Никита Загладин Вопросы о том, как меняется облик мира в последние десятилетия, какое место в структуре мирохозяйственных связей и мировой политике занимает и может занять Россия в обозримой перспективе, становятся все более и более дискуссионными.
Среди российских экспертов одни связывают новые реальности с глобализацией, переходом ключевых позиций в мировой экономике к транснациональным корпорациям и банкам Запада; другие – с победой США в холодной войне и попытками американской правящей элиты утвердить свое глобальное лидерство. Отнюдь не отрицая значения этих разработок, все же необходимо отметить, что базовые, глубинные перемены в характере развития человечества нередко остаются вне сферы внимания аналитиков.
Речь идет, как представляется автору данной статьи, о переходе всей цивилизации к качественно новой стадии развития – информационному обществу.
С приобретением информационным обществом в 1990-е гг. более или менее зрелых форм развития выявился целый комплекс новых проблем, по своей масштабности и значимости равнозначных тем, которые дали о себе знать на рубеже перехода от феодального, аграрного строя к индустриальному, капиталистическому. Возникли качественно новые факторы, вызывающие серьезные сложности для всей системы отношений собственности, распределения и обмена, существующей в большинстве стран мира.
Во-первых, малая эффективность попыток гарантировать в современных условиях защиту прав интеллектуальной собственности, прежде всего на технические знания, придает определенную зыбкость и неустойчивость самому понятию «собственность».
Во-вторых, либерализация банковской деятельности и информатизация сферы обращения нарушают весьма существенные принципы стабильного функционирования рыночной, капиталистической экономики.
Существенным и ранее не учитывавшимся фактором общественного развития становится феномен «кризиса человека». Дело в том, что человек, живущий в развитых странах, подвергается воздействию огромных потоков информации, возможности осмысления которой не безграничны. Это ведет к тому, что часть информации вообще не поддается осознанному восприятию. Возникает проблема неадекватной реакции политиков, руководителей делового мира на происходящие события.
Потенциальным источником угрозы существованию человеческой цивилизации становятся не только проблемы экологии, но и научные эксперименты (в частности, в области генетики, биотехнологий, строения материи и т.д.), последствия которых далеко не всегда учитываются.
Серьезные сложности в информационный век терпит и такая структура, порожденная развитием капитализма, как национальное государство. Процесс становления информационного общества во многом напоминает формирование индустриальной цивилизации, начавшейся с промышленной революции в Англии на рубеже XVIII – XIX веков и обеспечившей ей на протяжении нескольких десятилетий роль «промышленной мастерской» мира, пока не сложились новые центры индустриального развития.
В современных условиях роль «центра» формирования информационного общества сыграли США, сохраняющие, по многим оценкам, уникальную в мире возможность – обеспечивать развитие новых технологий практически на всех направлениях научно-технического развития. Единственный существовавший противовес, потерпевший крушение, – СССР – был исходно ущербным, поскольку мог противостоять США преимущественно в области военных технологий.
Наличие «центра» предполагает существование вокруг него нескольких кругов. То есть «периферии», куда перемещается традиционное индустриальное, материальное производство, вторичное по отношению к новым технологиям, создающимся в США, добыча сырья и энергоресурсов (третичное производство), в значительной мере потребляемых Соединенными Штатами. Они становятся своего рода «империей», вовлекающей в орбиту своего экономического и политического влияния остальное человечество. С этой точки зрения США уже выступают не государством с определенными национальными, геополитическими и т.д. интересами, а центром глобальной системы миропорядка.
Практика показывает, что государство (это особенно наглядно видно на примере многих нефтедобывающих стран) может сохранить свою идентичность (правда, ограниченную) при условии экономического «встраиванию» в неоимперскую систему США в качестве вторичного или третичного, подчиненного звена. Однако подобная роль оказывается неприемлема для многих развитых стран мира, хотя их собственных ресурсов недостаточно, чтобы конкурировать с Соединенными Штатами в области разработки новых технологий.
