"Мы, русские националисты..."

НЕПОСРЕДСТВЕННЫМ импульсом к написанию этих заметок послужили два манифеста Александра Севастьянова - "Как и почему я стал националистом" ("НГС", 09.02.2000) и "Не бойтесь неизбежного" ("НГС", 14.06.2000), хотя отчасти они также навеяны нерегулярным просматриванием определенного рода газет, вроде "Завтра", "Дуэль" или "Я - русский". Речь пойдет, разумеется, не столько о г-не Севастьянове как о некоем не лишенном индивидуальности авторе, а о явлении, которое заслуживает того, чтобы быть осмысленным.

Русские националисты не входят в Государственную Думу; в Совете Федерации кого к ним можно отнести? - ну разве батьку Кондрата, да и то с некоторыми оговорками; не представлены они, насколько известно, в правительстве; наконец, трудно назвать хотя бы одного политика из первой-второй сотни, который идентифицировал бы себя как русского националиста. Иными словами, современный русский национализм - течение вполне маргинальное. И голос индивидуума, характеризующего себя как русского националиста, хоть г-на Севастьянова, хоть кого, - это голос политического маргинала.

Это - не упрек, просто констатация факта, причем с точки зрения понимания русского национализма факта базового.

Русским националистам удавалось чего-то добиться только там и тогда, где и когда они проявлялись под сенью баркашовских знамен и свастикообразной эмблемы РНЕ. То есть если выход из маргинальной зоны возможен, то Баркашов и его сторонники наметили направление такого выхода - направление ультрарадикальное, может быть, даже экстремистское. В сущности, это путь из маргинальности в маргинальность, только несколько иного рода.

Для любого сколько-нибудь серьезного аналитика вполне очевидно, что причина подобного положения вещей - не "запруды и заслонки", которые некие антинациональные силы ставили на предвыборном пути избирательного объединения "Спас" в 1999 г., и не уже почти забытая кампания московских властей против РНЕ, а нечто иное, куда более фундаментальное.

Факт политической маргинальности - лишь вторичный симптом, следствие какой-то скрытой и притом весьма серьезной ментальной болезни, которую я бы назвал маргинальностью сознания (хотя термин суживающееся политическое сознание, аналог понятия, используемого в теории суицида, тоже мог бы оказаться продуктивным). Оно, сознание политического маргинала, слишком простое, плоское, идеократичное; оно апеллирует к русской нации, но не знает истории России, ее плоти, деталей, фактуры и не понимает присущей ей логики; оно агрессивно, оно искажено постоянной психологической экзальтацией - все вызовы современного мира перекрываются бесконечно произносимыми с придыханием словами "русский", "русское" (в ряде изданий эти слова пишутся с заглавной буквы). Политическая маргинальность в данном случае скорее закономерна, чем случайна. Не в последнюю очередь она связана с тем, что у русского националиста, рванувшегося из уютного круга единомышленников в большую политику, ничего, кроме идеи и веры в эту идею, нет. Предполагается, что идея настолько мощна, что за ней, сметая все на своем пути, пойдут все русские по крови люди. Именно это и называется категоричным словечком неизбежное. А если не идут пока, то это следствие неразвитости народного сознания... Многообразно сплетающиеся и расплетающиеся интересы людей и социальных групп, амбиции корпораций, сложные расклады политических сил, экономика, геополитика - все это существует, но где-то на периферии сознания русского националиста. Введение в анализ российской ситуации подобных переменных может этот анализ до неприятности усложнить, а то и на корню уничтожить греющий душу, почти истматовский тезис о неизбежном.

С другой стороны, если сменить позицию видения и посмотреть на проблему под другим углом, столь очевидная и в каком-то смысле даже вопиющая политическая незначительность русских националистов может показаться загадкой, если не нонсенсом. Ведь, если быть объективными, у русских националистов всегда имелась и имеется возможность опереться на могучий российский традиционализм, которому, при всей его архаичности, присущи и патриотизм, и уважение к твердой власти. Этот традиционализм - благодатная почва для антизападной риторики и возбуждающих "антинацменских" филиппик; в конце концов он несет в себе заряд бытового антисемитизма.

Однако при всем том российский или, если хотите, русский традиционализм не чужд и определенного рода здравого смысла. Собственно, следование традиции - это и есть некий тип, род здравого смысла. А российская традиция была на протяжении веков традицией универсалистского, надэтнического государства.

