Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 14 сентября

Александр Кушнер чужд позе вещателя истин. Он находится с нами в диалоге.
Фото Дениса Медведева (PhotoXPress.ru)

Когда-нибудь в далеком будущем эти две даты, разделенные двадцатью годами, практически сольются на мерной линейке истории. 14 сентября 1917 года Временное правительство провозгласило Россию республикой – произошло официальное упразднение монархии. А 14 сентября 1937-го в СССР врагам народа, уже осужденным и находящимся в заключении, увеличили сроки заключения – задним числом. Выразительное соседство, ничего не скажешь.

В другой, более древней и тоже гигантской – максимум ее расширения был от Атлантики до Китая – империи, халифате Аббасидов, 14 сентября 786 года трон занял халиф Харун ар-Рашид (Гарун аль-Рашид). Тот самый, из «Тысячи и одной ночи». Расцвет хозяйства и просвещения. Кто же вспоминает, что симпатичный правитель нещадно истреблял род Бармакидов, с помощью которого пришел к власти?

Теперь о монархе, так сказать, менее победительном. 14 сентября 1169 года родился Алексей II Комнин – император Византии, задушенный в 1183 году по приказу своего дяди Андроника, претендента на власть. Годом раньше тот же Андроник организовал в Константинополе одно из крупнейших массовых убийств в истории – резню латинян (католиков), занимавшихся в городе в основном торговлей. Убито было несколько десятков тысяч человек. У императора санкцию не спрашивали. Что называется, оборотная сторона истории. Хотя, наверное, она похожа на ленту Мёбиуса: сторона на самом деле одна.

А есть ли кто-нибудь из облеченных властью, кто действительно выделяется на этом фоне? Да, пожалуй. Английский лорд Уильям Генри Кавендиш-Бентинк, родившийся 14 сентября 1774 года (ум. 1839), либерал по взглядам и партийной принадлежности, был губернатором Мадраса, а затем генерал-губернатором всей Индии. И альфой и омегой своей работы там сделал просвещение умов вкупе со смягчением нравов. Создал в Индии систему народного образования, запретил обычай самосожжения вдовы на погребальном костре мужа... Вот такой колониализм.

Но пора в XX век. 14 сентября 1886 года родился другой нетипичный политик – Ян Масарик. Сын Томаша Масарика, основоположника чехословацкой государственности, философа и гуманиста, наследник его либеральных идей. В предвоенные годы Масарик-младший был послом в Лондоне, а в правительстве в изгнании, которое обосновалось там же, стал министром иностранных дел. Этот пост он сохранил за собой и по возвращении в Прагу. Но самой влиятельной силой в Чехословакии были в это время уже коммунисты. В феврале 1948 года они захватили в стране власть – тихой сапой, без изменения Конституции и смены первых лиц государства. Яна Масарика оставили во главе МИДа. Но через две недели он был найден мертвым под окнами министерства. Сообщили, что он покончил с собой. Потом, уже в свободной стране, проводились расследования, но окончательного вывода нет до сих пор. Убийство – одна из версий.

Уголовные методы воздействия на политическую и культурную элиту – реальность новейшей истории России и сопредельных стран. Факты – упрямая вещь. Если насчет убийства Масарика еще можно спорить (как спорят до сих пор о выстреле в Столыпина, прозвучавшем 14 сентября 1911 года, – было это делом охранки или нет), то вот пример из области достоверного знания. 70 лет исполняется сегодня известному литературоведу-германисту Константину Азадовскому. Вполне академический ученый, не занимавшийся в советские времена, например, правозащитной деятельностью, он подвергся в 1980 году политическому преследованию – только потому, что отказался свидетельствовать против литератора, обвиненного в хранении наркотиков. Хранение без цели сбыта – тогда это была уголовная статья. И при обыске ему подбросили анашу. Суд, лагерный срок. И Константину Азадовскому, и его жене Светлане. Реабилитировали их в конце 80-х.

Все это происходило в Ленинграде, бывшем и будущем Санкт-Петербурге. Богатые традиции в этом великом городе, причем не только из сталинских времен. Иосифа Бродского, напомню, арестовали и судили тоже там. Интересная тема: культурная среда, силовое воздействие на нее и какие оно принесло результаты... Среда была, между прочим, богатая, жизнь в ней протекала весьма интенсивно. Сегодня исполняется 75 лет большому поэту, петербуржцу Александру Кушнеру, чья молодость пришлась как раз на годы этих передряг. А формирование его как поэта и эссеиста происходило в диалоге и с Бродским, и с другими неофициальными культурными лидерами. Соположение судеб получилось. И равноправие путей.

Я обмолвился о напряженной творческой жизни пишущей молодежи в Питере. И припомнился мне забавный случай. Однажды к Анне Ахматовой пришли прочитать ей свои стихи два молодых ленинградских поэта (а она была для них понятно кто). Анна Андреевна выслушала их чтение и произнесла: «Ну что ж, моча в норме».

Между тем у Александра Кушнера идея нормы – художественной, этической, экзистенциальной, если хотите, – одна из главных, стержневых. Не в том, конечно, смысле, который прозвучал в убийственной «резолюции» Ахматовой. Но вот в каком?

Я бы сформулировал так: соразмерность человеку. Обыкновенному, не гиганту или герою. «Застенчивость» – то качество, которое Кушнер усматривает у Баратынского и акцентирует как наиболее близкое себе. Он перефразирует Чехова: «Мягкость – сестра таланта... то есть человечность, отходчивость, впечатлительность, доверчивость, отзывчивость (о, не всемирная, а самая что ни на есть будничная, непосредственно-живая)...» Вот такой ценностный ряд. Не повышать градус – такова заповедь поэта Кушнера. Что, конечно, довольно необычно. Это изменение эстетики. Ответ, надо полагать, на вызов времени и места. «Трагическое миросозерцанье /Тем плохо, что оно высокомерно».

«Времена не выбирают,/ В них живут и умирают...» Эти строки Кушнера стали ходячими, сделались его визитной карточкой, что ли. Что стоит за этим жестом приятия? Пожалуй, своего рода стоицизм. Отказ от иллюзии, что можно отыскать эпоху, которая станет для человека прибежищем, долиной спасения. «Что ни век, то век железный... Время – это испытанье,/ Не завидуй никому».

Да, времена не выбирают. Как и места. И нравы – естественно будет добавить для оформления классической триады. А коли так, то приходится принимать во внимание действительность во всей ее полноте. И «лицевую» сторону, и обратную. В одном из эссе Кушнер возразил самому Пастернаку, его восторженному взгляду: «Здесь были бабы, слобожане,/ Учащиеся, слесаря...» – это о пригородном поезде. А мешочники, недоумевает Кушнер, а угроза проверки документов? И та же интонация в хрестоматийном стихотворении, процитированном выше: «А при Грозном жить не хочешь?»

И время, и место требуют последней ясности.