Александр Лукоянов Даже драма ТВ-6 не вызвала в российском обществе такой бури страстей, как путинский "бросок на Запад" 11 сентября. Но о нем, перефразируя известное четверостишие Николая Глазкова, можно сказать: чем он интересней современнику, тем для историка печальней. Ибо историк знает, что аналогичные "броски на Запад" - а сколько их уже было за последние триста лет начиная с Петра! - неизменно сопровождались точно такой же непримиримой поляризацией мнений, по сути - расколом общества. И никогда не было общего для всех критерия, с точки зрения которого можно было бы судить, кто прав в этом затянувшемся на столетия споре.
По существу ли эти споры?
Об остроте сегодняшнего раскола, а также о степени, в какой президент "оторвался" в своей внешней политике от подавляющего большинства российского истеблишмента, свидетельствуют простые, но, на мой взгляд, убийственные цифры. Когда Путин советовался с лидерами фракций обеих палат Федерального собрания, лишь двое из 21 его безоговорочно поддержали, один предложил стать на сторону талибов, а 18 высказались за нейтралитет России в конфликте между Западом и террористами, то есть безоговорочно против "броска". Но не стоит ждать, что свои разногласия они выскажут публично. Общество по-прежнему останется в неведении, кто прав в этой невидимой миру дуэли.
Тем печальнее все это, что именно из-за непримиримости спорщиков и возвращались всегда в конечном счете ветры в России на круги своя, к попытке, по словам Герцена, "отрезаться от Европы". И опять оказывалась страна на вечном своем перепутье. И не было случая, чтоб не привел ее этот исторический "маятник" к очередной национальной катастрофе.
Как-то сразу перестают быть интересными, мельчают перед лицом этой трагической истории запальчивые споры о том, надолго ли обосновались американцы в Средней Азии и правильно или неправильно расплатились они за любезно предоставленное им разрешение разгромить угрожавший России "Талибан"...
Другое дело - поспорить о том, каким образом остановить наш проклятый "маятник". О том, иначе говоря, мыслимо ли хоть на этот раз примирить противоположные мнения, добиться наконец общероссийского консенсуса по поводу "броска на Запад". Или хотя бы о том, как заставить, если хотите, российские элиты публично - в общенациональной дискуссии, а не келейно - его обсудить.
Нет слов, такой спор куда сложнее, нежели обмен пылкими тирадами о том, что "мы им все, а они нам шиш" или "по Сеньке и шапка". Хотя бы потому, что он требует основательного знания прошлого страны - и мира. А также ответов на вопросы, которые без этого и в голову большинству спорщиков не приходят.
Кто против сближения с Западом
Например, на такой: почему, собственно, так много людей возражают против путинского "броска на Запад"? Я не говорю об ультрапатриотах. Конечно, легко было предвидеть, что Проханов, которому Путин еще прошлым летом казался "новым Иосифом Сталиным, затаившимся до времени в еврейском подполье", расценит это как натуральное предательство. Или что встанет на дыбы Зюганов. И вообще нелепо спорить с людьми, повторяющими как заклинание формулу Подберезкина, что "Россия не может идти ни по одному из путей, приемлемых для других стран и цивилизаций". По сути, они обречены, подобно газете "Завтра", прославлявшей "талиба Матросова", стать на сторону антизападных террористов.
Но ведь достаточно противников "броска" и среди людей вполне здравых. Причем не только в МИДе или в Минобороны, где многие вполне могут еще мыслить "в логике холодной войны", по выражению Лилии Шевцовой, но и, что важнее, среди политиков, экспертов, интеллектуалов и преподавательского корпуса, воспитывающего молодежь.
Я вовсе не утверждаю, что версия, которая сейчас будет предложена, единственно верная: на то и спор, чтоб это выяснить. Но, судя по тому, что я знаю об истории политической мысли в России (а я написал об этом много книг), проблема очевидна: эти люди чувствуют себя глубоко униженными. Отказ от советских баз на Кубе и во Вьетнаме, односторонний выход США из Договора 1972 г., их утверждение в Средней Азии, планируемое расширение НАТО до наших границ - все это вместе представляется интеллигентным противникам "броска" окончательным отказом от миссии России в человечестве, от ее государственного величия. А сохранить его кажется им необыкновенно важным.