И совсем не случайно этот традиционалистский "национализм", этот пласт массового сознания оказался ангажирован не русскими "этническими" националистами, а иными, конкурирующими с ними политическими течениями. Прежде всего коммунистами, ставшими в последние годы на путь синтеза традиционной для себя универсалистской идеи социальной справедливости ("коммунизм") и традиционной для России государственной, патриотической идеи. Государственнический, притом социально-агрессивный (вспомним риторику по поводу "антинародного режима") национализм Зюганова оказался гораздо ближе электорату, чем этнический ("русское государство") национализм севастьяновско-баркашовского толка. И даже политически наиболее успешные представители беспредельного, оголтелого, почти декоративного русофильства, Жириновский и компания, с их демонстративной, порой патологической ксенофобией, непрерывно теряют в последние годы ту массовую базу, которую они приобрели в 1991-1993 гг.

Повторяю, это очень странно, потому что риторика русского националиста, казалось бы, должна быть близка и понятна традиционалистской России. Вспомним: "В конфликте (гипотетическом) между землянами и инопланетянами я однозначно займу сторону землян, какой бы расы они ни были. Потому что я - землянин.

В конфликте рас я займу сторону белой расы, невзирая на то, какими нациями она представлена. Потому что я - белый.

В конфликте наций я встану на сторону русских, какой бы социальный слой ни предстал в их лице. Потому что я - русский.

Однако я буду с русской интеллигенцией и верхними классами против русских рабочих и крестьян, случись у нас социальная война. Потому что - потомственный дворянин и интеллигент. Вот и все".

Это - основополагающее, краеугольное. Это переходит из статьи в статью Александра Севастьянова как фрагмент некого священного текста, как мантра. Казалось бы, невозможно предположить, чтобы простой, добрый, чуть наивный русский народ устоял перед такими же простыми и прямыми, как луч света в темном, захваченном мировой закулисой царстве, риторическими фигурами. Ан нет, пока он, народ, держится.

Возможно, "этнический" национализм оказался слишком "идейным" для исконного российского традиционалиста. Возможно, он, стихийный традиционалист, нормальный русский мужик, человек-из-глубинки, печенкой чувствует, что его дурят, морочат, что мир - он хитрее устроен, чем его изображают те, кто предлагает объединиться всем русским, вдарить наконец по чужим, пришлым, нерусским и решить все проблемы. Возможно, он вообще не рвется участвовать в какой бы то ни было войне под чьими-либо знаменами. Возможно также, что "простой человек" сыт по горло простыми и при этом радикальными рецептами обустройства России и жаждет не крутых и "правильных" перемен, а стабильности и спокойствия.

Посему он, мужик, разделиться по национальному признаку не очень торопится. Идея "Россия для русских" его греет (нельзя не верить ВЦИОМу), но понимает он, видно, ее не совсем так, как политически активные русские националисты. Более того, государственнический менталитет, присущий традиционалистскому сознанию, сумела поставить себе на службу партия власти, как только стала эксплуатировать национально-государственную риторику и реально, не на словах только, решать - не будем здесь рассуждать о том, насколько удачно, - некоторые назревшие и перезревшие национальные проблемы (Чечня). Вырвала знамя патриотизма из слабеющих рук Геннадия Андреевича, о Жириновском я уже не говорю - и тем более о всех прочих...

Самым большим открытием, которое я сделал, изучая тексты г-на Севастьянова, было такое: оказывается, русский националист может самоутвердиться, лишь аннигилировав фундаментальные константы тысячелетней русской истории. Севастьянов рассуждает примерно так: рост русского национализма, сопровождающий процесс бурного становления русской этнонации, есть восходящая тенденция нашего общественного развития. Ей принадлежит будущее. Государство российское надлежит переделать; осознанной необходимостью наших дней является создание русского национального государства. Юридические параметры, карта и идеология такого государства уже подготовлены национально ориентированными интеллектуалами.

А ну как после такой переделки в России произойдет взрыв и она рухнет, - спрашивают готовые впасть в истерику оппоненты. Не рухнет, успокаивает их русский националист. А почему не рухнет? - сомневаются оппоненты. Да вот не рухнет, и все тут. Казахстан и Латвия, где установлены дискриминирующие русских этнократические режимы, не рухнули, лучезарно улыбается приятный во всех отношениях русский националист, и мы тем более не рухнем. Ну, если вы так уве-е-ерены, - тянут оппоненты и успокаиваются...

