Григорий Заславский Последние слова пьесы кажутся позаимствованными из газетной передовицы, цитатой из предвыборного выступления. Максуд Ибрагимбеков (р. 1935), народный писатель Азербайджана, президент ПЕН-клуба и депутат парламента Азербайджанской Республики, не стесняется прямолинейности, напротив, порой упрощает речи героев до плакатной выразительности.
Без иносказаний
Негромкая любовная история в этой пьесе лишь едва-едва камуфлирует основную, общественно-политическую тему. Историческая мелодрама нужна Ибрагимбекову для затравки; цель же пьесы - в этих последних словах и в нескольких таких же прямолинейных, лишенных иносказания диалогах и монологах; Ибрагимбекову важно, чтобы мысль очистилась от притчевой двусмысленности, чтобы авторский мессидж был прочтен однозначно.
Идеальное государственное устройство не нужно искать на стороне, оно рядом, и о нем говорит все тот же Шахларбек Мехмандаров, обращаясь к сыну: "Запомни, в каком бы веке люди ни жили, им необходимо, чтобы их государством правил один человек. Не два или несколько, а один-единственный - божий избранник. Что бы ни говорили прогрессисты, так было и будет всегда. Иначе смута и гибель государства". Таков наказ отца.
Агитка? В определенном смысле - да. А еще - антиутопия, пьеса-катастрофа, пьеса-предупреждение.
Накануне выборов пьеса звучит особенно злободневно, хотя автор злободневности, кажется, не боится; напротив, где возможно, подчеркивает возможные ассоциации и политические параллели. Подчеркивая те и другие, автор предпосылает своему сочинению эпиграф: "Всякое сходство персонажей с реальными лицами является абсолютно случайным". Чем больше сходство, тем неизбежнее возникают подобные авторские предуведомления и тем сильнее они распаляют фантазию читателей и зрителей.
В контексте сегодняшней бакинской жизни слова Максуда Ибрагимбекова, то есть, прошу прощения, слова героя его пьесы Шахларбека Мехмандарова означают следующее: бойтесь тех, кто смущает сегодня ваш дух, а на самом деле готовит Азербайджану новую нищету, голосуйте за Ильхама Алиева, сына Гейдара Алиева, он один сможет обеспечить преемственность государственной политики, а следовательно, и благосостояние страны. Как сказано в пьесе, "второй шанс нельзя упускать". А в том, что нынешний момент - это и есть время второго Нефтяного Бума (оба слова, как в пьесе, пишем с прописной буквы), сомнений быть не может.
Разговор о жизни и смерти
Для Азербайджана разговор о нефти - это разговор о жизни и смерти.
В России такие "жизнесмертельные" темы тоже имеются. Но вслух о них говорить в кино, либо со сцены, либо в прозаической форме не принято. Когда-то говорили, но с некоторых пор не принято. Когда-то и театр был кафедрой, и писатели - властителями дум. Теперь - не то.
Может быть, сказывается утомление от десятилетий, проведенных "под пятой" соцреализма, когда писатели вынужденно (одни вынужденно, другие по зову сердца) поднимались на высокие трибуны, чтобы одобрить решения очередного съезда КПСС, выразить поддержку курсу на интенсификацию производства, осудить сионизм в Израиле и апартеид в ЮАР┘ С тех пор прошло без малого 20 лет, в которые никто особо не требовал что-либо поддерживать или, напротив, осуждать. Поначалу труженики кисти и пера считали нужным выразить свою поддержку курсу на гласность и демократизацию, потом - с большей или меньшей искренностью - возвышали свой голос в защиту молодой российской государственности. А потом наступила апатия, общественная активность писателей и художников больше не выходила за цеховые границы, ограничившись распределением премий и борьбой за собственность того или другого творческого союза.
Было время, когда Евтушенко откликался и на строительство Братской ГЭС, и на вынос Сталина из Мавзолея. Не боялся идти по стопам Маяковского и говорить "во весь голос". Было время, когда Вознесенский призывал: "Помогите Ташкенту!" - и этот поэтический призыв был услышан.
Сегодня гражданская лирика вовсе исчезла, лишь едва-едва теплится на левом фланге (см. газеты "Завтра" и "День литературы"). Гражданская драматургия - исчезает.
Театр больше не хочет быть ни кафедрой, ни храмом. Поэты желают быть просто поэтами. Заданный Юрием Шевчуком вопрос: "Что же будет с родиной и с нами?" - повис в воздухе. Нет ответа.
В стране горы свернуты, все с ног на голову перевернуто, а между тем осмысления произошедшего как не было в пору самих перемен, так нет и теперь.
Сравнение нынешнего времени с эпохой Великого Октября и послеоктябрьского "урегулирования" готовит тем большие разочарования, при том, что творческая интеллигенция в обоих случаях была и среди застрельщиков перемен, и среди тех, кто эти самые перемены приветствовал кистью и резцом, словом и делом, пером, как говорится, и шпагой.
Весь послереволюционный Маяковский со всеми своими поэмами и стихами "укладывается", напомним, до 1930 года; Шолохов в темпе пишет "Тихий Дон", Булгаков - "Белую гвардию", Бабель - "Конармию", Фадеев - "Разгром", Платонов - свои повести и романы, Константин Федин┘ Это - самый верхний слой.
┘Ничего похожего нет и в помине. Ни по размаху, ни тем более по качеству - как художественному, так и по качеству самой мысли. Поэтому - как за соломинку - хватаются критики за романы Проханова, в них, за неимением чего-то другого, находя одновременно и отклик, и осмысление эпохи.
Правое и левое
Время от времени наши критики бросают упреки: мол, слаба наша "левая" мысль, нет в ней энергии, нет эстетических свершений. Проханову не отказывают в энергии, зато отрицают художественную ценность его прозы. За политическую и художественную пассивность упрекают Татьяну Доронину и Николая Губенко. Автор одной из рецензий называет наших левых "революционерами без романтики, потерявшими острое чувство протеста", которые "превращаются в кислых моралистов - и вместо борьбы с несправедливым социальным строем предлагают борьбу с абортами, Чубайсом и американским империализмом". Говоря о творческом не кризисе даже, а бессилии наших "левых", автор противопоставляет им "левых" Европы: "Нашим театральным бунтарям, увы, не знаком градус левизны Арианы Мнушкин или Ларса фон Триера".
Ариана Мнушкин, отстаивая чистоту коммунистической идеи, с ненавистью относилась к тому, что творилось в СССР, и сейчас считает, что мы здесь загубили доброе дело - сначала тем, что ввели войска в Афганистан, а потом, кажется, и перестройкой... В последнем спектакле Мнушкин обличает сегодняшние концлагеря - от Гуантанамо до Чечни.
Но, ругая наших "левых" за непрописанность их художественно-политических принципов, за слабость политических высказываний, никто почему-то до сих пор не озаботился вопросом и судьбой "правых" художников. Таковых, по сути, и вовсе нет. Есть те, кто поддерживает и примыкает. Нет тех, кто высказывается в своих сочинениях с "правых" позиций. Кто бы поддержал капиталистические преобразования, ободрил Чубайса с Немцовым и Хакамадой.
Таких, как Максуд Ибрагимбеков, у нас нет.
Дарья Гармоненко 