Цинику, поднаторевшему в кулуарных интригах, это, безусловно, покажется риторикой, пустым символизмом, громкими словами, за которыми скрываются сиюминутные личные или корпоративные интересы. Политтехнолог, скажем, просто не сможет представить себе в сегодняшней российской атмосфере, что для интеллигентных противников путинского курса государственное величие и впрямь служит едва ли не главным условием их душевного комфорта. Что здесь не расчет, а драма. И что, с их точки зрения, "бросок" отнимает у России последнюю надежду: пусть сегодня мы слабы, но завтра┘
Некоторое представление о переживаниях этих людей даст нам упрек московского философа Вадима Межуева нынешним западникам в дискуссии, идущей сейчас на сайте "Либеральная миссия". Западники XIX века в отличие от нынешних, говорит Межуев, "мечтая о свободной и просвещенной России, не умаляли ее великодержавия, ее государственного величия". Надо быть глухим, чтоб не расслышать в этом упреке неподдельную боль. Другое дело, что будущее видится Межуеву как буквальное повторение прошлого...
Я, между прочим, не поручусь, что ближайшее окружение президента не принадлежит к числу единомышленников Межуева. Да разве не слышали мы нечто подобное и от самого Путина: "Россия будет либо великой, либо ее не будет"? Разница, похоже, лишь в том, что философы вроде Межуева в большинстве своем символисты, а он прагматик. И потому пытается нащупать в глухой словно бы стене другие, покуда еще открытые для сохранения государственного величия, двери.
Как бы то ни было, ясно, что если моя версия поведения интеллигентных противников "броска" верна, то именно с этими людьми и предстоит нам договариваться. Тем более что, если я прав, мыслят они не столько "в логике холодной войны", сколько в логике знаменитого пророчества Достоевского. Нельзя найти с ними общий язык, не убедив их, что логика эта губительна.
В чем ошибся Достоевский?
Вот это пророчество: "Истинный великий народ никогда не может примириться со второстепенною ролью в человечестве или даже с первостепенною, а непременно и исключительно с первою". И стоит великому народу отказаться от этой первой роли - здесь суть дела! - как он "тотчас же и обращается в этнографический материал" (то есть в лишенную государственности территорию, пригодную лишь для иноземного завоевания).
Можно, конечно, напомнить, что в этой "первой" роли Россия однажды уже побывала (между 1815 и 1853 гг.). И что кончилось это для нее крымским разгромом и постыдной капитуляцией. Мирового первенства снова пытался добиться для нее Сталин (между 1945 и 1953 гг.). И вполне вероятно, что кончилось бы это новым несчастьем, если бы Хрущев не бросил, сам того не подозревая, вызов логике Достоевского, примирившись с другой степенью государственного величия - со статусом одной из мировых держав. Вот тогда-то и дала эта логика первую трещину: ни в какой "этнографический материал" постсталинский СССР не обратился.
Второй, еще более сокрушительный удар по сверхдержавному пророчеству нанес опыт послевоенной Германии. Ей ведь тоже довелось побывать в "первой" роли. Даже дважды (в 1870-1914 гг. и в 1939-1945 гг.). И, конечно же, дважды пережила она в результате национальную катастрофу. Но странное дело - стоило ей после 1945-го, в прямом противоречии с логикой Достоевского, отказаться от претензий на сверхдержавное первенство, стоило примириться со статусом одной из великих держав Европы, как стала она именно тем, чего, по словам Путина, добивается он для России, то есть сильной, процветающей и эффективной страной.
Мало того, что не обратилась после этого Германия в "этнографический материал", она впервые обрела истинное государственное величие. В том смысле, что никакие национальные катастрофы больше ей не грозят, голос ее слышен в мировом концерте, ничего не может быть на континенте предпринято без ее согласия. Я не говорю уже о том, что Германия ощущает себя вполне и безусловно великой державой и элиты ее ни малейшего дискомфорта не испытывают. Какого еще, скажите, надобно вам государственного величия?
Выходит, логика Достоевского, которой руководствовались поколения российских политиков, действительно неверна. Ибо просто существуют разные степени государственного величия, ни одна из которых не влечет за собою обращение великого народа в "этнографический материал". И ничто поэтому не препятствует России сохранить свое "великодержавие" в мировой политике точно так же, как сохранила его Германия, то есть согласившись со статусом одной из великих держав Европы.
Тем более что просто нет у России другого способа его сохранить. И для этого нет никакой нужды в базах на Кубе или во Вьетнаме. И в Средней Азии тоже. Напротив, бросая тень на искренность намерений России и питая архаические имперские иллюзии, они лишь помешали бы сохранению ее "великодержавия" в мировой политике.
Короче, если моя гипотеза о причине многовекового раскола российских элит верна, то на этом интеллектуальная часть задачи их примирения вполне может быть выполнена. Во всяком случае, интеллигентным противникам путинского курса придется после этого либо перейти в лагерь ультрапатриотов и болеть вместе с ними за "талиба Матросова" и Саддама Хусейна, либо безоговорочно принять Запад в качестве партнера. Лукавой середины, традиционно именуемой в России "третьим путем", здесь нет. И если так, то проблема лишь в том, чтобы сделали они свой выбор публично, в общенациональной дискуссии, положив тем самым начало новому консенсусу.