На самом деле рухнет - не рухнет - это совсем другая проблема. Сталинский режим тоже ведь не рухнул. Медленно, эволюционно отошли в Лету его последыши, затем последыши его последышей. Вопрос в том, хотим ли мы жить в государстве, устроенном по разумению гг. русских националистов, или нет. В государстве, где четверть населения сразу станет людьми второго сорта, причем не де-факто станет, а де-юре будет объявлена таковой. И еще примерно столько же вынуждены будут жить в вечном страхе, ощущая в себе ток не вполне русской, с посторонними примесями, крови, и содрогаться перед перспективой возможного разоблачения. И уровень социального напряжения в обществе будет несравним ни с советским, ни с нынешним, постсоветским... Рухнуть-то оно не рухнет, но надо хорошенько задуматься, какой политический режим должен быть установлен для того, чтобы удержать систему этнократического господства в России. А режим - это уже проблема всех, русских в не меньшей, а может, и в большей степени, чем всех прочих. Режим - это ГУЛАГ, это ВЧК, НКВД и прочее, это колхозы с бесплатной работой, это политические процессы, это удушение свободной прессы по образцу 1917 г., это поиски "полукровок" в государственных учреждениях по рецептам г-на русского националиста. Найдем где-нибудь в Минюсте нерусского господина - и пусть нерусский господин пеняет на себя!.. А нам говорят - не бойтесь... Мол, бывает и "национализм с человеческим лицом". Мол, благо русских - это благо всей России. Да в этих этнократических утопиях благом русских и не пахнет. А пахнет жесткой и потной волосатой лапой, которая, непрестанно повторяя слова о государствообразующем народе, сожмет всех в кулак и затолкнет каждого (способного к сопротивлению и интеллектуальному противостоянию режиму русского человека в первую очередь) на его маленькое, узенькое место, где он будет иметь только одну привилегию - ругательски ругать инородцев и до отупения изучать труды идеологов режима.

Между тем российская государственность всегда опиралась на универсалистскую, надэтническую идею. В эпоху Московской Руси это была идея православного царства, нашедшая наиболее концентрированное воплощение в формуле "Москва - Третий Рим". В петровскую и екатерининскую эпохи, вплоть до Александра III, это была идея империи. Даже большевики вынуждены были воспринять императив универсальности и надэтничности - коммунистическая идея, идея социальной справедливости, царства свободы народов, при всей ее утопичности и всех многократно описанных пороках - это идея того же порядка, идея надэтническая.

И далеко не худшие умы ушедшей, белой России, в эмиграции напряженно искавшие пути постбольшевистского национального возрождения, видели грядущую Россию надэтнической общностью. Вспомним прежде всего евразийство, метаисторическую концепцию, основанную на презумпции геополитического единства Евразии и естественности, неразрывности русско-монгольского или, если хотите, православно-мусульманского политического и культурного синтеза.

Эта общность в наиважнейшем, которую обнаруживают антагонистические, жестоко противостоящие друг другу политические концепции, - не случайность. Ибо это - эманация определенных императивов российской истории, трансляция веками проверенного алгоритма удержания бесконечного российского пространства.

Мысль о том, что универсалистская, надэтническая идея была уместна, когда русские составляли в России половину населения, и изжила себя, когда их стало 85% (или 82% - не суть важно), - это сведение сложной философско-исторической проблемы к весьма убогой политической арифметике, экзерсисы, весьма далекие от сколько-нибудь достойной философии истории. На этом уровне вести разговор просто не имеет смысла.

Так что Севастьянов выступает не против советской идеологии, воплощенной, как ему кажется, в фигуре "министра-философа" Рамазана Абдулатипова, а против тысячелетней логики российской истории.

В недавней нашей истории уже были попытки сломать эту логику, отбросить эту традицию, опираясь при том на абсолютно демагогическую и антиисторическую риторику. Эти выплески исторической ограниченности и политической самонадеянности еще свежи в нашей памяти. Россия для русских, русское государство и т.п. - все это лишь продолжение риторики, а главное, логики действий Ельцина и российского парламента в 1990-1991 гг., логики Декларации о государственном суверенитете России, логики Беловежской Пущи, только в более одиозном и разрушительном варианте. Собственно, тот же Севастьянов и не скрывает своей позитивной оценки произошедшего с СССР в 1990-1991 гг.: по его мнению, распад имперских структур на национальные государства в целом соответствует воле народов... а русский народ Беловежским соглашениям не воспротивился...

