Апология сущего

Владислав Сурков сделал доклад с провокационным названием «Русская политическая культура. Взгляд из утопии». По существу, это апология внутренней и внешней политики, того, что построено в России. Объяснение задним числом исходной логики проекта. Но ведь другие молчат вообще. Никто ничего не обещает и не объясняется с обществом. Даже кандидаты в президенты.

Доклад интересный. Написанный автором самостоятельно. Без референтов. В этом его большое достоинство. И одновременно указание на источник силы автора как практика: он и генератор идей, и их исполнитель – важнейшее условие эффективного управления преобразованием политического пространства России. Это вообще-то главное условие успешного реформирования чего бы то ни было. Маргарет Тэтчер смогла реформировать Британию именно потому, что была и генератором идеи, и ее исполнителем. И не поддалась на шантаж умирающих от голода шахтеров. Сказала, что как конкретным личностям она им сочувствует, но как человек, ответственный за будущее Британии, должна довести реструктуризацию угольной отрасли до конца.

У нас тоже бывает так. Но бывает, правда, и по-другому. Перестройка в тех сферах, где генераторы и исполнители идей совпадали, была успешной. Например, в сфере международных отношений и идеологии, Горбачев, Яковлев и Шеварднадзе довели дело до конца. А там, где, как, например, в экономике, делегировали генерирование идей советским академикам Шаталину, Аганбегяну, Абалкину, Буничу, Петракову, там вождям не хватало стойкости и последовательности. Позже и у Ельцина не хватило убежденности в версии Гайдара относительно того, что предприятия пойдут на снижение цен на свою продукцию ради реализации и получения оборотных средств. Он через 10 месяцев отправил Гайдара в отставку, а экономика продолжала конвульсивные попытки приспособиться к либерализации рынков по-советски через субсидированные кредиты и госгарантии, списание долгов и мучительный бартер.

Это я к тому, что мне совершенно понятно, почему Суркову удается отстраивать политическую систему страны в соответствии со своим видением. Ни один из его оппонентов не предлагал нам столь же самостоятельной версии фундаментальных проблем свободы и демократии в России.

У нас не принято обсуждать статьи Суркова. Конечно, есть риски: обыденное сознание дает мотив, лежащий на поверхности: будешь хвалить, скажут – лизоблюд, начнешь ругать – наживешь влиятельного врага.

Это удобное соображение. Оно освобождает от необходимости предоставлять продукт собственного производства. Это выгодно многочисленным политологам, бесплодным, как смоковница. Это выгодно политикам, не имеющим, как правило, оригинальных идей. Это выгодно оппозиционерам, поскольку позволяет игнорировать содержательную дискуссию, шансы на победу в которой неочевидны.

Я думаю, что бояться Суркова не стоит. Из текста видно, что он написан искренне и предельно заинтересованно. В таких случаях авторы немстительны, они прислушиваются к аргументам оппонентов и готовы к полемике.

Предлагаю начать обсуждение лекции Суркова. Я предоставляю газетную площадь всем содержательным точкам зрения. Хочу услышать ведущих политиков, то есть тех, кто собирается попасть в Думу в декабре с.г. Мне кажется, четкая позиция лидеров – подспорье для избирателя в определении своего выбора.

Что касается меня, то я выделю то, что мне понравилось или показалось достойным. А потом укажу на то, с чем не согласен.

Достоинства

Первое. Речь в статье идет о демократии. Суверенной, но демократии. Это очень важно, так как создает поле для сближения позиции с оппонентами. При этом анализ текста выявил для меня еще одну особенность: синонимом определения «суверенная» содержательно является всего один эпитет «российская». То есть текст неопровержимо свидетельствует, что Сурков говорит о «российской демократии», именно для этого он оперирует такими категориями, как «матричные структуры нашей истории», «национальное самосознание», «культура».

Вообще мне кажется, что термин «суверенная демократия» оказался неудачным. Обзови Сурков понимаемый им контент «российской демократией», эффект поляризации в обществе был бы меньшим. Отграничительная природа термина «суверенный» понятна для практических целей «объяснения на пальцах» для недалеких сторонников. Для сторонников «далеких» было бы достаточно назвать демократию «российской», потому что все и так знают, что есть демократия «американская», «японская», «швейцарская», «французская», «английская», «итальянская».

