Максим Гликин.
Глеб Павловский сетует: Путину разъяснять свои шаги все труднее, а его политическое окружение не берет на себя эту работу.
Фото Михаила Циммеринга (НГ-фото)
– Глеб Олегович, до очередного выборного цикла – не так много времени, а общество теряется в догадках. Руководство страны не считает нужным что-либо объяснять. Характерен ответ Грызлова на вопрос о причинах покушения на Чубайса. «Это кощунство!» Звучно, конечно, но совершенно непонятно.
═
– Слово «кощунство» вырвалось у Грызлова, как всхлип возмущения пальбой на дорогах, по которым передвигается, кроме прочего, и он сам. Кроме того, как и все, Грызлов подозревает, что речь идет о театре, а театр со стрельбой на правительственных трассах недопустим. Но главное, вы вопросы задаете не тем. Вот вы говорите – «элита». А элита – те, кто способен объяснить свои действия. Те, кто не ведает, что творят, не элита.
═
– Вы хотите сказать, что есть люди, которые делают политику, но мы к ним не обращаемся?
═
– В общем, да. Одни делают политику, другие готовятся к выходу в нее. Ими никто не интересуется, тем проще для них. «Придут честолюбивые дублеры». Я знаю десятки нерядовых людей. Людей из мелкого и среднего бизнеса, из сферы политического менеджмента, мэров, среднего уровня партий, региональных людей, мнением которых никто не интересуется. Пока одни твердят, что свободы нет, другие их умоют, правильно воспользовавшись свободой, которую те не использовали, и временем, которое те потеряли. А потом вы напишете, что были не выборы, а заговор политтехнологов!
═
– Есть ощущение интеллектуального дефицита в высших эшелонах власти. Прежние премьеры и главы администраций – Кириенко, Волошин, Чубайс – по крайней мере могли объяснить, чего они добиваются. А чего хотят нынешние? Они сами-то понимают?
═
– За 20 лет сложилась прослойка из групп, получивших разного рода преимущества, – прослойка выгод, этакий постсоветский нобилитет, забивший поры в аппарате и в бизнесе, в общественных институтах, не исключая прессы. Они получали отступные с каждой революции и с каждой реакции. Это наше живое «политическое ретро» требует, чтобы все дела и далее велись через них. Между тем эти люди давно не могут предложить ни новых идей, ни решений – здесь я должен поспорить с Германом Грефом, на днях заявившим обратное. Они бухтят, всем недовольны, и, странным образом, не прочь еще раз что-либо возглавить, например «новую революцию». Выступить в роли авангарда, чтобы сохранить монополию и перекрыть новым государственным силам путь к консолидации.
Сегодня, я думаю, просто нельзя пускать к власти людей, которые не объявили о своих намерениях доказательно и реально. Это вопрос о партизации политики. В мире другого способа заставить политиков отвечать за свои идеи, кроме партий, не придумано.
═
– А не ложная ли это цель? В мире ощущается как раз кризис партийной системы. Да и у нас на выборах 2003 года главной сенсацией стал блок «Родина», своего рода медиапартия, раскрученная на ТВ.
═
– То есть ничего не делать и есть способ быть на уровне новейших мировых стандартов, ага! Лежит богатая русская натура на печке нефтегазовой и коллекционирует свои преимущества над окружающими. Я утверждаю, что следующие годы до избирательного цикла – время политики, которая объявляет свои ценности и предлагает партийные инструменты реализации этих ценностей. Пока одни твердят, что партии – это отстой, другие получают хорошие результаты на местных выборах, берут ЗАКСы и продвигают своих в губернаторы. Новые партии дышат в затылок старикам и не скрывают, что набираются опыта перед общенациональными выборами.
═
– В Киргизии, Грузии, да и на Украине революция делалась не партиями.
═
– В России тоже – в 1991-м и в контрреволюциях 1993-го и 1999–2000-го... Хотим еще? Нам нужно государство или революции? И что у нас, собственно, называют революцией? Быстрое формирование массовой силы с безудержно популистской идеологией, способной расколоть страну на две стороны, при помощи Запада вовлечь в раскол государственный аппарат и дать одним гражданам упиться победой над другими. Унизить половину собственной нации, сделав их навсегда нелояльными новой власти. Кстати, следует помнить, за кем в России есть реальный ресурс популизма. Этот «революционный потенциал» сегодня, безусловно, в руках Путина. Если бы он захотел, он мог бы перевернуть страну ста словами, отменив политику и партии. Одним своим заявлением он может сформировать общенациональную силу, верную лично ему. То, что он этим не пользуется, а идет на выборы и усиливает партийную систему, – одно из самых надежных подтверждений его демократической лояльности.
