Петр Спивак
Разум Альфреда фон Байера вступил в соперничество с природой. И оказался с нею наравне.
Фото с официального сайта Нобелевского комитета
Трудно рассказывать о том, что знают все. Еще одна неподъемная материя – люди разных профессий, объединяемые одним определением: виртуозы. А если одно накладывается на другое?
Полотна нидерландского художника Яна Вермеера (в России его часто называют Ян Вермеер Делфтский), крещенного – дата собственно рождения неизвестна – 31 октября 1632 года (ум. 1675), едва ли не у каждого стоят перед глазами. «Девушка с жемчужной сережкой», «Кружевница», «Девушка, читающая письмо у открытого окна»... Странная мысль иногда приходит в голову: хорошо, что это не кино, не движущееся изображение. Иначе нельзя было бы с такой остротою почувствовать остановленное мгновение, мимолетный жест, поворот головы, лицо в лучах света. Для голландской культуры XVII век считается золотым, ту же «Девочку с жемчужной сережкой» называют северной Моной Лизой. Но в случае с Вермеером счастливая гармония была еще в одном отношении: он совмещал живопись с торговлей произведениями искусства. И успешно совмещал.
Как мы знаем с давних пор, на одном полюсе просвещения художники и лирики, а на другом физики с химиками. 31 октября 1835 года родился немецкий химик-органик Адольф фон Байер (ум. 1917), нобелевский лауреат. Признаюсь, никогда не разумел химию: сведений вагон и малая тележка, а внутренняя связь между ними непонятно где. Так что пересказывать, какие вещества Байер открыл и какие синтезировал, не стану. Скажу о двух моментах. Во-первых, в доме родителей Байера собирались многие известные люди – например, Эрнст Теодор Амадей Гофман, поэт и романтик. Во-вторых, работы Байера по изучению красителя индиго привели к тому, что появился индиго искусственный. И Германия с заводами искусственных красителей заняла ведущее положение на мировом рынке.
Сегодня есть случай вспомнить такого мастера своего дела, как детектив с Бейкер-стрит: 31 октября 1892 года вышел в свет сборник рассказов Артура Конан Дойла «Приключения Шерлока Холмса». А дедукция и прочие методы этого персонажа перекликаются, например, с шахматами. Там тоже на дворе юбилей: 120 лет со дня рождения русского шахматиста Александра Алехина (ум. 1946), четвертого чемпиона мира. Его талант и мастерство самоочевидны. А фигура в целом – ставящая в тупик. Двойственная или, как выражались у нас одно время, амбивалентная.
Впечатление такое, что Алехин мог ужиться с какой угодно властью или царствующей в мире силой. В 1918 году чекисты его, дворянина, чуть не расстреляли – спасла, в общем-то, случайность. Но после этого он работал переводчиком на конгрессе Коминтерна, стал советским шахматистом номер один. Женился на швейцарской социал-демократке, уехал в Европу, а там в годы Второй мировой войны принял участие уже в шахматной жизни нацистской Германии (ради соединения с женою). И цикл статей опубликовал – «Еврейские и арийские шахматы», – от коего потом открещивался.
А по соседству на листке календаря – 100-летие австрийского писателя и журналиста, еврея по происхождению, писавшего под подчеркнуто неавстрийским псевдонимом Жан Амери (ум. 1978) и познавшего на своем опыте, что такое Освенцим. И главная его книга – «За пределами вины и искупления» (1966) – о концлагере и Холокосте.
После такого – дальше некуда, обрывается нить. Вдруг начинает звучать нечто человеческое, даже слишком человеческое.
«Ты ж голодранец, гы-ы!.. Ты живешь на свете по доверенности!» «Я торгую кулубнику, выращенную своими собственными пальцАми!..» «Если человек идиот, то это надолго!» Я цитирую не сверяясь с фонограммой, так, как запомнилось. Все эти изречения – из приснопамятного фильма «Берегись автомобиля». И произносит их второстепенный, в общем-то, персонаж, военный пенсионер. Эту роль исполнил родившийся 90 лет назад, 31 октября 1922 года, актер Анатолий Папанов (ум. 1987).
Вот кто был настоящий универсал, с безграничным диапазоном. Как-то он сказал: «Единство творчества я вижу в искусстве театра, кино, телевидения, эстрады. Четыре музы, а ты один...» Но еще в 1946 году, при окончании ГИТИСа, он на госэкзаменах сыграл две роли: одного персонажа молодого, а другого – глубокого старика. И так потом всю жизнь. Папанов был и Городничий в «Ревизоре», и Гаев в «Вишневом саде», и симоновский генерал Серпилин в фильме «Живые и мертвые», и, конечно, закадровый Волк в «Ну, погоди!». Но эти работы так или иначе вспомнят и без моей помощи. А вот об одной сказать, по-моему, необходимо.
В 1966 году в Театре сатиры, где Папанов играл много лет, Валентин Плучек поставил спектакль «Теркин на том свете» – по одноименной поэме-сказке Александра Твардовского. Это был гротекскный образ советской системы, сатирическое продолжение «Василия Теркина» с аллюзиями и вариациями на темы Данте и многих иных. Столь рискованное сценическое зрелище продержалось, конечно, недолго, но речь сейчас не о том. Фронтовик Папанов сам был идеальный Теркин, ведь эта роль требует абсолютной свободы от фальши. Мы смотрим на экран, где он играет и живет, и испытываем катарсис потому, что чувствуем в актере Папанове именно это.