Перед нами, однако, встает совсем иная, ничуть не менее сложная задача: как инициировать такую общенациональную дискуссию. К сожалению, споры в российских СМИ по поводу путинского курса, даже среди тех, кто ему симпатизирует, решению этой задачи не способствуют. Более того, как мы сейчас увидим, уводят от нее в сторону. Не в последнюю очередь потому, что игнорируют ее интеллектуальную - и политическую - сложность.
Нигилистический сценарий
Есть спорщики, склонные попросту пренебречь всей описанной выше драмой и, как говорится, прямо, по-стариковски объявить, что нечего России с ее сегодняшним ВВП, составляющим 4/5 голландского, вообще соваться в клуб великих держав. Что, поскольку "графа Монте-Кристо (из нее) не вышло, придется (ей) переквалифицироваться в управдомы", то есть идти "в младшие партнеры США". А так как "американцы совершенно не рвутся предоставить России хотя бы статус своих младших союзников", то единственное, что ей остается, это "все равно их уговорить". Так, например, советует Леонид Радзиховский.
Боюсь, что именно по причине такого наивного, но оскорбительного для соотечественников западничества и не получался никогда общероссийский консенсус. Не припомню случая, чтобы Россия согласилась пойти к кому бы то ни было в "младшие партнеры" или, если угодно, "переквалифицировалась в управдомы". Как правило, реагировала она на национальное унижение взрывами "патриотической истерии". Такими, например, какие случались с нею в 1863, 1876, 1914 гг., да зачем далеко ходить, достаточно вспомнить хоть весну 1999-го.
И если уже в феврале 2002 г. Игорь Иванов опять повел в Индии переговоры о возобновлении примаковского "стратегического треугольника" (теперь он именуется "тройственным стратегическим сотрудничеством"), то я бы расценил это как первый сигнал, что и сам Путин, может быть, уже заколебался: не приведет ли действительно его сентябрьский бросок к вышеупомянутой "переквалификации"? Кто спорит, высокомерная политика администрации Буша сдает козырные карты противникам "броска". Но ведь на то же работает и национальное самоуничижение интеллигентов вроде Радзиховского, предлагающих великому народу ползти на Запад хоть на коленях.
Оптимистический сценарий
Другая крайность - у Григория Явлинского. Он исходит из того, что роман России с Америкой опирается на общность их стратегических интересов и в этом смысле представляет собою диалог равных мировых держав. Эти общие интересы, по его мнению, связаны с такими проблемами, как "возможный коллапс Индонезии. Войны в Африке┘ Ирак и Иран". Лидер "ЯБЛОКА" совершенно уверен, что "все эти вопросы требуют для своего решения сотрудничества с Россией".
Так ли? Чем, спрашивается (кроме, конечно, сочувствия) могла бы помочь Россия США в Индонезии, не говоря уже об Африке? И, главное, зачем это нам нужно? Разве великие европейские державы, хоть та же Германия, пытаются обосновать союз с США такими странными "стратегическими" соображениями? Уж если Америка взвалила на себя сверхдержавное бремя, пусть у нее голова и болит по поводу того, что происходит в Бурунди, Сомали или Индонезии. А что до Ирана и Ирака, которые Буш недавно объявил вместе с Северной Кореей "осью зла", то тут интересы России и США и вовсе не совпадают.
Бесспорно, в принципе эти разногласия вполне можно уладить. Но уж никак не при администрации Буша, которая до того закоснела в своей "примитивной", по словам французского министра иностранных дел Ведрина, сверхдержавности, что перестала слышать даже ближайших своих союзников. Мало того, судя по жалобам руководителей НАТО, вообще отказывает им в доступе к принятию политических решений, то есть, по сути, в статусе союзников. И настолько не желает на них полагаться, что расходует на оборону больше, чем все они, вместе взятые.
Важно, однако, для нас здесь другое. Странный набор "стратегических интересов", на которые, по мнению Явлинского, должен опереться союз России и Америки, свидетельствует: точно так же, как интеллигентные противники "броска", упускает он из виду, что в отличие от постсталинских времен Россия больше не мировая держава. А ведь чтобы убедиться в этом, достаточно просто сравнить ее военные расходы (9 млрд. долл.) с американскими - 379 млрд.(!).
