которую мы планируем перевести в соседнее здание, но его не освобождают арендаторы. Это затягивает процесс создания музея. Мы не против того, чтобы с Юрием Михайловичем Лужковым подумать над вариантами совместного курирования этого музея либо о переводе музея в федеральное учреждение культуры. Не менее важно восстановить могилу Гоголя в ее первоначальном виде. В 20-е годы ее варварски уничтожили, а останки писателя перенесли на другое кладбище. Так нельзя поступать с любой могилой, не только с могилой великого писателя. Мы ее восстанавливаем в первоначальном виде. Третье важное дело – выпуск полного собрания сочинений Гоголя. Хочу подчеркнуть, что юбилей будет отмечать вся страна, будут премьеры в театрах, передачи на телевидении, издания книг и многое другое.
– Это будет совместно с Украиной или мы будем отмечать юбилей от них отдельно?
– Мы настроены отмечать эту важную дату совместно.
– Еще, простите, о финансах, но уже в связи с Большим театром. Подведомственный Минкульту Большой театр объявил, что отказывается от премьеры «Отелло» именно по финансовым причинам. Думали о международном проекте, о красоте, на что сейчас не нашлось денег. Как вы это оцениваете?
– Большой театр, хотя и является федеральным и подчинен министерству, самостоятелен в решении вопросов репертуара и во всем, что касается жизни театра. Мы не начальники, не надсмотрщики, а верные почитатели этого театра. Поэтому этот вопрос лучше адресовать руководству Большого.
– Но, может быть, сказать: давайте мы вам поможем деньгами. Или наоборот, строго спросить: почему это вы отказались, не спросив нас, хотя у нас имеется возможность помочь в части финансирования?
– Большой театр к нам с такой просьбой не обращался, да и у нас возможности помочь сейчас нет.
– А какова сегодня ситуация на стройке основного здания Большого театра? И, поскольку вы месяц назад сказали о допущенных прежде просчетах, – хотелось бы узнать, будут ли наказаны виновные, не надо расстреливать, но, может, поставить кому-то на вид – из тех, кто виновен в переносе сроков открытия театра?
– Ситуация на стройке гораздо лучше, чем была месяц или два назад. Я на днях провел там трехчасовое совещание по вопросам строительства. Мы обошли все участки, заслушали руководителя стройки, руководителей компаний, которые принимают участие в работах, строителей, реставраторов и одного из руководителей германской компании, которая будет поставлять оборудование. Сделана очень важная черновая работа по выемке грунта, процентов на 65 уже вынуто, а это тяжелая работа. Во-первых, грунт тяжелый, во-вторых, его надо поднимать на большую высоту и извлекать через специальные проемы. Через те же проемы на площадку попадают цемент, металлоконструкции и т.д. Все непросто. Но через месяц-полтора выемка грунта будет окончательно завершена и начнется созидательная часть – сооружение огромной бетонной полутораметровой толщины платформы на дне котлована. От нее снизу вверх пойдет вся стройка. После нынешнего совещания прибавилось оптимизма в отношении стройки. Завершится стройка скорее всего в 2011 году. Это связано с установкой сложного оборудования для уникальных и быстрых смен декораций на сцене – подгонка этого оборудования потребует немалого времени. Да и реставрационные работы требуют большей тщательности. Но, повторяю, появился оптимизм, чувство, что все пошло нормально. Сегодня выбраны наиболее эффективные и современные решения.
Что касается наказания┘ Мне кажется, что главной ошибкой было небрежное проведение конкурса: победителя выбирали по степени дешевизны представленных проектов, а не по качеству. Были выбраны не лучшие. Но конкурс был проведен формально по закону, поэтому о каком-то наказании нет оснований говорить.
– От Большого – к Мариинскому. После того как отказались от Перро, решили обратиться к канадской компании. Я посмотрел их работы – больше всего они похожи на проект Александра Скокана, замечательного нашего архитектора, который участвовал в 2003 году в конкурсе, но тогда его проект набрал самое меньшее число симпатий петербуржцев – 1%. Чем же так хороши канадские архитекторы, с учетом того еще, что проект Скокана шесть лет назад, похоже, Валерию Гергиеву тоже не понравился? И можно ли говорить о каком-то ущербе имиджу России, когда мы вышли из международного конкурса, которым сами же и гордились?
– Начну со второго вопроса. Думаю, что Россия в целом и Петербург только выиграли, отказавшись от проекта Перро. Первыми тревогу стали бить питерцы, а потом с ними согласились и все остальные. Думаю, что это и для самого Перро лучше.
Новый проект, когда он будет полностью готов, должны оценить прежде всего в самой Мариинке – важно ведь, чтобы труппе было удобно работать в новом театре. Не менее важно мнение общественности Санкт-Петербурга и строительного совета города. Что касается схожести и несхожести разных проектов, об этом, по-моему, еще рано говорить, проект не завершен. Я желаю успехов и Александру Скокану, и другим архитекторам. Победа или просто участие в таком конкурсе – дело престижное.
