Андрей Ваганов
 |
 |
|
Министр науки и технологий РФ Михаил Кирпичников. Фото Артема Житенева (НГ-фото) |
- Михаил Петрович, 8 февраля впервые отмечается как День российской науки. Почему именно этот день, и какой вообще смысл заложен в эту праздничную дату?
- Дата эта выбрана потому, что 8 февраля 1724 года Петр I издал указ об учреждении Российской академии наук. Я считаю, что российское научное сообщество заслужило того, чтобы иметь свой корпоративный праздник.
Памятные даты не просто существуют сами по себе. Они нужны. И это хороший повод к самоосознанию, саморефлексии научного сообщества.
- Мы с вами последний раз встречались почти полгода назад. За это время много чего произошло в стране. На ваш взгляд, какие события были наиболее значимы для научно-технической сферы?
- Наметилась, а точнее, уже оформляется некая стабилизация экономики. Это необходимое условие того, чтобы вообще происходило что-то положительное в стране, в том числе и в научно-технической сфере.
Впервые в 1999 году в отношении науки были полностью исполнены бюджетные обязательства. Это действительно показатель того, что в экономике происходит стабилизация. Другой вопрос: на каком уровне происходит эта стабилизация?
Хотел бы пояснить свою мысль. Стабилизация - это исходная позиция, чтобы начать осмысленное движение вперед. Наука впервые получила столько бюджетных средств, сколько ей было обещано. Сегодня нет острой проблемы взаимозачетов. Оплата труда в научной сфере в конце прошлого года впервые за все годы реформ превысила среднюю зарплату в целом по отраслям экономики в стране. Конечно, гордиться здесь особенно нечем. Скорее нужно говорить не о высокой зарплате ученых, а о низкой зарплате других категорий работников, прежде всего в бюджетной сфере.
За эти полгода сделано очень много по формированию венчурного (рискового) инвестирования научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ. До недавнего времени даже понятия такого - венчурное инвестирование - в стране не было.
- Каково основное содержание этих документов, в чем их суть? Почему раньше нельзя этого было сделать?
- У нас просто не было нормативной базы для организации венчурных фондов. Представленные документы предусматривают не только льготы для таких фондов, но, самое главное, государственное участие в формировании системы венчурных фондов, то есть конкретный взнос государства в материнский венчурный фонд, величина которого составит 100 млн. рублей. Главной задачей этого материнского фонда, как я его называю, является не столько вложение в конкретные проекты, сколько поддержка создания системы венчурного инвестирования в России.
Это сигнал для других инвесторов. И этот сигнал сегодня услышан. Уже существуют договоренности об участии в системе венчурного инвестирования Европейского банка реконструкции и развития, Европейской ассоциации венчурного инвестирования и других.
Механизм венчурного инвестирования построен на одном простом принципе: инвестор не только вкладывает деньги, но и участвует в управлении тем проектом или предприятием, которое он финансирует. Для каждого бизнесмена это лучшая гарантия. Вот в чем принципиальное отличие венчурного инвестирования от обычного кредитования. В документах, о которых я упоминал, подробно расписаны все этапы и действия по созданию этого материнского венчурного фонда. Плюс предложена концепция венчурного инвестирования - документ на 15 страницах, в котором изложена вся идеология этого подхода.
- Еще в мае прошлого года была образована правительственная Комиссия по научно-инновационной политике. Но первое ее заседание прошло только 25 декабря 1999 г. Известно, что комиссию возглавил Владимир Путин. Какие вопросы рассматривались?
- Одним из вопросов как раз и стало рассмотрение предложенной системы венчурного инвестирования. Надо сказать, вокруг предлагаемого нами подхода была очень жесткая и серьезная борьба: ведь ясно, что система венчурного финансирования означает полное отстранение чиновников от участия в распределении денежных потоков. Было и противодействие: а чем, мол, вам не подходят другие фонды, которые уже успешно работают? А тем и не подходят, что основная функция этих фондов - делить и распределять государственные деньги, а не управлять самим объектом финансирования. Что, хочу особо подчеркнуть, вовсе не дискредитирует действующую систему внебюджетных фондов. У них своя ниша.
Система венчурного финансирования за последние несколько лет просто преобразила, например, экономику Финляндии. Там рисковое финансирование очень развито. Страна переживает благодаря этому экономический бум. Я не питаю подобных иллюзий относительно России. Я считаю, что венчурное инвестирование - это seed money, как говорят англичане, "семенные деньги". Положительный зарубежный опыт венчурного финансирования находит отклик и у нас. Не случайно эту инициативу уже поддержали шесть руководителей субъектов Федерации, заявившие, что они готовы со своими "региональными" деньгами создавать венчурные фонды в Татарстане, Санкт-Петербурге, Саратовской, Новгородской, Свердловской и Пермской областях.
