Юрий Рубинский На европейской политической сцене полным ходом идет смена декораций и репертуара, действующих лиц и исполнителей. Если в ХХI век Европа вступила "левой ногой" - в 11 странах Евросоюза из 15 правительства возглавляли социал-демократы, то сейчас их все решительнее теснят правые партии. Они упрочили свои позиции в Испании и Ирландии, завоевали посты президентов, премьеров, обеспечили прочное правое большинство в парламентах и органах местного самоуправления Италии, Австрии, Португалии, Голландии, Норвегии, Дании, наконец, Франции. В Германии правящая "розово-зеленая" коалиция социал-демократов с защитниками окружающей среды, проигравшая выборы в ландтаги ряда земель, с тревогой ждет приближающихся сентябрьских выборов в бундестаг.
Смена общественных приоритетов
Причины этих перемен очевидны. Во второй половине 90-х гг. Европа вслед за США пережила период экономического подъема, который способствовал росту покупательной способности масс и сокращению безработицы. На повестку дня выдвинулись требования более справедливого распределения увеличившегося общественного "пирога" путем социальных реформ, что является естественным призванием левых партий. Однако за последние года два конъюнктура сначала в США, а затем в ЕС вновь ухудшилась, обострив проблему занятости и связанные с ней явления - углубление социальных контрастов, маргинализацию обездоленной части населения, рост преступности. Это не могло не отразиться на популярности стоящих у власти левых правительств.
В глазах представителей средних слоев, от которых в Западной Европе зависит исход любых выборов, правые отождествляются прежде всего с лозунгами сокращения раздутого бюрократического госаппарата, уменьшения его управленческой роли в экономике, сокращением бюджетных расходов на его содержание и соответственно снижением налогов - необходимой предпосылкой форсирования экономического роста.
Вместе с тем правые партии пользуются репутацией решительных борцов с преступностью во имя обеспечения безопасности граждан, что особенно актуально после событий 11 сентября 2001 г. в США. А коль скоро наиболее криминогенными зонами Европы являются предместья крупных городов, где сосредоточена основная масса иммигрантов из стран третьего мира, то гарантией соблюдения "закона и порядка" оказывается для правых ужесточение иммиграционного законодательства, которое подается заодно как средство смягчения безработицы.
Во всех этих вопросах характерный для левых приоритет защиты прав человека и национальных меньшинств перед проблемами безопасности оборачивается скорее минусом, чем плюсом в предвыборной борьбе.
Нынешний сдвиг вправо в Западной Европе - явление естественное и, несомненно, преходящее. Периодическая ротация левых и правых партий у власти, разделяющих одни и те же фундаментальные ценности - такие, как демократия, рыночная экономика, правовое государство, - служит необходимым атрибутом любой демократической системы. Однако на сей раз очередной виток этой ротации оказался нестандартным. Успехи на выборах умеренных, "системных" правоцентристских партий консервативного, либерального или христианско-демократического толка сопровождаются заметным ростом влияния крайне правых, национал-популистских и неофашистских движений. На выборах разных уровней они собирают 10% голосов в Бельгии, 12% - в Дании, более 14% - в Норвегии, 15-17% - во Франции, 20% - в Австрии, 22,5% - в Швейцарии, 23% - в Голландии. Они не только успешно конкурируют с умеренными силами правого лагеря в борьбе за голоса избирателей, но и навязывают им свое участие в правительствах, причем порой на ключевых министерских постах.
Хотя руководители этих движений открыто не ставят под вопрос конституционные рамки политической игры и даже порой отмежевываются от эксцессов бритоголовых неонацистов, именно лозунги ультраправых вдохновляют расистских погромщиков. Возлагая основную вину за обострение социальных проблем на присутствие иммигрантов из стран третьего мира, ультраправые целенаправленно разжигают национальную и религиозную рознь.