– Хотя, как мне показалось из разговоров с некоторыми из наших участников, они заранее понимали, что выиграет иностранец...
– Это не так. Зарубежный победитель – не самоцель. Проект выбирают по качеству.
– Хорошо, за Большой театр и Мариинский, как я понимаю, можно не волноваться, то есть волноваться нужно, но ясно, что вы их не оставите без внимания. А какие из современных строек могут быть отложены в связи с финансовыми проблемами? Скажем, Олег Павлович Табаков говорил еще недавно, что ему вице-премьер Игорь Шувалов предложил прямо в Камергерском построить филиал МХТ, напротив нынешнего здания театра. Сейчас, наверное, этот масштабный проект отложат? Про Оперетту все время говорят, что она находится в аварийном состоянии, и, как всегда, в воздухе висит вопрос о реконструкции Большого зала консерватории – из-за чего переносили на год Конкурс имени Чайковского...
– Все названные вами объекты действительно нуждаются в реконструкции. С Олегом Павловичем Табаковым мы обсуждаем проект расширения территории Художественного театра – речь идет о появлении целого театрального квартала. В этом проекте примет участие и мэрия Москвы. Но это не относится к бюджету 2009 года. В 2009 году мы планируем в рамках федеральной целевой программы «Культура России» реконструировать 19 федеральных учреждений культуры по всей стране. Мы обязательно должны к конкурсу Чайковского в 2011 году привести в полный порядок Большой зал Московской консерватории. Помимо федеральной программы «Культура» есть 15 объектов, по которым мы будем в этом году работать, – ВГИК, Театр наций, Музей имени Пушкина на Волхонке. Пока исходим из того, что работы по всем объектам отложены не будут. Может быть, не все работы будут завершены – сделаем столько, на сколько денег хватит, но откладывать начало работ мы не будем.
– Неизбежный вопрос об образовании в области культуры. Можно ли остановить неотвратимый Болонский процесс, имея в виду опасность потери нашей уникальной образовательной школы, в которой была сложена ни на что не похожая триада, как, например, в музыке: музыкальная школа – училище – консерватория, – которая, собственно, и позволила нашим музыкантам занимать везде первые места?
– По предложению Министерства культуры правительство утвердило концепцию развития художественного образования в России. В этой концепции есть главное – сохранение в художественном образовании наших традиций, приоритетов и национальных особенностей. Художественное образование должно быть непрерывным. Тем не менее мы думаем над вариантом, когда, сохраняя непрерывность процесса, мы в некоторых специальностях введем бакалавриат, например в театральных вузах – при подготовке театроведов, в хореографии. Постараемся сделать это максимально гибко. Хочу подчеркнуть, мы утвердили концепцию без какого-либо конфликта с Министерством образования. Я неоднократно встречался с министром образования Андреем Александровичем Фурсенко, и мы пришли к совместным выводам даже в нюансах. Когда речь идет об уникальности подготовки творческих специальностей, нельзя прерывать образование, переходить на Болонский процесс нужно предельно осторожно.
 Благодаря вмешательству Авдеева, когда он был послом в Париже, русским захоронениям в Париже в ближайшие годы ничто не угрожает. Фото Константина Ремчукова |
– Можно ли уже говорить о том, как будет строиться работа Совета по поддержке отечественного кино, который был образован в декабре и который возглавил председатель правительства Владимир Путин?
– Важно понять, что совет – совещательный орган. Диктовать, что и как снимать, естественно, никто не будет. У кинематографа есть огромный потенциал для формирования ценностных ориентиров, для воспитания, для построения гражданского общества, и важно понять, как его использовать в полной мере. Совет будет обсуждать эффективность господдержки кинопроизводства, проката и показа отечественных фильмов. Сегодня, например, прокат не соответствует ни надеждам, которые на него возлагают зрители, ни надеждам, которые на него возлагают деятели культуры. Прокат часто продвигает одни приоритеты, кинопроизводство – другие. В итоге получается, что многие хорошие фильмы отлеживаются на полках.
Есть проблемы в продвижении и распространении нашего кино за рубежом. Во многих странах имеются мощные центры по продвижению своей продукции на мировые рынки, а у нас нет, к сожалению. В итоге фильмы, получающие призы на крупных фестивалях, российский зритель не видит. Они получают «наклейку» элитарных, авторских и – снова ложатся на полку. Такое продвижение, я думаю, могло бы строиться на базе имеющего хороший опыт в этом вопросе Совэкспортфильма. Министерство, кстати, против его приватизации.
Не менее важно сегодня заняться и внедрением инновационных технологий – без этого многие прекрасные сценарии будут реализованы на низком техническом уровне. Поэтому для развития творческого процесса, интеллектуального процесса и производственного процесса без новых технологий не обойтись. Все это может стать темой для обсуждения на Совете по развитию кинематографа.