═
– Пока на 2008 год просматривается три сценария – преемник, парламентская республика, пролонгация полномочий. Элита определилась?
═
– Этот набор глубоко провинциален. Наша так называемая элита застревает в бесконечно пережевывании собственных предрассудков. Точно так же в 98–99-м году все застряли в обмусоливании версий с «продлением полномочий» и «отменой выборов», вариантов, которые так ничему и не просоответствовали. Теперь опять обсуждаем бог знает что. Начнем с такой мелочи, не последней по важности: Россия – это действительно мировая держава не только в том смысле, что мы боремся за ее мировой статус и европейскую идентичность. Но еще и в смысле высокой уязвимости России в обозначившуюся после 11 сентября и войны в Ираке эпоху новой глобальной нестабильности. Повсюду намечается борьба, я бы сказал, вариантов упрощения мира. Дело хорошее, но как бы и нас заодно не «упростили». Россия в группе кандидатов на принудительную стандартизацию. В нашей внутренней политике присутствует отчетливая глобальная подоплека. Например, позиционирование сил по отношению к путям развития – европейский или иной? У нас любят рассуждать про модернизацию, это стало заклинанием. Но здесь подстановка – нам не нужна модернизация через катастрофу, не нужно усиление потенциалов за счет углубления национального раскола. Нам нужна европеизация, а не только модернизация. Модернизацию нам и Китай предложит – причем с выездом на дом. Нужна европеизация, то есть консолидация нации на основе ее европейского выбора. На выборах 2007–2008 года основной конкурс разворачивается для вариантов европеизации. И прежде всего между вариантом подчиненной европеизации – ориентации на принятие всех и всяческих стандартов Брюсселя, без каких-либо обещаний, что нас когда-либо примут в Евросоюз, – это позиция уважаемых мною людей, как, например, Владимир Рыжков (позиция Комитета-2008 в целом еще более невнятная). И вариант суверенной европеизации. Когда Россия определяет для самой себя набор критериев собственного европейского выбора. Европейский выбор для России – это сама мировая Россия, это не Брюссель. В том числе и стратегия отношений с объединенной Европой, отношений с Восточной Европой, своя роль европейской силы на пространстве Евровостока. Путин – бесспорно, носитель этого варианта. Хотя в личном плане, я думаю, события заставляют его колебаться в пользу идеи модернизации любой ценой, и это иногда тормозит его политику. Но, полагаю, проект Путина – это европейский проект для России. И модель выборов 2008 года будет европейской, а не революционной моделью.
═
– Допустим, с выбором модели определились. Но как все-таки найти для Путина преемника?
═
– Зачем? Так мы либо заложим в основу политики конфликт двух сильных личностей, либо дадим России слабого президента. Второго случая избиратель скорее всего сам не допустит. Стратегия «преемника» на выборах 1999–2000 гг. появилась из-за фатально слабевшего Ельцина, неспособного иным путем сохранить основы своего государства. Такого фактора больше нет, и сценарий с «преемником» отпадает. Так уж вышло, что Путин и его сторонники сегодня являются латентной партией. У этой теневой партии есть массовое основание, пульсирующее по широте, что отражается в виде колебаний рейтинга. Но колебания затрагивают периферию. Есть достаточно твердое ядро – жестких сторонников Путина, это примерно четверть населения России. Что же, вы полагаете, это ядро согласится просто выбыть из политической жизни вместе со своим лидером – Путиным? А оно пока не уверено, что «Единая Россия», даже вместе с гарцующей на ее поле Партией жизни, представляет его интересы. Преемнику они не поверят тем более. Они властвуют сегодня только через Путина.
═
– Стало быть, надо создать новую, чисто путинскую партию?
═
– Нет. Это означало бы объявление Путиным войны «Единой России», крушение путинского большинства в Думе – кому это нужно?
═
– Так что же делать?
═
– Оптимальный вариант – умеренно прогрессистский. Это достройка в реальную партию, укрепление и усиление самой «Единой России». Что предполагает прежде всего обновление ее способности работать на региональных выборах. Достроить систему подготовки политических кадров для партии. Создание периферии молодежных организаций, которых тоже пока фактически нет. Создание мозговых центров – то есть центров выработки партийной политики. Этого нет начисто. Но если «Единая Россия» к 2007-му не успеет стать действительно партией сторонников Путина, стать носителем путинской идеологии России и «главным европейцем» страны, то политики переключатся на поиск более широкой национальной коалиции типа народного фронта, основанного на принципиальном межпартийном пакте. Идущего с некоторой единой программой, которая является и программой Путина.
═
– Вы отвергаете второй вариант – парламентскую республику?