На первый взгляд может показаться, будто различие между просто правыми и ультраправыми всего лишь количественное: ведь и те, и другие единодушно отстаивают лозунги экономического либерализма, предпочитая индивидуальную инициативу и ответственность коллективному иждивенчеству за счет государства, то есть налогоплательщиков. Как умеренные, так и крайне правые афишируют свою решимость твердой рукой искоренить преступность и пресечь нелегальную иммиграцию. Наконец, общей платформой всего правого лагеря, его символом веры является приверженность традиционалистским моральным ценностям - семье, частной собственности, религии.
Однако правых и ультраправых разделяют далеко не только нюансы. Для ультра вполне реальная проблема иммиграции означает не поиск ее прагматических решений, а удобный предлог для разнузданной расистской демагогии, бросающей вызов фундаментальным ценностям демократии, прежде всего принципу равенства перед законом всех граждан, независимо от их этнического происхождения или религиозных верований. Представители "коренной" национальности или "традиционной" религии оказываются равнее прочих. Так же "по карточкам" распределяется и свобода. Что же касается братства, то оно оказывается возможным только "по крови". Здесь уже количество явно переходит в иное качество.
Другое кардинальное различие определяется подходами правых и ультраправых к идеям экономического либерализма внутри национальных границ и вовне. Умеренные правые партии считают глобализацию мировой экономики и европейскую интеграцию объективными тенденциями, диктуемыми развитием производительных сил и новой ступенью международного разделения труда, в первую очередь революционным переворотом в информационных технологиях. Отсюда постепенное размывание традиционных понятий государственного суверенитета, постепенное открытие границ для свободного перемещения товаров, капиталов, людей и идей, которое оказывается императивным условием любого прогресса.
При этом признается, что глобализация отмечена и весьма негативными явлениями, прежде всего углублением пропасти между богатством и бедностью, между постиндустриальными и развивающимися странами, где сосредоточено подавляющее большинство население планеты. Оно чревато угрозой массовых миграций с юга на север, усиливающих межэтническую и межконфессиональную напряженность, вплоть до угрозы предрекаемого Сэмюэлем Хантингтоном "столкновения цивилизаций". Отсюда следует вывод о необходимости жесткого контроля над глобализацией со стороны мирового сообщества.
То же самое касается и угрозы для национальной культурной идентичности народов со стороны американизированной массовой культуры, которой Евросоюз и Япония противопоставляют в рамках ВТО лозунг "культурного исключения", выводящий духовную продукцию из сферы неограниченной игры законов рынка.
Между тем ультраправые видят в засилье коммерческой культуры, как и в негативных аспектах глобализации и европейской интеграции вообще, не просто досадные издержки на пути прогресса, а злонамеренный заговор таинственных темных сил, объединившихся в борьбе против национальной идеи. Единственным ответом ему объявляется закрытие границ, возврат к протекционизму, аннулирование договоров, на основе которых функционируют Евросоюз, ВТО и прочие международные экономические организации.
Крайне правые и крайне левые - заодно
Как ни парадоксально, в данном вопросе ультраправые смыкаются не со своими умеренными коллегами по правому лагерю, а с противоположным, крайне левым флангом европейского политического спектра - коммунистами, троцкистами, экологами и анархистами, филиппики которых против глобализации, евростроительства, засилья транснациональных корпораций почти текстуально совпадают с лозунгами крайне правых. Альтернативные рецепты антиглобалистов, в подавляющем своем большинстве леваков, во многом перекликаются с программами ультраправых. Антифашистские лозунги европейских леваков никак не могут скрыть этого очевидного совпадения.
Оно отнюдь не случайно. Еще в 30-х гг. фашизм в Германии, вступивший на политическую сцену как антипод компартии, пытался не без успеха конкурировать с ней с помощью антикапиталистической демагогии. Сочетание казарменного государственного социализма с великодержавно-имперским шовинизмом было краеугольным камнем сталинского варианта марксизма-ленинизма. Это, казалось бы, противоестественное сочетание приняли в свое время на вооружение и западноевропейские компартии, которые компенсировали в период холодной войны свое подчинение Москве националистической, антиамериканской и антигерманской фразеологией. После крушения СССР национал-патриотическая, протекционистская и антизападная риторика заняла еще более видное место в пропагандистском багаже компартий постсоветского пространства.