Второе. Автор хочет максимально включить в анализ проблем российской модернизации факторы социокультурного своеобразия России и россиян. Это правильно. Я двадцать пять лет назад занимался проблемами японского менеджмента. Мне казалось, что изучение этих вопросов позволит применить их в СССР и мы рванем вперед. В 1985 году я пришел к однозначному выводу: речь должна идти не об управлении по-японски, а управлении японцами. Это был ключ к пониманию того, что код пересадки японского управленческого опыта на советскую почву намного сложнее, чем кажется. Территориальная ограниченность японской земли, жесткая социальная градация: крестьянин – ремесленник – самурай, культура многочасового усидчивого повторения одной операции, будь то написание иероглифа или отработка удара в карате – факторы архетипического значения для Страны восходящего солнца. Кстати, иероглиф «до» означает «долгий путь». Поэтому многие виды единоборств имеют этот иероглиф в названии карате-до, дзю-до. У нас, я думаю, архетип национального сознания не предусматривает того предельного варианта покорности и бесконфликтности, что наблюдался в японской общине от того, что некуда было бежать и надо было приспосабливаться и улыбаться. У нас, когда доставал помещик или барин, всегда была альтернатива побега к казакам или в Сибирь. Русь велика.

Третье. Сурков делает тонкое замечание относительно того, что партии должны избирателей разделять, народ соединять. В качестве принципа российской многопартийности эта мысль выглядит плодотворной. По крайней мере на этом пути я могу представить себе время, когда победа одного из кандидатов будет составлять 0,1% и общество, признав подсчет голосов, признает и нового лидера своей страны, как это было в США в 2000 году.

Четвертое. Верно суждение о русском идеализме и мессианстве на его основе. Эта архетипическая черта кажется сегодня неуместной и иррациональной, но игнорировать ее нельзя без риска впасть в идеализм иного, утопического рода.

Пятое. Вывод о том, что наше общество – общество индивидуалистов, а русский коллективизм – вымысел чистой воды, почти революционен. По существу, он ставит под сомнение одну из ключевых составляющих так называемой матрицы воспроизводства архетипа русской нации.

Недостатки

Первое. Главная мысль автора звучит так: «Фундаментальные особенности России. Во-первых, это стремление к политической целостности через централизацию властных функций. Во-вторых, идеализация целей политической борьбы. В-третьих, персонификация политических институтов». Понятно, что Сурков занимается апологией того, что и почему было построено в политической системе при Путине. Но идеалу этой матрицы соответствует советский строй, особенно эпохи Сталина. Все на месте: и централизация, и мессианство, и культ личности как апофеоз персонификации политических институтов.

Вопрос: ну и что? То, что режим легитимизирован в глазах большинства населения, так и хочется сказать, подавляющего. А потом? После смерти вождя? Десталинизация, вынос тела, переписывание учебников, демонтаж памятников и┘ ностальгия по сильной руке. То есть соответствие параметрам матрицы – исторически краткий период (20–30 лет), в ходе которого осуществляется модернизация мобилизационного типа с упором на интересы государства в ущерб правам личности. И что это за матрица, требующая «дурной бесконечности» возвышения диктаторов-реформаторов, после которых надрываются сила и дух народа на долгие десятилетия?

Второе. Трудно согласиться со следующим тезисом автора: «Рассказы о том, что нынешнее беспрецедентное давление на Россию вызвано недостатками нашей демократии, – вздор, глупость. Гораздо умнее разглядеть за этими разговорами иные причины и цели – контроль за природными ресурсами». Мне представляется, что абсолютизация материальных мотивов ошибочна, как любая крайность. Во-первых, нельзя лишать Запад способности к реализации собственных идеалов в форме мессианства. Во-вторых, Запад, даже США – совокупность жестко конкурирующих между собою политических элит. И считать, что их объединяет, до неразличимости, корысть в отношении наших ресурсов – упрощение. Упрощение, выводящее нас за рамки содержательного диалога с Западом.

Третье. Неоправданно утилитарно, прагматично выглядит мотив необходимости сближения культур. Сурков пишет, что это нужно, «поскольку без доступа к интеллектуальным ресурсам Запада создание инновационной экономики кажется невозможным». Неужели культуры сближаются только для этого? А для обмена культурными ценностями неэкономического толка они нам не нужны?

