Петр Спивак
Философ XIX века дал гуманитарному знанию методы для XX и XXI веков.
Чарльз Сандерс Пирс в Берлине в 1875 году. Клаус Элер. Чарльз Сандерс Пирс. Мюнхен, 1993
Древние греки не знали о себе самого главного – того, что они древние. Додуматься до такого можно, лишь посмотрев на себя из далекого будущего. Время от времени кто-нибудь, способный к стороннему взгляду на происходящее, с возгласом «Эврика!» дает имя тому, что до того пребывало в безымянном состоянии.
10 сентября 1918 года английский журналист, обозреватель газеты «Таймс» Чарльз Репингтон ввел в употребление термин «Первая мировая война». Шла эта война уже пятый год, до завершения ее оставалось два месяца, а названия еще не было придумано. Репингтон первым понял, что эта война – новое явление, и небывалость ее именно в глобальном качестве.
Да, именно с Первой мировой действительно начался XX век. Но к нему мы еще вернемся, а пока обратимся к идиллическому веку XIX. Там русский литературный критик и публицист Валериан Майков (брат поэта Аполлона Майкова), родившийся 9 сентября 1823 года и ушедший из жизни 24 лет от роду, настаивал, что для состоятельности суждения о действительности существенно умение человека видеть и понимать, а не качество самой этой действительности. «Нет на свете предмета неизящного, непленительного, – писал он, – если только художник, изображая его, может отделять безразличное от симпатического».
В своих умонастроениях Майков был по-молодому радикален. О национальном начале размышлял с наднациональной точки зрения; даже Белинский находил, что тот слишком «всечеловек». А незаконченный трактат Майкова «Общественные науки в России» есть, по сути дела, вызов сразу двум европейским гуманитарным традициям: немецкой метафизике и английской политэкономии. Первая отрывает от жизни нравственность, вторая – богатство. Позиция Майкова, конечно, уязвима. Сам он называл ее социалистической.
Конечно, страной философов тогда безоговорочно считалась Германия, никак не Англия. И уж тем более не Америка. Между тем 10 сентября – день рождения американского философа Чарльза Сандерса Пирса (1839–1914), который заложил основы таких областей философского и научного знания, как прагматизм и семиотика. Семиотика, то есть исследование знаков и знаковых систем, сегодня на слуху – ведь мы живем в информационном мире. Что же до прагматизма, то здесь сказывается бытовое и этическое значение этого слова, с негативным смысловым оттенком. У Пирса и его последователей речь идет о другом. Философский прагматизм изучает практические последствия действий тех или иных объектов. Максима прагматизма в одной из формулировок Пирса звучит так: «Прагматизм – это не мировоззрение, а лишь метод рефлексии, цель которого – представить мысль в самом ясном виде». При этом предмет постоянной рефлексии – и она сама, и то, что подвергается анализу.
Все даты в этом выпуске календаря – с философским оттенком. Что ж, бывает: так звезды расположились. И не обойтись на сей раз без новейшей германской культуры, в которой Теодор Адорно, родившийся 11 сентября 1903 года (ум. 1969), – одна из центральных и самых влиятельных фигур. Назвать его только философом означало бы, впрочем, погрешить против истины. Он был еще и социолог, и композитор, и музыковед, причем последнее амплуа проявлялось у него не в узкопрофессиональном ключе, а в широком гуманитарном контексте, так что не случайно у Томаса Манна, когда тот работал над романом «Доктор Фаустус», своего рода музыкальным советником был именно Адорно. Роман этот, напомню, о немецком композиторе из немецкого XX века.
Один из лидеров знаменитой франкфуртской школы в философии и социологии, Адорно всю жизнь занимался прагматической – в небытовом опять же смысле этого слова – проблемой: как жить человеку в мире, утрачивающем или вовсе утратившем гуманное начало? От Маркса было унаследовано понятие отчуждения. А потом – тут и логика свободной мысли сработала, и катастрофические события мирового масштаба, – была выдвинута теория, от которой любого носителя несвободы кондратий может хватить. Один из основных трудов Адорно называется «Исследование авторитарной личности». Там, в частности, имеется даже тест для выявления таких черт натуры, которые означают предрасположенность данного человека к приятию авторитарного и даже тоталитарного правления.
Эти идеи, разумеется, сыграли очень большую роль после 1945 года в Западной Германии – в деле переосмысления недавнего прошлого. «От прошлого хотят избавиться: это справедливо, потому что в его тени жить невозможно и потому что если за вину и насилие всегда расплачиваться виной и насилием, то чувству страха не будет конца», – писал Адорно. И возражал самому себе: «Национал-социализм не мертв, и нам до сих пор неизвестно, то ли это просто признак того, что было настолько ужасным, что и собственная смерть его не убила, то ли он так и не умер и готовность совершить невыразимое подспудно живет в людях, равно как и в окружающем их порядке».
...11 сентября 2001 года, как раз в день рождения Теодора Адорно, в Нью-Йорке и Вашингтоне люди совершили – то есть по-своему выразили – то, что казалось невыразимым. Эти картины пока в активном запасе памяти.