Созвучие отдельных идеологических тем правых и левых экстремистов во многом объяснялось близостью их социальной базы. Ультраправые движения всегда апеллировали к маргинализированным категориям городского и сельского люмпен-пролетариата, сильнее всего страдавшим от конкуренции "цветных" иммигрантов на рынке рабочей силы, а также к представителям традиционных средних слоев - торговцам, ремесленникам, связанным с архаическими, обреченными на упадок секторами хозяйства.
По мере свертывания текстильной, металлургической промышленности, тяжелого машиностроения, которые вытесняются наукоемкими отраслями, разорения мелкой торговли и ремесла супермаркетами и современной сферой услуг недовольство связанных с ними социальных категорий растет, принимая формы шовинистической ксенофобии. Кризис комдвижения, усилившийся с распадом Советского Союза, толкает этот протестный электорат с крайне левого фланга на крайне правый, к национал-популистам.
Между тем авторитет центристских партий постепенно падает. Периодическая смена у власти "системных" группировок левого и правого центров, объединенных консенсусом вокруг базовых ценностей постиндустриального общества, все менее ощутимо отражается на повседневной жизни рядового гражданина. Свобода маневра умеренных партий жестко ограничивается требованиями глобализации и евростроительства. В таких условиях избиратель не видит других способов выражения своего недовольства, кроме бойкота выборов или голосования за национал-популистов: не веря в возможность их прихода к власти, да и чаще всего не желая его, он просто стремится преподать урок власть имущим.
"Свой парень" Ле Пен
Среди вождей ультраправых группировок в Западной Европе есть немало ярких харизматических личностей, пользующихся немалой популярностью и сумевших стать заметной частью национального политического пейзажа. Среди них - лидеры Австрийской народной партии Йорг Хайдер, неофашистского Национального альянса Джан-Карло Фини в Италии, наконец, французского Национального фронта Жан-Мари Ле Пен, со взглядами которого читатели "НГ" знакомы из первых рук благодаря его программному интервью, опубликованному в номере от 4.06.02. Его колоритная фигура приобрела в последнее время особенно широкую известность благодаря выходу лидера ультраправых во второй тур президентских выборов 2002 г., где он стал соперником нынешнего президента Жака Ширака.
Кто такой Жан-Мари Ле Пен? Он родился 28 июня 1928 г. в бретонском городке Трините-сюр-Мер в семье владельца рыболовецкой фирмы. Вопреки уверениям Ле Пена о его пролетарском происхождении, материальной нужды он никогда не испытывал и имеет отличное для своей среды образование - окончил иезуитский колледж, лицей и престижный факультет Парижского университета, получив диплом лиценциата права. В 1957 г. он завербовался во французский экспедиционный корпус в Индокитае в составе парашютно-десантных частей Иностранного легиона, но сражениям предпочитал редактирование военной газеты. Спустя два года Ле Пен снова на колониальной войне - на этот раз в Алжире, где лично участвует в пытках электротоком пленных бойцов Фронта национального освобождения (свидетельства жертв его палаческих талантов подробно привела потом французская печать).
Политикой Ле Пен увлекся уже в студенческие годы. В январе 1956 г. он стал самым молодым депутатом парламента от ультраправого Союза защиты торговцев и ремесленников Пьера Пужада, но скоро отошел от него и перед президентскими выборами 1965 г. возглавил команду адвоката Тиксье-Виньянкура, выступавшего в защиту печальной памяти марионеточного режима Виши и его главы - маршала Петэна.
После провала Тиксье-Виньянкура на выборах Ле Пен вместе с ветераном французской дивизии СС Готье создает фирму, торгующую грамзаписями политического содержания. Ряд бывших эсэсовцев помогли ему и при основании в начале 70-х гг. собственной мелкой неофашистской группировки Национальный фронт. То есть нынешний ревнитель национальной идеи начал свою политическую карьеру с кровавого подавления национально-освободительного движения других народов и активного сотрудничества с предателями собственного отечества.