Четвертое. Почти приговором России звучит вывод автора, хотя и с оговорками, о том, что «неосторожная и несвоевременная децентрализация всегда будут ослаблять российскую демократию. Порождать хаос и деградацию социальных институтов, структур демократической власти».

Вывод искренний, убежденный. Тем лучше. Потому что взгляд человека на угрозы децентрализации, которая в контексте архетипической матрицы всегда выглядит «неосторожной и несвоевременной», ценен тем, что он дает нам представление об идеале. Идеал – централизация, собирание. Но глобализация породила некую парадигму выживаемости для политических институтов и бизнеса. Эта парадигма – децентрализация процедур принятия ключевых решений, подключения к ним людей в самом низу иерархии. Без этого нет ни одного шанса выжить. Банки лопаются, корпорации банкротятся, государства распадаются, если центральный офис принимает на себя ответственность за все решения. Эта ответственность не подкреплена реальной компетенцией. Она вся внизу. Чем больше будет напряжение центростремительных сил, тем дальше разлетятся части после ослабления тяги. В мобилизационной модели так всегда происходит с ослаблением страха. В этой связи актуальной выглядит задача построения модели функциональной на основе децентрализации, делегирования, дебюрократизации и деконцентрации. Все искусство политики и вызов времени состоит в способности провести децентрализацию без хаоса, как реальную демократизацию власти в стране.

Пятое. Сурков, на мой взгляд, ошибочно утверждает, что в нашей политической культуре личность вытесняет институты. Мне кажется, что это происходит лишь в моменты переходности. Нюанс. Личность не вытесняет, а заменяет собой институты. Это – нормально. Ненормально, если личность в это время не создает институты. Если уход личности с политической сцены будет означать немедленный институциональный вакуум. Яркий пример – Москва. Умница Гавриил Попов, сокрушитель-теоретик административно-командной системы, не смог работать мэром. Потому что он столкнулся с институциональным вакуумом и его команды повисли в нем, если в вакууме может что-то висеть. Пришел Лужков, который и стал главным институтом новой системы. Он не поддержал приватизацию по Чубайсу, потому что понял, что частный собственник без институтов «отвяжется» и погрузит столицу в хаос и мрак. Лужков фактически отменил приватизацию и заменил ее на аренду, что дало ему рычаги давления на собственников, позволило заставлять мыть витрины и укладывать тротуар вдоль магазинов и зданий. Дикий, нерыночный способ, но Москва первой из городов России вышла из мрака и запущенности перестройки и первых лет либерализации. Для этого Лужкову пришлось быть вездесущим, в кепке, на стройке, в спальном районе, снимающим с должностей, ругающим важных чиновников, встречающимся с представителями различных диаспор, лоббирующими свои деловые интересы и землеотводы в столице. Кстати, мое определение института звучит так: процедура плюс традиция ей следовать. Под этим углом зрения мне понятны институты коррупции и правосудия, принятия решений и демократии.

Касаясь Москвы и Лужкова, важный вопрос звучит так: что оставит в наследство Юрий Михайлович с точки зрения функционирования мегаполиса – отлаженные институты или вакуум, потому что все решения принимал лично он? Если институты созданы, то он может уходить и заниматься пчеловодством или кататься на машинах. Если с его уходом начнется хаос, передел рынка, война кланов и тому подобное, то пусть сидит в своем кресле еще. Лиц, способных без ущерба для москвичей взять Москву под контроль в отсутствие институтов, сегодня в стране нет.

Задача людей у власти, заменяющих собой отсутствующие или неработающие институты, приоритетно и неустанно эти институты строить. В этом видится их историческая миссия. Если Сурков, замещающий собой целую дюжину институтов, создаст институциональные основы будущей политической системы, то он станет исторической личностью. Если же он будет действовать просто как их (институтов) заменитель для достижения прагматических целей текущей политики, то он тоже останется в истории. Но это будет уже совсем другая история.

В заключение хочется еще раз сказать вполне определенно: такого рода статьи – важный инструмент введения в повестку дня серьезных, дискуссионных тем для обсуждения важных проблем как сторонниками, так и противниками нынешнего режима.

Продолжение темы

Читайте═также: