Петр Спивак
2000 год. На своем, как мы бы сказали, дачном участке Сьюзен Зонтаг собирается с мыслями перед пресс-конференцией. Интеллектуал эпохи масс-медиа.
Фото Reuters
Старая шутка советских времен: существуют две категории наук – естественные и противоестественные. Под последними подразумевалось гуманитарное знание в марксистско-ленинском своем изводе. Но, конечно, наши способы понимания мира вещественного и мира духовного мыслители сопоставляли независимо от исторического материализма.
Родившийся 175 лет назад, 16 января 1838 года, австрийский философ и психолог Франц Брентано (ум. 1917) посвятил свои работы важнейшему различию между явлениями физическими и психическими (или ментальными), которое он назвал интенциональностью. Это как две категории глаголов: те бывают переходные, то есть направленные на некий объект, и непереходные. Глаголы познания – переходные: видеть, слышать, понимать. А направленность на что-то означает участие личности субъекта, его психологии, намерений, соображений. И с этой точки зрения метод познания у философов и прочих гуманитариев тот же, что у физиков и химиков.
Биографический факт: Брентано был католическим священником, но, когда в 1870 году в Ватикане провозгласили догмат о непогрешимости Папы, вещающего ex cathedra, покинул Церковь. Нашел, что его, свободно мыслящего человека, высшая интенция – познание истины – с этим несовместима.
Что уж говорить о последующих временах авангардных исканий! Сегодня 125-летие видного российского авангардиста Осипа Брика (1888–1945). Литературоведа, критика, одного из главных фигурантов в многочисленных интеллектуальных союзах и школах – и независимом ОПОЯЗе (Обществе изучения поэтического языка), и политизированном ЛЕФе (Левом фронте искусств). Но это еще далеко не все Бриковы ипостаси. Жена его, Лиля Брик, – возлюбленная и муза Владимира Маяковского, поэта революции и притом в поэзии своей реформатора, революционера. И трое, составлявшие сей как бы классический треугольник, жили единым то ли семейным, то ли коммунальным гнездом. До поры до времени это была стабильность. Опять-таки поиск новых форм.
Пока на смену раннесоветскому авангарду еще не пришел соцреалистический канон, Брик придумывал доктрины и направления: литературу факта, социальный заказ... Потом ушел с авансцены на обочину. Там, где есть одна-единственная нормативно установленная истина, такой человек не нужен. Но ведь есть, по счастью, другой, свободный мир.
И снова круглая дата: 80 лет исполнилось бы сегодня американской коллеге Осипа Брика – Сьюзен Зонтаг, писательнице, критику, эссеисту. Она ушла из жизни в 2004-м. Уже царили масс-медиа, и Зонтаг всматривалась в интенции культуры, в то, как устроена ее адресация к аудитории.
Всякие здесь наблюдаются феномены. Например, впервые описанный Зонтаг кэмп, то есть стиль, основанный на использовании уродства, возведении его в эстетическую степень. Что ж, и на этом пути возможны открытия. Но есть и явления с куда более высокой, минимально говоря, степенью риска. У одного из эссе Сьюзен Зонтаг заголовок, как красный свет светофора: «Магический фашизм». Что это? Чему она поставила такой диагноз? А творчеству знаменитого немецкого кинорежиссера Лени Рифеншталь, поставившей фильмы о нацистских партийных съездах и о берлинской Олимпиаде-1936. Фильмы, где все разложено по полочкам: вождь, власть, массы, герои. Естественно, со сталинским соцреализмом много параллелей, но речь сейчас не о том. «Фашистская эстетика включает восхищение первозданными ценностями», – писала Зонтаг. Здесь не столько об авангарде приходится говорить, сколько об архаике, мистике почвы.
И еще одна важная черта. «В основе фашистского искусства – утопическая эстетика физического совершенства», – сказала как припечатала Зонтаг. Ну а противоположное по своей сущности искусство, неотделимое от свободной личности? Там – что?
Там – нет единого рецепта, единой теории, и это начало всех начал. Каждый творит по-своему.
Свое 85-летие отмечает сегодня свободный писатель, наш соотечественник, собрат по языку, давно живущий в Германии, – Борис Хазанов. Теоретизировать о его приемах писания прозы лучше не здесь, не в скупых газетных абзацах. Лучше я скажу о повести, с которой для меня начался Хазанов, – о «Часе короля». В основе ее – реальный исторический эпизод. За один день, не встретив вооруженного отпора, нацистская Германия оккупировала Данию. И когда жившим там евреям было приказано надеть желтые звезды, король Кристиан X тоже стал ходить с желтой звездой. Акт морального сопротивления, гордого и безнадежного. Жест самоотождествления с ближними и дальними, обреченными на гибель.
Повесть эту Борис Хазанов написал в Москве в 1976 году, еще не будучи, строго говоря, Борисом Хазановым. Под паспортным своим именем – Геннадий Файбусович – он работал в научно-популярном журнале «Химия и жизнь». А «Час короля» отправил, подписав псевдонимом, в Израиль, где повесть и увидела свет. Потом журналист Файбусович перестал существовать, а новый писатель эмигрировал. И стал одной из ключевых фигур в мюнхенском журнале «Страна и мир», входящем в не такой уж длинный список вершин русского журнального дела.
Название это – отсылка к статье Андрея Сахарова «О стране и мире». Журнал (редакторами, кроме Хазанова, были Кронид Любарский и Сергей Максудов) выступил в русле сахаровских либеральных идей. Он оппонировал другим изданиям, прежде всего куда более почвенному «Континенту». Личность выше ее идентификации. Не так ли повел себя тот король?