═
– Второй вариант просто плох. Но игра на этом поле тоже идет. Только советую помнить, что в реальной политике «Россия – парламентская республика» – вариант суперпопулистский! Он означает отказ от построения хотя бы одной реальной партмашины, опрокидывание страны в конкуренцию популистских движений с «программами-минимум» и, следовательно, вынужденную активизацию собственного популистского потенциала власти. Нефтяные деньги позволяют и такую «защиту Путина». Это случится, если сегодняшняя правящая прослойка упустит политический процесс из рук и произойдет мерзость – умами непредставленных групп завладеет популистская идеология с фюрерской командой. Ничто не исключено. Кастинг российских младофюреров мы наблюдаем уже теперь. В случае кризиса Путину пришлось бы поверх голов правящего класса активизировать свой популистский потенциал ради спасения нации. В этом случае возникали бы варианты с какими-то конституционными новациями. К счастью, все это абсолютно гадательно. Такие варианты мы обязаны рассматривать как нежелательные, в рамках штабных политических игр. Если политическая работа нынешней кремлевской команды провалится, что же, Путину придется звать себе другую бригаду. Но лучше меньше, да лучше.
═
– А что это за форс-мажор? Угроза того, что к власти придут националисты?
═
– Возможно. Парламентский вариант в России, именно как популистский, резко повышает шанс возникновения национал-фундаменталистского большинства, которое далее само не уйдет. Кстати, интересно, что США в последнее время склонны заигрывать с популистскими мятежами, объявляя их «свободолюбием». При всем своем уме и силе, американцы бывают способны к поразительной слепоте. Могли же США – десятилетиями! – именовать красных кхмеров «законным правительством Камбоджи». А что показала Киргизия, где катастрофы пока удалось избежать усилиями России и разумных сил в оппозиции? Я не могу исключать и у нас попыток интернациональной помощи «русским народным демократам».
═
– Мягкой интервенции?
═
– Да, такой, знаете ли, гуманитарно-политической... Это надо разбирать отдельно – зачем, почему они это делают, зачем это нужно. Но если бы у нас появилось такого типа движение, они бы довольно быстро присвоили ему звание демократического. Эдуард Лимонов – яркий пример. Оставаясь человеком, который яростно ненавидит западный, в особенности американский образ жизни и талантливо это выражает, Лимонов эффективно собирает бонусы на правозащитном поле «гонимой демократии». Ранний фашизм в Германии, кстати, также был любимцем тогдашних правозащитников. Но в итоге для России популистский вариант равносилен десуверенизационному проекту. Этакий национал-ликвидком для Российской Федерации.
– Есть ведь и третий вариант – создание государства на основе союза России и Белоруссии и выборы президента уже новой страны. Элегантная форма пролонгации полномочий Путина.
═
– Государственный союз двух европейских наций – тоже форс-мажор, но абсолютно позитивный! И для России он куда более значим, чем личность будущего президента. Нечего рассматривать другую страну как протез неспособности решать внутренние проблемы политики. В случае полномасштабной реализации союза Белоруссии и России придется пересматривать не только вопрос о президенте, но и всю повестку дня нашей политики. Даже ЕС пришлось бы кое-что пересматривать. У нас в России вообще как-то несерьезно относятся к Белоруссии. А та по ряду модернизационных параметров обошла нас. И экономика растет получше, и с проблемой льгот они разобрались лучше, чем мы, и в реформе армии продвинулись дальше. Путин реально нацелен на российско-белорусский союз. Но рассматривает эту проблему как колоссальный исторический шанс, а не как способ пролонгации власти. Но он реалист. Как можно строить союз с другой нацией, ничего не предлагая ее элите, включая ее реального лидера – Лукашенко? Так не получится.
═
– Но если обойдется без форс-мажора – какое все-таки место после смены власти найдется для Путина?
═
– «Путин при преемнике» невозможен, впрочем... Могу предложить вам формулу: «преемник» возможен в случае, если Путин уходит – полностью, принципиально, целиком – в частную жизнь. Уходит из политики насовсем. Но это плохой вариант. Возникает вопрос – как он передаст другому эту свою гигантскую, многомиллионную теневую «партию Путина», это фактически уже правящее большинство?! Иное дело – сформированная и партийно оформленная национальная программа действий, движущая фигура и автор которой – Путин. Тогда возникают основания для перетока этого анонимного путинского большинства в прозрачные для избирателя партийно-политические формы. В виде партии, если «Единая Россия» одна на это способна, или в виде национального блока или фронта партий.
═
– А Путин может стать его лидером.