Но Ельцин демонтировал Союз отчасти потому, что боялся большой крови, могущей пролиться при стихийном распаде страны (хотя доминирующим мотивом ельцинских действий был, конечно, эгоизм власти). Господин Севастьянов крови не боится, он не меньший исторический оптимист, чем Ленин или Мао. Он отдает должное своим братьям по идее. Национализм для него - это неизбежное завтра всех стран и народов, а Ле Пен и Хайдер - фигуры, которые олицетворяют собой уже недалекое будущее Европы. По его собственному признанию, он с полным пониманием относится к стремлениям украинских националистов, уважает националистов чеченских, вполне понимает логику их политического поведения, но понимает также, что для русских это - враг, которому надо без всяких сантиментов оторвать голову. Это вполне широкий взгляд на вещи, своего рода "глобальное алиби" националистов. То есть нормальной является картина мира, где каждый встал на сторону светлых идеалов национализма и стремится оторвать голову проникшемуся той же мобилизующей идеей соседу. В этом самоубийственном карнавале, в этом взаимоотрывании голов, членов и конечностей торжествует сильный. Исторический оптимизм русских националистов основан на презумпции того, что сильными окажутся русские. А если не восторжествует никто и нас втянут в игру с нулевой суммой - то, во всяком случае, восторжествует идея, доказывающая неизбежность национальных катаклизмов. Это - видение политического маргинала, который настолько далеко располагается от власти и настолько далек от ответственности за реальную политику, что никакие апокалиптические фантазии, даже собственные, не омрачают его бодрого настроения и не нарушают его здорового сна. Маргиналу война всех против всех не страшна, а если она актуализирует его политические идеи, она даже благотворна. Терять ему нечего, а приобрести он может многое. Так что - "Националисты всех стран, разъединяйтесь!"

От текстов современных русских националистов всегда исходит некий душок, напоминающий аромат гнилых арбузов (используем метафору, столь симпатичную г-ну Севастьянову). Даже если это наиболее культурные и "приличные" представители данного политического сегмента.

В самом начале своей недавней, второй по счету статьи г-н Севастьянов высказывается в том смысле, что если по русскому вопросу его критикуют армянин, грек, грузин, два еврея и дагестанец (для Севастьянова дагестанец - это, похоже, такая национальность), то эта критика, в сущности, недорого стоит именно в силу национальной принадлежности (а именно: нерусскости) оппонентов. И если русская интеллигенция отмалчивается, не полемизирует с ним, то, конечно, не в силу гадливости, которое вызывают у нее определенные пассажи из произведений г-на Севастьянова, а исключительно в силу осознания (пусть и запоздалого) задач, поставленных перед ней им же, г-ном Севастьяновым.

Что это, если не типичная интеллектуальная дискриминация, когда право высказываться по тем или иным вопросам бытия страны впрямую связывается с тем, что при советской власти называли пятым пунктом? И еще: конечно, ключевое слово в перечне национальностей - отнюдь не "дагестанец". Вряд ли я раскрою глаза читателям "НГ", если скажу, что русский националист как политический тип озабочен прежде всего своими взаимоотношениями с евреями и еврейством; он не мыслит себе решения "русского вопроса" в России без решения вопроса еврейского. Генерал Макашов, известные высказывания которого в свое время вызвали столь бурную реакцию демократической общественности, - вовсе не паршивая овца в стане русского национализма. Он лишь чуть более радикален и откровенен, но большинство его собратьев по политической вере болеют теми же самыми болячками, что и он.

К слову: антисемитизм бывает, по моим наблюдениям, трех родов - патологический, оргиастический и органический.

Патологический - это когда доводят себя до исступления, до состояния, когда становятся потенциальными пациентами психушки. Нарушается сон. Везде чудится-мерещится сионистский заговор. Любимая женщина уходит к другому.

Оргиастический - это когда доводят себя до оргазма, надавливая на соединенную с подсистемой наслаждения точку. Звонят, например, на радиостанцию и выкрикивают в эфир ведущему, гостю, кому там еще: "Я знаю, что вы еврей!" И - разрядка, катарсис, оргазм.

