Антон Олейник
Когда на все смотрят через перекрестье прицела, к эскалации войны может привести любое случайное событие.
Фото Юрия Тутова
«Пятидневная война» между Россией и Грузией заставила пересмотреть множество рациональным образом разработанных планов как в сфере бизнеса, так и в личной жизни. Вряд ли существуют модели, способные объяснить – и уж тем более предсказать – резко возросшую волатильность российского фондового рынка, одним из факторов которой и стала война в Южной Осетии. Вряд ли было много экспертов, ожидавших проблемы с подписанием контракта между «Газпромом» и канадской компанией Enbridge о совместном строительстве и эксплуатации терминала для перевалки сжиженного газа, – настолько выгодным казался этот проект обеим сторонам. Да и единственный ли это случай?
С точки зрения экономической науки и бизнес-сообщества война отнюдь не всегда противоречит рациональным соображениям. Ряд экономистов, оставляя ее гуманитарные проблемы в стороне, призывают увидеть в некоторых стратегиях конфронтации рациональное зерно. Так, нобелевский лауреат 2005 года в области экономики Томас Шеллинг получил известность, в частности, благодаря своему анализу рациональной стратегии brinkmanship, в переводе с английского – балансирования на грани войны. Почему же рациональные аспекты в случае российско-грузинского конфликта оказались на втором плане, уступив место форс-мажору и неопределенности, которые, наоборот, подрывают сами основы рациональных стратегий в политике и бизнесе?
Умеренная конфронтация
Шеллинг утверждает, что балансирование на грани войны является вполне рациональной стратегией развития конфликта. Состояние ограниченной, «тлеющей» войны может оказаться выгодным для обеих сторон конфликта с точки зрения избегания рисков, связанных с открытым противостоянием и развязыванием полномасштабных военных действий. Согласно теории игр (именно за работы в этой области Шеллинг и получил Нобелевскую премию), угроза перерастания конфликта в полномасштабную войну, даже если вероятность такого развития событий выглядит низкой, может оказаться достаточным сдерживающим фактором. Сторонам конфликта выгоднее достигать своих целей, не неся издержек войны на уничтожение.
«Тлеющая» война в Южной Осетии и Абхазии наблюдалась уже давно. Регулярные обстрелы, захваты «диверсионных групп» и сбитые разведывательные беспилотные самолеты случались в последние месяцы с завидной регулярностью. Иными словами, стороны как раз и балансировали на грани войны. Примечательно, что сторонами конфликта на Кавказе оказались те же страны, отношения которых и пытался первоначально смоделировать Шеллинг: Россия, действующая через своего «сателлита» Южную Осетию, и США, поддерживающие Грузию. Напрашивается очевидная параллель с периодом холодной войны, когда в условиях глобального противостояния США и Россия тем не менее избегали открытой конфронтации. Почему же сегодня открытой конфронтации избежать не удалось и стороны оказались напрямую втянутыми в военные действия?
Война и стремление к доминированию
Модели Шеллинга строятся исходя из допущения о рациональном – полностью или ограниченно – поведении противников. Каждый из них использует «тлеющую» войну в качестве инструмента для достижения своих целей. Расчет делается на стремлении оппонента избежать риска перехода конфликта в открытую форму – риска, который он не может просчитать и оценить. Ведь в ситуации «тлеющей» войны к ее эскалации может привести любое случайное событие (ошибка в интерпретации данных радаров – например, стаю птиц приняли за ракетную атаку – или сбой в работе радиолокационной системы), и смысл стратегии балансирования на грани войны как раз и заключается в расчете на нежелание зависеть от случайностей. Рационально ведущие себя стороны «тлеющего» конфликта заинтересованы не в его разрастании, а лишь в поддержании нужного градуса.
Кадры, на которых президент Грузии в момент нервного срыва жует свой галстук, широко обсуждались в российской и мировой прессе. Ввиду закрытости российской политической элиты и ее нахождения вне фокуса публичности не представляется возможным судить о том, как действовали и что жевали ее представители в ключевые моменты «пятидневной войны». Однако важно иное: недостаточная способность даже одной из сторон конфликта к контролю ситуации и принятию рациональных решений существенно увеличивает риски при использовании стратегии балансирования на грани войны. В интересах второй стороны тогда снизить градус конфликта и искать альтернативные стратегии для его решения, учитывающие возможную нерациональность действий визави. В случае конфликта вокруг Южной Осетии и Абхазии, при всей риторике российской стороны о «невменяемости» грузинских лидеров, подобной корректировки не было сделано – наоборот, был взят курс на увеличение частоты событий, каждое из которых способно перевести конфликт из латентной формы в открытую.
Закон возрастающей полезности власти
Этот факт ставит под сомнение рациональность действий и второй стороны конфликта, России. Поведение ее властвующей элиты, видимо, продиктовано не рациональным выбором, не оптимальной стратегией реализации прагматических интересов, а иными соображениями. Одно из объяснений может заключаться в особой целевой функции представителей российской властвующей элиты – их нацеленности на то, чтобы любыми средствами укреплять свое доминирование и увеличивать его масштабы как внутри страны, так и за ее пределами. США как патрон Грузии также упустили момент выхода конфликта за пределы поля рационального выбора, и это означает, что и для американской властвующей элиты приоритетно не решение прагматических задач, а доминирование в международных делах.
В отличие от максимизации полезности (именно эта функция лежит в основе моделей рационального выбора), максимизация власти не имеет встроенных ограничений. Каждая дополнительная единица потребляемого товара или услуги приносит меньшую полезность – именно так гласит закон убывающей полезности, который для экономистов является аксиомой. Каждая дополнительная единица власти увеличивает ценность каждого нового властного полномочия, и в результате рациональный расчет издержек, относительных вероятностей развития событий по благоприятному и неблагоприятному сценариям теряет свою актуальность. Подобно наркотику, потребление власти лишь увеличивает потребность в ней.
Балансирование на грани войны в условиях, когда поведение одной или обеих сторон конфликта обусловлено не рациональным выбором, а стремлением к усилению власти и господства, становится похожим на еще одну игру, также хорошо известную экономистам. Она заключается, как говорил Джон Кейнс, в том, чтобы «опередить пулю» и «сплавить поддельную или истертую монету ближнему». Чтобы выиграть, от игрока требуется не столько холодный расчет, сколько моментальная реакция и умение провоцировать оппонентов на поступки, которые предопределят их проигрыш. Все знают, что по кругу ходит поддельная монета, – нужно уметь как ни в чем не бывало принять и передать ее другому, надеясь, что именно у другого выдержки не хватит и он выдаст себя при очередной трансакции. Если в случае рациональной игры выигрыш достигается относительно порядка предпочтений игроков (они приближаются или удаляются от поставленных перед собой прагматических целей), то в случае игры «на опережение» выигрывать можно исключительно за счет другого. Увеличение власти одного влечет за собой уменьшение власти другого, и наоборот.
Примечательны различия в роли, которая отводится в двух случаях зрителям (всем тем, кто не является членом властвующих элит, но зависит от их действий). При рационализации конфликта его ход можно просчитать и, следовательно, под него подстроиться. Конфликт же, производный от вопросов власти и доминирования, по указанным выше причинам не поддается строгому моделированию и просчету. Поэтому «зрителям» остается только рассматривать действия представителей государства в качестве форс-мажора – чрезвычайного события, которое невозможно предвидеть и предотвратить, – и сушить сухари на случай всеобщей мобилизации находящихся в зрительном зале.