═
– В этой стратегии у Путина есть куда больше одного варианта занятости. Меняется и концепция правительства, его вес в государстве может быть разным. Возможен чисто технический кабинет, реализующий популярную национальную программу под массовым политическим контролем. Возможна, наоборот, «украинская» модель кабинета – правительство состоит из ярких политиков, за которыми интересно следить, даже когда они делают глупости. Украинцы называют правительство «кабинетом пиарщиков» – яркие личности компенсируют даже слабости своего курса. Курс бьет любую должность.
═
– Но нынешняя «Единая Россия» такому проекту не соответствует?
═
– Когда я говорю о том, что сама партия должна совершенствоваться, она должна, в частности, внутри себя дать простор разным народным силам. Потому что в ней есть реально разные платформы. И я думаю, что эти платформы должны, не разрушая партию, оформиться организационно и идейно. Не секрет, что там есть и крыло либеральное, и крыло консервативное. Почему эти люди должны молчать? Если они должны молчать, то чем заниматься тогда? Путину разъяснять себя все труднее, а его политическое окружение не берет на себя эту работу либо использует молчание Путина как способ развернуть палитру образцов подковерного брюзжания. Будут создаваться и новые партии за пределами нынешних, этот процесс идет реально. Я вижу по меньшей мере несколько партийных проектов, которые готовятся, среди них есть интересные партийные проекты, не заявившие о себе. Некоторые начинают правильным путем – с разработки своего программного предложения стране.
═
– Новые правые?
═
– Правый фланг настолько ослаблен, что здесь царит анархия. Сегодня правое поле – как район Выхино ночью, тургеневским девушкам лучше не гулять. Там вообще какой-то беспорядок, хаос, попытки «зайти слева». Идея обойти задачу партийного строительства через фигуру Касьянова – очень странная идея. Касьянов даже теми, кто считает его реальной фигурой, никогда не рассматривался как человек позиции. Он не несет с собой программу действий, даже реставрационную. И как вы реставрируете мир до Беслана и 11 сентября? Так что я не понимаю, чем занимаются старые правые партии, если не считать тренинга на местном левом электорате.
═
– Покушение на Чубайса тоже связано с предвыборной повесткой?
═
– Есть такая версия. Но то, что театральные сценарии начинают преобладать над политическими, само говорит о болезненном состоянии духа. Чубайс, докладывающий стране о ходе расследования так, будто он, на манер Аракчеева, ведет сыск и расправу в личном поместье, имеет дикий, совершенно неевропейский профиль. Он «узюганивается», что ли... Вот и Зюганов тоже такой матерый мужичище, только никому уже и в голову не придет, что он станет лидером нации и президентом России. Ты еще интересный парень, но – для исторических программ Сванидзе.
═
– Допустим, элита все-таки находит человека, который продолжит путинский курс. Чем занимается Путин? Становится главой правительства?
═
– При нынешнем слабом весе правительства, если «Путин станет Фрадковым», он нанесет жестокое оскорбление тем, кто ему политически доверяет. Они почувствуют себя обманутыми и не поддержат такое правительство и такую власть. Они потеряют к нему интерес. Вообще при убедительной программной победе российской нации – а именно это должно состояться в ходе выборов 2007–2008 гг. – должность автора победы уже не важна. Путин тогда есть просто Путин, в «доме, который построил Путин». Он отец-основатель государствующей нации России. Это не нужно удостоверять бумажкой от Вешнякова.
═
– Так что же Путину мешает?
═
– Путин реально движется в условиях чудовищно слабого государства, слабого не вообще – само по себе оно, может быть, не такое слабое. Оно слабо для решения своей приоритетной задачи – восстановления России как мировой державы. В этом слабом государстве президент вынужден двигаться галсами, путем компромиссов – кадровых, идейных, политических, иногда замолкать и молчать подолгу, что делает его непонятным. Объективно система работает на изоляцию Путина. Если она не войдет в режим идеологического и партийного обновления заранее, то к 2007–2008 году она способна подвести общество к популистскому коллапсу, который, увы, придется подавлять. Надо честно и вслух сказать, что заигрывание с идеей дубль-перестройки, дубль-революции означает не что иное, как желание положить конец свобод. В стране, заплатившей 30 миллионами жизней за суверенитет, свобода невозможна без суверенитета. Требование переворота означает намерение лишить граждан России суверенных прав на жизнь, которой они живут. Зимние дворцы и белые дома ни штурмовать, ни блокировать нельзя. Для чего у властей должны быть особые законные средства. Всем ясно, что некоторые из видов массовых действий, разрушительные для страны и опасные для ее соседей, получат силовой отпор. Это норма любого политического класса – что в Англии, что в России.
Дарья Гармоненко