Органический - это когда имярек сообщает, что в детстве он общался с евреями как с обыкновенными, нормальными, ничем не отличающимися от него людьми; что он сидел с еврейским мальчиком/девочкой за одной партой и даже дружил с ними, - словом, он всегда был человеком широких взглядов, не имеющим национальных предрассудков и врожденной склонности к дискриминации... А если предрассудки имеются (а они, бесспорно, имеются), то это приобретенное, порожденное неправедным поведением представителей означенной нации в отношении его лично и русских в целом - приобретенное и, следовательно, оправданное. Так что, исходя из личного опыта и забыв детский свой порочный интернационализм: будьте национально-осмотрительны при вступлении в брак! Особенно господа русские интеллигенты! И не подпускайте людей с нерусскими именами к решению проблем страны!..

Возвращаясь к предложенному выше пониманию маргинальности сознания как главной болезни русского национализма и к своеобразному феномену сужения этого сознания, замечу, что антисемитизм - это, так сказать, крайнее проявление суживающегося политического сознания, когда весь политический мир скукоживается до одной idee fixe, навязчивой идеи.

Показательно в этом контексте отношение русского националиста г-на Севастьянова к тому (весьма заурядному, на мой взгляд) факту, что к созданию национальной программы для президента России в Центре стратегических разработок приложил руку бывший советник Ельцина Эмиль Паин. Последний имел неосторожность обрести отчество Абрамович, выделенное Севастьяновым в тексте полужирным шрифтом вместе с именем-фамилией, дабы невнимательный читатель не проскочил случайно эту сверхзначимую и пикантную, по мнению автора упомянутых выше манифестов, подробность.

Сведения о работе команды Паина в Центре стратегических разработок г-н Севастьянов почерпнул, по его собственному признанию, не где-нибудь, а в "НГ". Но при всем уважении к коллегам-журналистам замечу, что изучать экономические и политические программы надлежит не по газетным репортажам. И тем более не стоит, опираясь на эти репортерские заметки, торопиться сигнализировать.

Севастьянов сигнализирует - и призывает президента от рассмотрения "доктрины Паина" воздержаться, потому что ни один из "русофобских" принципов этой доктрины не будет принят и признан русскими людьми. Они, дескать, вызовут законное возмущение 85% населения... (Вообще замечу в скобках, что говорить от имени народа, всех русских людей и т.п. - традиция, идущая от столь третируемой русским националистом тоталитарной эпохи; а с точки зрения эстетической - это просто дурной вкус, что г-на Севастьянова как эстета, коллекционера, библиофила, эксперта по антиквариату и т.д. не очень украшает.)

Не буду оценивать качество и теоретический уровень программы Паина - за последние десять лет мне не приходилось видеть ни одной безукоризненной, стопроцентно убедительной и вызывающей всеобщий восторг программы. Единственное, что можно утверждать с уверенностью, так это то, что эта программа не русофобская. Неизбывные обвинения в русофобии банальны и вряд ли заслуживают специального разговора. Это тоже своего рода код, пароль, унифицированная идеологическая одежка. Интересно другое. Возможно ли, спрашиваю я себя, не сигнализировать президенту, что программу национальной политики для него, президента, пишет человек, которого зовут Эмиль Абрамович? Нет, оказывается, совершенно невозможно. Русский националист так уж устроен - заслышав, что некто, имеющий режущее его слух отчество, занимается проблемами его Отечества, немедленно реагирует: кто попроще - разражаясь бранью у пивного ларька, а кто пообразованнее - доводя до сведения президента. Просто такова их психофизическая организация. Действительно, послание Севастьянова к Путину - это чистая органика. Даже Жириновский не всегда так органичен.

Задумаемся - ведь Россия только в самом первом приближении состоит из 85% русских и 15% нерусских. Или пока, до поры состоит. Любая политическая логика, в том числе логика политического разделения и политического противопоставления, имеет свое продолжение. Логика рассуждений русского националиста неизбежно ведет к тому, что страна будет возглавляться "национальной элитой". (Национализм всегда аристократичен, полагает г-н Севастьянов, сетуя между делом на то, сколько неприятностей доставил ему его не изжитый еще вполне внутренний аристократизм; этот последний пассаж напомнил мне объявления в газете "Из рук в руки" типа: "Молодая леди познакомится с состоятельным господином..." - тоже своего рода аристократизм.) А многомиллионной не-элите в массовом порядке придется доказывать аутентичность своего русского происхождения. Из этих 85%, благодаря усилиям набирающих кураж спасителей нашего отечества, очень многим придется ответить за нечистокровность бабок и дедок, за неправильно - с точки зрения национальной принадлежности - выбранных жен и "полукровок"-детей. Кто будет определять степень русскости, чистоту их крови? Да как раз те, кто весьма определенно дал нам понять, что голоса каких-то там армян, греков и "дагестанцев" стоят куда меньше голосов стопроцентных русских, те, кто выявил национальную ущербность и нечистокровность Гайдара и Чубайса (переходящую в политическую неблагонадежность) - избежавшие когтей и клыков всемирного Интернационала господа русские националисты.