Опять и опять приводит нас опыт истории все к тому же выводу: сохранить государственное величие Россия может лишь одним способом - войдя наконец в спокойную европейскую гавань, защищенную от сверхдержавных соблазнов и бурь, от уязвленного самолюбия и пустых сравнений с Америкой.
Имел ли в этой связи смысл персональный "роман" Путина с Бушем? Бесспорно. Но вовсе не потому, что облегчает союз между Россией и Америкой, как думают Явлинский и его единомышленники-оптимисты. "Роман" нужен исключительно затем, чтобы непредсказуемый Буш не мешал интеграции России в Европу - и тем самым сохранению ее величия.
Из этой центральной ошибки Явлинского вытекают и все остальные. Конечно, он упоминает, что Россия сегодня лишь "потемкинская деревня демократии" и "ситуация с независимыми СМИ сейчас наихудшая с 1991 г.". Но тут же спешит добавить: "это наша, российская проблема, с которой мы должны разбираться сами", она "не может препятствовать развитию российско-американских отношений". И ни полслова о том, как именно станем мы "сами разбираться" со своей проблемой, которая как раз по мере "развития российско-американских отношений" имеет почему-то тенденцию ухудшаться, а не улучшаться.
Пессимистический сценарий
Именно на этих ошибках оптимистов строит свои прямо противоположные Явлинскому выводы Лилия Шевцова. "Все дело, - говорит она, - в нашей неготовности изменить внутренние правила нашей жизни". Конечно, и "западному обществу предстоит осознать, что интеграция России является одним из стратегических вызовов нового века". А поскольку никакого такого "осознания" покуда не наблюдается, пессимизм Шевцовой объясним. Так же как и главный ее печальный вывод: "Если это сближение не дополнить общностью ценностей, мы останемся чуждыми друг другу" и "новый роман с Западом может завершиться тем же, что и предыдущие".
Это, конечно, более трезвый анализ, чем у Явлинского, не говоря уже о Радзиховском. Плохо лишь, что так же, как и рекомендации оппонентов Шевцовой, не содержит он никаких, пусть даже самых приблизительных наметок того, как можно было бы заставить российскую - и западную - публику хотя бы приступить к серьезному обсуждению вполне разумно сформулированных ею проблем.
Программа интеграции
Между тем сделать это можно. Идея такая. В Москве есть еще, слава богу, серьезные неправительственные (и потому свободные от чьего бы то ни было диктата) организации, у которых, сколько я знаю, налажены вполне надежные связи с влиятельными европейскими политиками. Я имею в виду, например, Европейский комитет Владимира Рыжкова, Совет по внешней и оборонной политике Сергея Караганова или Клуб 2015 Владимира Преображенского.
Каждая из этих организаций могла бы при желании достаточно быстро посадить за стол сильную группу экспертов, российских и европейских, с заданием разработать рабочую Программу интеграции России в Европу. Программу, из которой сразу же стало бы ясно, шаг за шагом и пункт за пунктом, как именно должна Россия "изменить внутренние правила жизни" и каков именно должен быть ответ Европы на "стратегический вызов нового века". И вообще что нужно сделать, чтобы Россия смогла войти наконец в ту же спокойную гавань, в которую вошла некогда Германия, и при этом не "переквалифицироваться в управдомы" и ни к кому не набиваться в "младшие партнеры".
Обнародовав такую Программу интеграции и тем самым сделав ее фактом общественного сознания в России и в Европе, понятным каждому их гражданину, обкатав ее к тому же в авторитетных социологических опросах, мы получили бы возможность не только судить, готовы ли обе заинтересованные стороны ответить на исторический вызов времени, но и инициировать общероссийскую - и общеевропейскую тоже - дискуссию по этому поводу.
В самом деле, о чем, собственно, кроме абстрактных пожеланий, можно было вообще до сих пор всерьез дискутировать - без фактов, без конкретных цифр и дат? Мудрено ли, что спорщикам приходилось ограничиваться общими местами об "общих ценностях"? Другое дело, когда на столе окажется Программа интеграции. Декламировать после этого одни символические прописи (вроде "пора нам становиться органической частью Европы") станет попросту неприлично. И тем более уводить спор в сторону от главного - от стратегического, цивилизационного выбора России. Выбор этот окажется неотвратим.
И одного даже осознания этой неотвратимости достаточно, чтобы уже в марте, когда Путин представит свое послание Федеральному собранию, расслышать подковерную дуэль между ним и противниками "броска на Запад". Тем более понадобится нам это осознание в мае, когда гостем России станет президент США. И особенно после этого, когда - если неправительственные организации и впрямь возьмутся за дело - страна будет наконец готова к первой за столетие настоящей дискуссии о своем будущем.
