Почему мы проиграли?

Известный российский политолог Сергей Караганов отозвался на грузинскую войну тремя статьями в «Российской газете» (29.08, 26.09, 15.10.08) и большим эссе «Новая холодная война» в журнале «Россия в глобальной политике» (№ 5, 2008). Впрочем, идеи и образы, даже обороты речи всех последующих опусов практически повторяют – порой дословно – первый из них («Ловушка холодной войны»), написанный по свежим следам событий.

Главные тезисы его без преувеличения глобальной теории следующие.

1. «Осетинская агрессия Грузии» есть не более чем «предлог и провокация... ход пешкой в новой большой начавшейся игре».

2. Игра состоит в том, что, пытаясь остановить свой неминуемый упадок, «старый Запад» перешел в Южной Осетии в контратаку против «молодого авторитарного капитализма».

3. «Новый период мировой истории» начался. Знаменуется он холодной войной между Россией и «отстающим» Западом.

4. Задача России в этой холодной войне – разумно распределить свои внутри- и внешнеполитические ресурсы, чтобы на этот раз ее выиграть (из последнего, октябрьского опуса можно заключить, что в связи со всемирным экономическим кризисом холодная война, возможно, несколько откладывается, но в принципе это дела не меняет).

В теоретическом плане предложено нам здесь, если хотите, новое, пусть и сокращенное издание «Заката Запада» Освальда Шпенглера (переведенного на русский как «Закат Европы»). Правда, у Караганова не совсем ясно, имеет ли он в виду под Западом географическое понятие (подобно Шпенглеру) или символ «либерально-демократической модели». Впрочем, к этой путанице мы еще вернемся.

Альтернатива Европе

Статья Караганова во многом исповедальная – с первых строк: «Проклятья рвутся изо рта. Несмотря на все заклинания, в том числе и мои, новая холодная война, на мой взгляд, началась», – как видим, автор переживает это как свое личное поражение. Но также, и тут вся загвоздка, как неопровержимый симптом заката того, что он называет «старым Западом». По Караганову, закат начался с конца ХХ века, когда от «глобализации все больше стали выигрывать страны молодого капитализма – Восточной, Юго-Восточной Азии», «авторитарные и полуавторитарные молодые». А «старый Запад... стал быстро терять роль интеллектуального и морального лидера мира».

Другими словами, там наивно полагали, что после уничтожения фашизма и коммунизма глобальной альтернативы либерально-демократической модели больше нет. Позвольте, возражает Караганов, альтернатива есть. И, более того, предлагает она «гораздо более привлекательную и достижимую модель политического развития». Чем именно привлекательную, автор не объясняет. Остается предположить, что он разделяет знаменитую гипотезу, высказанную в свое время главным идеологом этой альтернативы, бывшим премьером Малайзии Махатхиром Мохаммадом: «Европейские ценности есть ценности Европы, азиатские ценности универсальны».

Допустим. Но Россия-то здесь при чем? Каким образом европейская страна – единственная к тому же в Европе – оказалась вдруг причастна к азиатско-авторитарной альтернативе Европе?

Африканские цифры

Привлекательность азиатско-авторитарных ценностей внушает некоторые сомнения даже самому Караганову: «Вряд ли у кого-нибудь из мыслящих и патриотических русских может вызывать восторг коррумпированный госкапитализм, пока торжествующий в нашей стране».

Еще бы! Ведь по независимости суда сегодняшняя Россия занимает, согласно World Economic Forum, 84-е место (из 102); по защищенности политических прав граждан – согласно Freedom House, 168-е (из 192); по защищенности частной собственности – согласно тому же World Economic Forum, 88-е (из 108); по защищенности граждан от коррупции – согласно Transparency International, 147-е (из 159)...

Как видим, по всем этим показателям опережает Россия главным образом африканские страны. На «старом Западе» при всех недостатках его либерально-демократической модели давно уже нет ничего даже отдаленно напоминающего эти африканские цифры. В чем же, если так, жизненный интерес России? В том, чтобы мобилизовать опыт «старого Запада» в преодолении вековой гражданской отсталости, или в новой конфронтации с ним?

Вопрос, конечно, риторический, и Караганов, я думаю, согласится, что опыт Запада важнее для России, нежели конфронтация с ним. Но тут вмешивается необходимость оправдать российскую позицию в грузинском конфликте. И теория «контратаки старого Запада». Ведь «холодная война развязывается... против России». И в такой ситуации «уступки бессмысленны», повторяет он из опуса в опус.

Выбор между двумя «М»

С невероятной быстротой перенеслись мы из мира глобальной политики, где азиатские «молодые» одолевают «старый Запад» и тот их контратакует, в мир жесткой конфронтации между Западом и Россией. Какая, однако, связь между двумя этими мирами? Почему контратакует Запад так нелепо, то есть не тех, кто его опережает, но страну, которая далеко от него отстает?