О других событиях года. Создана развитая телекоммуникационная сеть для науки и высшей школы, которая охватывает сегодня 45 регионов страны и около миллиона пользователей. В минувшем году мы обнародовали планы создания на базе существующих инновационно-технологических центров (ИТЦ) трех инновационно-промышленных комплексов (ИПК). Сегодня они созданы в Зеленограде, Санкт-Петербурге (на базе объединения "Светлана") и при Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова. Обороты этих структур увеличились на порядок.
Открыто несколько новых ИТЦ в Москве, Екатеринбурге и Казани.
Принципиально важное новшество последнего времени - решения правительства об усилении поддержки оборонной науки.
- А каковы параметры федерального бюджета на науку на 2000 год? По каким статьям идет финансирование?
- Еще на стадии первичной подготовки бюджета в правительстве мы начинали с очень плохих позиций. Коэффициент увеличения финансирования науки 2000 года по отношению к 1999-му составлял чуть больше 1,2. До внесения бюджета в Госдуму коэффициент удалось поднять до 1,3. Затем с ним хорошо поработали в Думе. В результате итоговый коэффициент составляет теперь около 1,4. При этом объем финансирования фундаментальной науки составит более 40% от бюджета финансирования всей науки.
В абсолютных цифрах бюджет науки на 2000 год составляет 15,9 миллиарда рублей.
- Критики правительства, в той же Госдуме например, постоянно приводят один и тот же аргумент, с которым действительно сложно спорить: исполнительная власть уже хронически не выполняет требований Закона "О науке" о четырехпроцентном финансировании от расходной части бюджета научной сферы. Не честнее ли было бы прямо признать, что в обозримой перспективе правительство не может выполнить это требование закона и внести законодательное предложение о поправке к данной статье закона?
- Честнее. Но вряд ли это принесло бы пользу делу. Жизнь, конечно, меняется быстрее, чем все законы. Когда закладывалось четырехпроцентное финансирование науки, традиционно один процент от бюджета на науку шел у нас на космические исследования. Сейчас космос в бюджете прописан отдельной строкой, поэтому будем говорить о трех процентах.
Сегодня мы наблюдаем парадоксальную ситуацию: бюджетное финансирование науки в последние два года продолжало постоянно уменьшаться, а внутренние затраты на науку, которые включают как бюджетное финансирование, так и внебюджетные источники, сохранялись неизменными. Это говорит о том, что наука учится работать в условиях рынка и сегодня она зарабатывает сама приблизительно столько, сколько получает из бюджета.
Конечно, цифры бюджета безумно малы, тут нет вопросов. Даже три процента, я думаю, это не тот показатель, который мог бы удовлетворить науку. Удастся ли в ближайшем будущем достигнуть этого уровня? Не знаю. Нужно ли убирать эти конкретные цифры из текста Закона "О науке"? Не уверен. Если бы я сейчас был в положении человека, которому нужно выбирать, вводить или не вводить этот показатель, и, видя, что происходит вокруг этой цифры, я бы скорее из прагматических соображений склонился к тому, что в законе он не нужен просто потому, что он, кроме постоянных разочарований, не приводил бы ни к чему. Но если отказаться от этой цифры, то исчезнет ориентир, заставляющий распределять бюджетные средства с учетом интересов отечественной науки. Да и с финансовыми ведомствами говорить нам будет значительно труднее.
- Миннауки за последнее время явно изменило свою политику с научно-технической на научно-инновационную. А инновации - это научно-технический результат в товарной форме. Вопрос только в том, что сегодня, кажется, так и не возникло платежеспособного спроса на этот товар. У вас нет ощущения, что все ваши усилия уходят в песок? "Труба" как была, так и остается главной надеждой и опорой России?
- В СССР была великолепная наука, многое осталось и сейчас. А вот промышленность, за исключением некоторых отраслей ВПК, всегда была низкотехнологичная. Мы были способны произвести уникальные изделия, но настоящей культуры создания технологий у нас не было.
Так мы и жили в закрытой экономике двух стандартов. В оборонке действительно высокие, но очень дорогие технологии, а для остальных как получится. Все равно купят. Только сейчас технологическая культура медленно, трудно, но создается.
Уходит ли все в песок? В других странах есть аналогичная нашей система инновационно-технологических центров. Например, в Израиле существует так называемая система теплиц. На 6-миллионную страну приходится 30 таких технологических "теплиц". И каждая из них по масштабам превосходит любой наш ИТЦ. Во всей России сейчас 36 ИТЦ. Для такой страны, как наша, это, безусловно, мало. Но уже сегодня очевидно понимание некоторыми губернаторами того факта, что только развитие инновационных процессов определит будущее их регионов и страны в целом. Бюджетные вложения в инфраструктуру малого и среднего бизнеса окупаются только через налоги, взятые с этих же ИТЦ максимум за два года.
"Труба" никогда не станет надеждой России, а вот опорой будет еще много лет. При этом надо понимать, что и "труба" не может обойтись без высоких технологий, иначе мы и на ней много не заработаем.
