Петр Спивак
Морис Метерлинк смотрел на мир зорко и чувствовал в нем чудо и тайну.
Фото из Библиотеки Конгресса США
Сильный риторический жест – проклятие. Посильнее, пожалуй, чем хвала. Между тем полюса эти соседствуют, за каждым из них стоит молчаливо предполагаемая противоположность.
Французский живописец Жан Огюст Доминик Энгр, родившийся 29 августа 1780 года (ум. 1867), был главным на всю Европу лидером академизма. Что означало верность классическим формам и канонам, возведение их в перл создания. А где академисты искали и находили непревзойденные классические образцы? Разумеется, в античном мире, самое позднее – в эпоху Возрождения. В истории искусства заметные вехи – энгровские «Апофеоз Гомера» или салонные портреты вроде «Мадам Ривьер». Ориентир задан, на нашу долю остаются лишь попытки к нему приблизиться.
Художник, который следует за общепризнанной классикой, сочтет странным, если не добьется успеха. У Энгра так и было, на холодность критиков и публики он реагировал весьма раздраженно. Иное дело, если творческий человек избрал другую социокультурную роль. 29 августа 1870 года другой француз, Артюр Рембо, 15-летним ушел из родного дома и отправился в Париж. Там он поучаствовал в Парижской коммуне, которая, между прочим, уничтожила плафон Энгра (он был посвящен Наполеону Бонапарту). Но важнее другое: Рембо вошел в круг «проклятых поэтов», заведомо отвергавших для себя возможность респектабельности. И сегодня же на листке календаря день рождения нашего соотечественника Михаила Покровского (1868–1932), которого можно было бы назвать «проклятым историком».
Покровский был не просто историк, а историк-марксист, член партии большевиков и ее активный деятель. Автор выдержанной в классовом духе теории о роли торгового капитализма в русской истории, человек, выступивший с броским тезисом «История – это политика, опрокинутая в прошлое», закоперщик идеологической критики, Покровский был учеником не кого-нибудь, а великого Василия Ключевского – и его оппонентом. Ремесло свое знал. Другой большой русский историк, Павел Милюков, это отмечал уже в эмиграции, откликаясь на тот факт, что на сталинской, великодержавной стадии социализма неугоден власти стал уже сам Покровский...
И здесь пора перекинуть мостик к поэтам из круга непризнанных. Среди тех, кто испытал мощное влияние французских символистов (Бодлера, Верлена, того же Рембо), был бельгийский писатель Морис Метерлинк, 150 лет со дня рождения которого исполняется сегодня. Для нас он прежде всего автор «Синей птицы», по которой поставили бессмертный спектакль в Московском Художественном театре. Метерлинк доискался до признания у современников, умер в 1949 году нобелевским лауреатом. Но была у него и другая сторона жизни.
Еще до «Синей птицы» он написал пьесу «Чудо святого Антония» – сатиру на святых, вызвавшую театральный скандал. Да и вообще отклики на его творчество редко отличались адекватностью. Корней Чуковский, разбирая в 1914 году, на фоне войны, одну из книг о Метерлинке, сетовал, что главное в нем осталось не понято. Что же именно? Вот ответ нашего критика: «Ощущение тайны и ужаса – единственное его ощущение. Надменно, свысока, не без презрения взирает он на сутолоку жизни и не проклинает ее потому, что и в ней чувствует чудо и тайну».
К этому нечего добавить.