Ответ – на удивление стандартный и, что странно в устах Караганова, совершенно национал-патриотический: «Главная цель игры, которую нам навязывают... сорвать модернизацию России». Но опять-таки зачем? А затем, что, «как выяснилось, эта модернизация ведет не к созданию вассала, а к возрождению конкурента». Конкурента кому?

Это правда, что, по прогнозам, доля Запада в мировом ВВП сократится к 2020 году до 40%, но никто не уверен, вырастет ли за эти годы доля ВВП России хотя бы до 3%. Кому, помилуйте, может она при таком соотношении сил быть конкурентом?

В устах, скажем, Михаила Леонтьева такие мрачные подозрения по отношению к Западу звучали бы вполне уместно: с арифметикой он, как и всякий уважающий себя национал-патриот, не в ладах. Но Караганов-то знает, почему ни в чем не уверены сегодня эксперты. Потому что не ведают, какую из двух больших «М» (модернизацию или милитаризацию) выберет после грузинского конфликта Россия. В первом случае она могла бы стать конкурентом, скажем, Бразилии, во втором – разве что Нигерии.

Но уж Запад-то, безусловно, предпочитает модернизацию России ее милитаризации. По простой причине: меньше головной боли и какая-никакая помощь на центральном фронте международной напряженности – на Ближнем Востоке.

Которую, однако, из этих больших «М» предпочитает Караганов? Выбор для него откровенно мучительный (отсюда исповедальность). Как всякий национал-либерал, Караганов всей душой за модернизацию, но... лишь до первого международного конфликта России. Словно смерч, сдувает конфликт либеральную оболочку, обнажая извечную подоплеку: «права или неправа, моя страна всегда права». Ту самую, которую Владимир Сергеевич Соловьев назвал национальным эгоизмом. И вчерашний либерал неожиданно становится «националистом с оговорками».

В результате сшибки двух отрицающих друг друга интеллектуальных императивов Караганов отказывается от выбора. Он рекомендует России обе «М» сразу. «У нас окрепшая, но все еще относительно слабая армия. Ее нужно усиливать». И «совершенно очевидна... необходимость повышения гибкости и политической используемости ядерных сил». Это с одной стороны. С другой – «нужно, как бы трудно это ни было, хранить и личные свободы граждан, расширять поле их политических свобод».

Увы, пушки и масло совмещаются лишь в маниловских мечтах. В реальной истории это, как правило, не удается. Приходится выбирать: либо разгребать Авгиевы конюшни гражданской отсталости дома, либо конфронтировать со «старым Западом». И если конфронтация неминуема, то тут уж, извините, не до конюшен. На войне как на войне.

Запад как модель

Тут самое время вернуться, как я обещал, к определению «старого Запада». Судя по тому, как последовательно противопоставляет его Караганов авторитарному капитализму, ясно, что, в отличие от Шпенглера, имеет он в виду все-таки не географическое понятие, но «либерально-демократическую модель». И под псевдонимом «старого Запада», угасающего под напором авторитарных «молодых», фигурирует у него на самом деле эта модель.

В таком случае, однако, все его теоретическое построение рушится у нас на глазах. Просто потому, что азиатские «молодые», которым положено по его схеме ниспровергать «модель» Запада, сами, как выясняется, отчаянно стремятся ее обрести. Первопроходцем в этих азиатских оранжевых, если хотите, революциях, в ходе которых авторитарный капитализм заменялся западной моделью, выступили еще в 1986 году Филиппины. За ними последовала в 1998 году Индонезия. Нет, впрочем, надобности заглядывать в историю. Сейчас такие же мирные революции происходят в Таиланде и в Малайзии, то есть в цитадели авторитарного капитализма.

Пусть читатель сам теперь судит, является ли это историческое расширение территории западной «модели» в Азии симптомом заката Запада или азиатские оранжевые революции вдохнули в него новую жизнь. Как бы то ни было, шпенглерианская теория, предложенная Карагановым для оправдания российской позиции в грузинском конфликте, критического взгляда не выдерживает. Так же, как не выдержала его попытка объяснить этот конфликт контратакой Запада.

* * *

Не может, согласитесь, успокоить мир объявление новой холодной войны, как не могла это сделать гротескная попытка Вячеслава Никонова убедить его, что в Южной Осетии Россия лишь «воспротивилась собственному уничтожению» (см. «НГ» от 15.10.08). Так стоит ли после этого удивляться, что Россия проиграла психологическую войну за умы и сердца мирового сообщества, если даже самые умные и серьезные ее пропагандисты добились лишь результатов, прямо противоположных их намерениям?