Петр Спивак
В современном искусстве мифология пересоздается в личностную картину мира.
Мартирос Сарьян. У моря. Сфинкс. 1908. Ереван, Дом-музей М.Сарьяна Ереван
Выдумывают же люди... Удивительно богатое смыслами выражение. За ним – полный диапазон возможных оценок: от восхищения до порыва бежать куда глаза глядят от очередной несусветицы.
Логично будет начать эти календарные заметки с искусства, благо именно оно без фантазии немыслимо. Но весь фокус не в ней одной, а в многообразии соотношений вымысла и реальности. Вот, например, кинематограф (не рисованный). Хочешь что-нибудь снять на пленку – подготовь натуру. Так и в игровом кино, и в документальном. Характерно, что у кинорежиссера (а заодно кинотеоретика) Всеволода Пудовкина, родившегося 28 февраля 1893 года (ум. 1953), на раннем этапе творчества художественные ленты соседствовали с научно-популярными. В 1926 году он сделал фильм «Механика головного мозга» – об учении Ивана Павлова и его экспериментах. Казалось бы, можно предположить, что и к историко-революционной тематике, столь значимой после 1917 года, Пудовкин подойдет как хроникер. Ан нет: он скорее эпический сказитель, творец мифа на новый лад.
Пожалуй, именно так воспринимается сегодня трилогия Пудовкина: «Мать» (1926), «Конец Санкт-Петербурга» (1927), «Потомок Чингисхана» (1929). Начинается она экранизацией романа Горького, с коего, как известно, пошел в рост соцреализм, а потом тема революционной борьбы перерастает в общую схему истории. Есть народ, есть его угнетатели, есть борьба этих двух полюсов. Но коль скоро художник принял такую веру, для него обязательно наступят последствия, непостижные уму. Актер Валерий Инкижинов, игравший в «Потомке Чингисхана» главную роль охотника и борца, сделался невозвращенцем, и фильм перестали показывать, а имя изменника удалили из титров. Чистый Оруэлл.
А на фоне пудовкинского эпоса очень органично, даже закономерно появляется другой, опять-таки архаический, – и тоже находит себе нишу. Джамбул Джабаев, казахский поэт-акын, родился 28 февраля 1846 года и к моменту прихода советской власти был уже признан в народе. И оказалось, что привычные для него формы и каноны практически не требуют переделки, приспособления к новым временам и идеям. До революции Джамбул пел о батырах, ханах, людях трудолюбивых и ленивых, а после – в качестве батыра он воспринял Ворошилова, в облике мудрого аксакала – Калинина и т.д. О Ленине и Сталине я и не говорю. Все это, если вдуматься, было закономерно. Если социалистический строй втискивал модернизацию в рамки антимодернизационные, то эпос будет необходим и неизбежен. Он соответствует общему духу мировосприятия.
Вот, кстати, реальная историческая фигура, человек, которому аккомпанировал Джамбул (или, наоборот, я уж не знаю). Это матрос-большевик, революционный и политический деятель Павел Дыбенко, появившийся на свет 28 февраля 1889 года. Участник октябрьских событий 1917-го, наркомвоен советского Крыма, человек, подавлявший и антоновское восстание, и мятежный Кронштадт. В последнем случае он действовал под командованием Тухачевского, в сталинском процессе над которым был в составе суда. А в 1938 году и сам был арестован и расстрелян.
Кстати, Бунин в своих «Окаянных днях» упомянул Дыбенко в издевательском контексте, призвав задуматься над этимологией этой фамилии. И в самом деле, страшно делается.
Но вот парадокс советской действительности: одним из ее непременных атрибутов всегда считался расцвет многонационального искусства, своего рода доказательство правильности избранного народом пути. И целому ряду мастеров, особенно в национальных республиках, это давало возможность выжить, уцелеть в некоей нише. В роли витринных экспонатов, что ли. Так было у одного из старейшин изобразительного искусства позднесоветских лет – армянского художника Мартироса Сарьяна. Он родился 28 февраля 1880 года, множеством нитей был связан с Серебряным веком. Тем веком, где вольные объединения: «Мир искусства», «Голубая роза»... Советскую действительность Сарьян почти не писал. Его ключевые мотивы – природа и сказки Армении. Где сказки, там, понятно, фольклор, мифология. Но это личный взгляд художника, его собственный угол зрения, а не пассивная роль ретранслятора надличностного целого. Индивидуальная картина мира.
Я начал эти заметки с упоминания о популяризации науки. Так вот, стандартное для массового сознания восприятие науки состоит в превращении ее в некую паранауку, что ли. А если речь идет, например, о научной фантастике, то она в исполнении этаких паранаучных акынов приобретает черты квазиэпоса космической эры или чего-нибудь в этом роде. Критик Всеволод Ревич, родившийся 28 февраля 1929 года (ум. 1997), написал об этом трактат с заголовком-диагнозом: «Нуль-литература». А один из опытнейших наших журналистов, связанных с темой науки, Олег Мороз, отмечает сегодня 80-летие. Человек, для которого высшей ценностью всегда было точное знание, закономерно пришел к политическому летописанию наших дней. Без мифов и эпических камланий.