Надо заметить, что поиски и разоблачение "евреев-полукровок" в высших эшелонах российской власти - занятие, которому не чужд и г-н Севастьянов, - времяпрепровождение для русского националиста чрезвычайно типичное. Это своего рода знак, по которому свои узнают своих. И в этом пункте "почти пристойный" русский национализм мало отличается от зловонного, агрессивного, ксенофобского. И кстати, от черносотенного национализма начала века, воплощенного в фигурах Пуришкевича и Маркова второго (последнюю констатацию многие нынешние русские националисты сочтут, не сомневаюсь, за комплимент).

Это просто, как яйцо. Если в правительство не должны проникать скрытые "полуевреи", вскормленные мировой закулисой, то обеспечить это можно только одним способом: выявить всех их до последнего и взять на карандаш. А потом - и всех прочих метисов, квартеронов и квартеронок (кажется, так назывались эти несчастные у Майн Рида?).

Нет смысла полемизировать по этому поводу, перелистывать уже многократно перелистанные, общеизвестные, но от этой общеизвестности не ставшие менее гнусными страницы истории человечества в XX веке. Кто понимает, что значит такое деление населения на чистых и нечистых, чистокровных и нечистокровных, коренных и некоренных, - тот уже понимает, кто не понимает - тому и объяснять бессмысленно.

Кстати, о письме Севастьянова президенту. В контексте этой, так очевидно выявившейся вдруг у русского националиста склонности сигнализировать не совсем понятны инвективы г-на Севастьянова против его оппонентов, якобы вынужденных в тщетной борьбе с его неодолимыми идеями избирать жанр политического доноса. Это хлесткое словцо по отношению к своим оппонентам г-н Севастьянов повторяет непрерывно. Понятное дело: у них - шпион, у нас - разведчик, у них - политический донос, у нас - сигнал, проявление политической бдительности, радение о благе государства, у них - прислуживание, холуйство и лизоблюдство, у нас - доверительный разговор интеллигента с верховной властью: "двое в комнате, я и...", почти диалог почти равных... Припоминая привычку г-на Севастьянова заканчивать теоретические дискуссии судебными слушаниями, я не хочу, говоря о нем лично, упоминать то слово, которое использует он сам, прикалывая к позорному столбу своих оппонентов (а именно слово донос). Нет. Обойдусь. Русский язык богат синонимами. Так что - сигнализирование, сигнализирование и еще раз сигнализирование!..

А если попытаться посмотреть на ситуацию глазами политического философа, то станет очевидным - маргинал ищет самый простой, прямой, короткий и неполитический подход к власти. Не считаясь с некоторыми возникающими при этом моральными шероховатостями. Таков его менталитет. Уж очень скучно на украйне российской политики.

Типичный русский националист обдает всех общающихся с ним индивидуумов жизнеутверждающей уверенностью и своеобразным обаянием сверхполноценности: еще бы, за его спиной - весь русский народ как один человек! Но сверхполноценность оказывается мифом, если чуть внимательнее вчитаться в писания русских националистов, да хоть того же Александра Севастьянова, благо они под рукой.

Для психологического портрета современного русского националиста и понимания его психологического состояния чрезвычайно показательна самоаттестация Александра Севастьянова: "...Сегодня я - достаточно известный в России и за рубежом идеолог русского национализма, редактор "Национальной газеты", член Центрального совета общественного движения "Спас". Неоднократно в "Независимой газете" публиковались мои манифесты... а также рецензии на мои книги... Пожалуй, можно сказать, на страницах "НГ" такая важнейшая составляющая современного общественного сознания России, как русский национализм, представлена исключительно в моем лице". Это все равно что Брежнев сказал бы о себе: я - неутомимый борец за мир во всем мире, видный деятель мирового коммунистического и рабочего движения...