Генетическую связь Ле Пена с вишизмом (которую он, кстати, никогда не отрицал) подтвердили многочисленные заявления вождя Национального фронта, вроде объявления геноцида евреев гитлеровцами всего лишь "деталью истории Второй мировой войны" или сомнительного каламбура, рифмующего фамилию его политического противника с крематориями лагерей смерти.
В 1976 г. страстный поклонник Ле Пена - некий Ламбер, умерший в возрасте 42 лет, завещал своему кумиру солидное состояние. После скандального судебного процесса с родственником жены покойного Ле Пен, обосновавшийся в фешенебельном пригороде Парижа Сен-Клу на вилле площадью в 365 кв. м рядом со штаб-квартирой его партии, стал самым богатым из претендентов на пост главы государства во Франции.
У Ле Пена нельзя отнять незаурядных личных данных - он, безусловно, один из самых сильных ораторов современной Франции. Мне не раз приходилось присутствовать в Париже на митингах Национального фронта, обставленных как эффектное театрализованное шоу с декорациями, главным элементом которых неизменно служили сине-бело-красные факелы цветов национального флага, и могу засвидетельствовать, что это был поистине театр одного актера.
Ле Пен - мастер использования СМИ (даже резко враждебными ему). Он умеет ими мастерски манипулировать, заставляя откликаться на его провокации. Его излюбленное актерское амплуа - не надрывная истерика гитлеровского пошиба, а, напротив, спокойная, слегка ироничная, причем нарочито вульгарная игра под "своего парня", простого француза из народа, непохожего на лощеных профессиональных политиков.
Политический товар, которым торгует Ле Пен, крайне примитивен. Но именно этим он и подкупает избирателей, разочарованных результатами правления как левых, так и правых правительств. "Все они уже себя показали, только я - еще нет", - уверяет он. Лидер Национального фронта играет прежде всего на доминирующем чувстве социально уязвимых слоев - страхе за свою безопасность перед лицом бесчисленных вызовов современности. Это страх перед террористом, уголовником, хулиганом, опасение потери работы и жилья, генетически измененных продуктов в магазине, тревога перед распадом семейных устоев, беспокойство за будущее детей, которым угрожают наркомания и СПИД.
Страх толкает к поискам врагов, которых Ле Пен знает совершенно точно. Для него это чужие - люди иного цвета кожи, непривычной внешности, нравов и верований, которые плодятся чересчур быстро, отнимая у коренных французов работу, распространяя преступность и болезни. Другие, не менее опасные враги - транснациональные компании, разоряющие отечественного производителя и отравляющие его национальное сознание чуждой массовой культурой.
Отсюда - самые простые, элементарные рецепты борьбы против этих зол: ужесточить до предела уголовное и иммиграционное законодательство, восстановить смертную казнь, отмененную социалистами 20 лет назад, выслать из страны большинство иммигрантов, особенно цветных, наглухо закрыть границы для иностранных товаров, капиталов и людей, выйти из Евросоюза, наконец, снизить до минимума налоги и в то же время резко повысить бюджетные расходы, в частности на помощь семьям коренных французов в целях повышения падающей рождаемости.
Как ни противоречивы и иллюзорны подобные рецепты, они подкупают определенные категории избирателей своей простотой. Ле Пен всего лишь умело озвучивает то, что те сами хотят услышать. 4,8 млн. французов и француженок, отдавших свои голоса фюреру Национального фронта на президентских выборах 21 апреля и 5 мая 2002 г., - это прежде всего наименее обеспеченные, не уверенные в своем будущем люди, чувствующие себя лишними в холодном и неуютном глобализированном мире. Наибольший процент голосов Ле Пен получил в восточной половине страны, где сосредоточена основная часть ее промышленного потенциала, подверженного особенно глубоким и болезненным структурным сдвигам, высок уровень безработицы, значительно присутствие иммигрантов.