– Кстати, что вы думаете о переменах, которые произошли накануне нового года в Союзе кинематографистов? Какой вообще вам видится роль творческих союзов?
– В Союзе кинематографистов собраны интеллектуальные силы мирового уровня. Каждый или почти каждый – яркая личность, способная сказать что-то важное для общества. Наверное, ни в одном творческом союзе мира не представлены на таком высоком уровне – творческом, интеллектуальном – деятели кино. Естественно, это общественная организация, поэтому роль союза не только в защите профессиональных интересов своих членов. Союз может играть важную роль в становлении гражданского общества в России. Чем больше роль подобных творческих союзов в российском обществе, тем качественнее наше гражданское общество. Творческие союзы нельзя разрушать, недооценивать, в них по-прежнему сильная гражданская составляющая. Это – наше богатство.
– Дипломатический опыт – он на пользу вам в общении с мастерами культуры или вы порой чувствуете нехватку опыта?
– Нехватку опыта ощущаю. Но дипломатический опыт мне, безусловно, идет на пользу: общение у дипломата – основной инструмент. Уметь слушать, уметь влезть в кожу собеседника, понять его аргументы, не заслоняясь от него собственной логикой или упрямством. Бывают собеседники, непредсказуемые в поведении, неприятные в общении, но они правы по существу. Это надо уметь увидеть. Тут помогает опыт дипломатии.
– Вы несколько раз при случае говорили, что у вас хорошие отношения с Юрием Михайловичем Лужковым, но могут ведь быть какие-то принципиальные разногласия, и если я не ошибаюсь, они в свое время стали причиной спора вокруг памятников, когда считали, чьими они будут – федеральными или столичными. Вы уверены в том, что все вопросы можно решить мирно, даже когда речь идет о дорогой столичной недвижимости?
– У нас действительно с Юрием Михайловичем хорошие отношения, и я ему очень благодарен за это. Министерство культуры – собеседник для города непростой, у нас порой перехлест просьб в адрес московского правительства, и Юрий Михайлович там, где можно, идет навстречу.
Что касается разделения полномочий и собственности по памятникам, то мы сейчас находимся в стадии переговоров. Есть федеральные памятники, которые Минкультуры готово передать на баланс Москвы – при том, что они остаются в федеральной собственности. Сейчас ведутся переговоры по более чем 200 памятникам. Пока на этом поле у нас неприятных ситуаций не возникло. Такие переговоры мы почти завершили с Санкт-Петербургом, и они прошли также хорошо.
– Вопрос о нововыявленных памятниках. Когда возник вопрос о гостинице «Москва» – сносить или нет, ей присвоили статус нововыявленного памятника. Что не помешало ее разобрать, а сейчас на месте гостиницы построено в итоге здание, местами похожее на старое, а местами совсем нет... Подобная опасность, как я понимаю, сейчас есть для интерьеров «Детского мира», хотя автором этого здания является выдающийся советский архитектор Душкин. Насколько статус нововыявленного памятника может гарантировать сохранность недвижимого объекта культуры или – что надо придумать, чтобы подобному памятнику гарантировать сохранность?
– Идеальной формулы нет. Возьмем, к примеру, знаменитый отель «Ритц» в Париже на Вандомской площади. Его перестраивали несколько раз, переделывали интерьеры, потому что возникали технологические опасности в конструкциях. Новые технологии позволяли что-то поправить, но для этого приходилось и что-то и менять. Но это его абсолютно не испортило, он сохранил и благородство, и шарм.
Думаю, что в сохранении или изменении памятника важно мнение специалистов и советов по охране памятников. Они вместе с общественностью смотрят, в какой степени и до какого предела можно дойти, а какую красную черту переходить нельзя. Я не знаю идеальную формулу, где должна проходить эта красная черта.
Я вырос в Москве, это мой родной город, гостиницу «Москва» помню с детства. По моему ощущению, несколько измененное цветовое решение пошло «Москве» на пользу – она стала сразу теплее, утратила сталинский мрачный холод. Новый оттенок стилистически привязывает это уникальное здание к Большому и Малому театрам, да и в целом больше соответствует этому кварталу.
– Про Францию не могу вас не спросить: угрожает ли что-нибудь сегодня русским захоронениям на Сен-Женевьев-де-Буа?
– Сейчас нет, потому что российское правительство оплатило долги тех, кто не может содержать участки. Надо отдать должное мэру Сен-Женевьев-де-Буа, он практически ни одну могилу должников не отдал под новое захоронение. Год назад, будучи послом России во Франции, я ему передал чек на 680 тысяч евро в покрытие долгов, поэтому на ближайшие 10–15 лет проблемы не возникнет. Будут набегать новые долги, и тогда придется их вновь компенсировать, но это произойдет уже в 20-х годах нашего века, и суммы компенсации будут меньше. Мэрия сейчас взяла курс на помощь в сохранении кладбища, и дела пошли гораздо лучше, чем десять лет назад.