Столь же характерно пространное, очевидным образом выходящее за рамки здравого смысла самоцитирование - примеры читатель без труда найдет в двух упомянутых статьях г-на Севастьянова, точнее, эти примеры неизбежно найдут читателя. Да, собственные работы цитируются большими кусками, любовно, трепетно, как классика жанра. Это как "Манифест Коммунистической партии" Маркса и Энгельса, где нельзя ни прибавить, ни убавить ни единого слова... Оголтелое автоцитирование - это самая простая и примитивная (хотя притом и вполне понятная) человеческая реакция на невостребованность. На незамеченность. На недооцененность, наконец.

И здесь же, на фоне помпезных теоретических формул, - несколько суетливая сметка русского торгового человека, в просторечии лавочника: и про суд с недругами-клеветниками прописать, пригвоздить процессуальных противников, и сообщить городу и миру, что суд этот иск принял (событие!), и подвернувшуюся возможность отрекомендовать дружественный фонд (с вполне остапбендеровским призывом делать взносы), использовать... Так, к слову, если уже подвернулся случай. Полемическая статья - штука многофункциональная, много для чего полезная. Как говаривал Плеханов по несколько иному поводу, "бабушка, мы и ее возьмем".

Вопрос о перспективах русского национализма не столь прост. Маргинальность очевидна и существенна, но предопределяет ли она фатально его судьбу?

Кроме того, ведь должны же быть способы преодоления этой маргинальности? А правда, как попасть в Думу, в правительство, в администрацию президента? Это как раз очень понятно и просто - надо преодолеть маргинальность мышления. А вот как ее преодолеть? Не мне учить господ русских националистов, но один способ все же посоветую: читайте Николая Бердяева, читайте Георгия Федотова, читайте так мало уважаемого вами "безнадежно обветшалого" Владимира Соловьева... Толстого Льва Николаевича не обижайте, не относите все им сказанное и вам немилое на счет помрачений старика... Да и Льва Николаевича Гумилева не игнорируйте, много интересного почерпнете об этногенезе и становлении русской нации...

Окажется, что русская национальная идея существовала задолго до Баркашова и Севастьянова; окажется, что есть иные канонические тексты, которые еще штудировать и штудировать... И что есть другие русские интеллигенты. И что далеко не все, что написано людьми, отстаивающими русскую национальную идею, так плоско, безвкусно и одиозно.

Но есть и иной путь выхода из маргинального состояния. Русский национализм, как уже было сказано, является силой внесистемной. Как внесистемная сила он потенциально опасен - ведь, вспомним, и большевизм был внесистемной силой, и нацизм долгое время располагался за рамками политической системы Веймарской республики. Точки бифуркации, которые проходит любое политически нестабильное общество, предоставляют шанс агрессивным и неразборчивым в средствах маргиналам - и они эти шансы порой используют, дорываясь до власти и укореняясь в ней отнюдь не потому, что таков был осознанный выбор народа. Потому и выстраданная и в муках выстроенная если не демократическая, то имеющая потенции стать таковой политическая система России не является для маргинала ценностью. Не будучи включен в нее, он готов с легкостью ее разрушить. Или - обрушить. Обвалить, словом. В любой момент.

Но - нужен кризис, глобальный кризис, в котором проявят свою несостоятельность и президентская власть, и системная оппозиция. Как добиться этой вожделенной ситуации, в которой один лишь этнический русский национализм окажется на гребне и из маргинального течения сможет превратиться в силу, способную бороться за власть? В текстах Севастьянова это прочитывается весьма отчетливо, говорится, что называется, открытым текстом: надо как следует взяться за пресловутые 15% населения, противопоставить им русских как государствообразующую нацию... Главное - начать, ввязаться в бой...

Но агрессивный, "этнический" русский национализм сможет резко актуализироваться, только если будет поставлено под вопрос само существование России. В этом смысле русский националист как персонаж политической сцены, как внесистемная фигура объективно заинтересован в ухудшении ситуации - в Чечне, в других горячих точках. Нужен острейший кризис для того, чтобы внесистемные маргиналы, популисты, да что там, прямо скажем - демагоги могли опрокинуть систему и стать не системной, а надсистемной силой. И это заставляет нас предельно серьезно отнестись к тому, что говорят и делают представители современной генерации русских националистов.

Хотя, конечно, это совсем не то "неизбежное", которое предлагает всем нам безропотно принять г-н Севастьянов.