Согласно опросам, 38% избирателей Ле Пена - безработные, 30% - рабочие, 20% - крестьяне. В то же время в Эльзасе, например, где уровень жизни сравнительно высок, а иммигрантов-арабов очень мало, за Национальный фронт голосуют представители средних слоев, иной раз вполне зажиточные, но опасающиеся потерять свое благополучие. Характерно, что именно там наблюдались в последние годы вспышки слепого насилия молодежи, в ходе которых толпы разбушевавшихся хулиганов переворачивали и жгли автомашины, били стекла витрин, грабили магазины. С недавних пор подобные картины, к сожалению, знакомы и нам. Причем не в глухой бедной провинции, а в самом центре столицы┘
Опасность ультра - в беспринципности умеренных
Вместе с тем угрозу, исходящую от европейских ультраправых, не стоит преувеличивать. 74-летнему вождю Национального фронта никак не светит перспектива прихода к власти ни легальным путем по примеру Гитлера, ни насильственным по образцу Муссолини, Франко или Пиночета. Удельный вес в избирательном корпусе Франции уже почти два десятилетия устойчиво колеблется между 14-15% на президентских выборах, 10-12% на парламентских и всего-навсего 5-6% - на местных. Именно таковы результаты второго тура президентских выборов 2002 г., где 82% избирателей проголосовали не столько за Ширака, сколько против Ле Пена. А спустя месяц на выборах в Национальное собрание лепеновские кандидаты едва собрали 12% голосов, не получив ни одного депутатского мандата.
Опасность таится в том, что националистическая демагогия неофашистов начинает банализироваться, просачиваясь в программы и конкретные действия вполне респектабельных, умеренных политиков. В погоне за голосами они нередко поддаются искушению снискать популярность среди протестного электората за счет заимствования у Национального фронта тех или иных пропагандистских тем под благовидным предлогом борьбы против того же Ле Пена. В результате происходит то, что французские политологи называют "лепенизацией умов".
К аналогичному результату приводят беспринципные маневры лидеров левых или правых "системных" партий, пытающихся использовать Национальный фронт друг против друга - то ли в качестве пугала, призванного дискредитировать правый лагерь в целом, то ли путем прямого сговора последнего с ультраправыми. Первый способ не раз пускал в ход Миттеран, впервые открывший реформой избирательной системы дверь парламента перед неофашистами в 1986 г., второй - ряд представителей праволиберального Союза за французскую демократию в погоне за постами председателей региональных советов.
Более того, ультраправое поветрие начинает оказывать воздействие на практическую политику центристских правительств в таких вопросах, как борьба с преступностью или иммиграционная политика: недаром Ле Пен жалуется на плагиат, в коем повинны его конкуренты справа и слева!
Видный французский социалист заметил как-то, что Ле Пен ставит правильные вопросы, но дает на них ложные ответы. В стране, четверть активного населения которой живет за счет внешней торговли, возврат к протекционизму неизбежно вызовет катастрофический крах экономики и массовую безработицу. Демографическая динамика промышленно развитых стран объективно такова, что без импорта иностранной рабочей силы они будут неизбежно отброшены на обочину мировой экономики, а созданная с таким трудом система социальной защиты рухнет под тяжестью неуклонного роста доли иждивенцев-пенсионеров.
В периоды, когда гильотина работала на полную мощность, преступность во Франции была не ниже, а выше, чем сейчас. Поэтому попытки искоренить ее бесполезны без решения порождающих правонарушения социальных проблем - коренного оздоровления обстановки в пригородах, превращенных в настоящие гетто для иммигрантов-арабов, где царят банды хулиганов и торговцев наркотиками, органической интеграции иностранцев во французское общество при уважении их традиций и верований, обогащающих культуру страны приема, а не грозящих ей. Решительное пресечение нелегальной иммиграции должно сопровождаться разумным регулированием допуска иностранцев в соответствии с реальными потребностями реципиента.
Единственное эффективное лекарство от приступов ультраправой лихорадки - в том, чтобы не потакать бациллоносителям коричневой чумы, оставленной ушедшим веком в наследство новому. Можно ли было избежать появления Гитлера путем проведения его же политики, но в более "мягких", "цивилизованных" формах, выдаваемых за прививку от тоталитаризма, агрессии и геноцида? Реальным способом борьбы против последствий нацизма является не только антифашистская риторика, но и конкретные действия по ликвидации той питательной почвы национализма и расизма, на которой произрастают ядовитые неонацистские сорняки.