Альтернатива «встраивания» в структуру американизированного экономического миропорядка связана с объединением усилий средних и малых государств для формирования новых финансовых и экономических «центров силы». Этот путь, как показывает опыт Евросоюза, вполне реалистичен, но требует отказа ранее ведущих стран мира от многих прерогатив, ассоциирующихся с национальным суверенитетом, создания наднациональных структур конфедеративного типа. Государства, идущие по этому пути, отказываются от многих элементов своей самобытности, «встраиваясь» в новый, формирующийся «центр силы». При этом со временем складывается новая национальная самоидентификация («европейцы» вместо «немцев», «французов» и т.д.). Однако к принятию подобной модели развития многие народы, особенно с колониальным прошлым или относительно недавно утвердившие собственную государственность, не готовы.
В России финансово-промышленные группы, связанные с эксплуатацией природных ресурсов, объективно заинтересованы в том, чтобы Россия стала зоной периферийных интересов «центров силы» современного мира. Эта стратегия обеспечивает как минимум на насколько десятилетий процветание деловых и политически влиятельных кругов, связанных с добычей нефти, газа, редкоземельных металлов и т.д. Попутно определенные льготы от подобной ориентации может получить и часть российского общества. Однако такая стратегия не гарантирует, что после исчерпания базовых природных ресурсов у России останутся источники не только развития, но и выживания как государства. Она создает риск углубления внутренних противоречий в стране, в частности между относительно процветающими субъектами Федерации, где находятся основные природные ресурсы, и дотационными регионами. Она чревата продолжением деградации научного, интеллектуального потенциала России.
Советский Союз выделял значительные средства на научно-техническую сферу, особенно в области военных технологий, и добился в их развитии несомненных успехов. Но эти разработки не затрагивали сферу гражданского потребления, которая в условиях всеобъемлющего дефицита поглощала любую продукцию, в том числе изготовленную по технологиям начала ХХ века или 1930-х гг. Между тем приоритетным для обеспечения конкурентоспособности страны на мировом рынке в XXI веке, как показывает опыт Японии, Китая и новых индустриальных стран Азии, становится выпуск автомобилей, стиральных машин, телевизоров, радиоприемников и прочей бытовой техники, одежды, а также конкурентоспособной и экологически чистой аграрной продукции, в чем Россия никогда не преуспевала.
Реалистичной для России оказывается гибкая стратегия, позволяющая в максимально возможной степени использовать имеющиеся у нее возможности занятия достойного места в глобальном мире информационных технологий. Переход к ней наметился с начала XXI века.
Во-первых, она предполагает использование благоприятных для России условий на мировом рынке нефти и нефтепродуктов. При условии частичного перераспределения государством получаемых от их продажи доходов возникают возможности подъема экономики, увеличения объема ВВП примерно вдвое на протяжении 10 лет. Ожидается, что это не только повысит уровень жизни населения, но и позволит увеличить объем средств, вкладываемых в развитие интеллектуального потенциала страны, научные разработки и создание наукоемких производств.
Во-вторых, становится необходимой гибкая политика по отношению к бизнесу, призванная создать ему стимулы к вложению средств в производящий сектор экономики страны, в наукоемкие отрасли, а одновременно – ограничить возможности «теневых» и спекулятивных операций, добиться своевременной и полной выплаты налогов. Новое измерение приобретает политическая борьба. Она оказывается связана не столько с противостоянием сторонников и противников развития страны по пути рыночной экономики, сколько с конфликтом приверженцев «сырьевой» и «информационной» ориентацией развития страны.
В-третьих, особое значение приобретает углубление интеграции в рамках СНГ, которая ранее успешно развивалась больше на словах, чем на деле. Возрастает – при всех сложностях – актуальность сближения с такими перспективными экономическими партнерами, как Япония, страны Евросоюза, США. Добиться от них восприятия России не только как поставщика сырья на мировые рынки, но и в долгосрочном плане как равноправного партнера по информационному обществу стало важнейшей задачей отечественной дипломатии.
Дарья Гармоненко 
