Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 2–4 сентября

Лев Николаевич и Софья Андреевна, при всех оговорках, – пара. Две крупные личности.
П.И.Бирюков. Биография Л.Н.Толстого. Т. 4, ч. 2. М., 1922

Что-то нынче в календаре погромыхивает. На Первой мировой войне 3 сентября 1914 года подводная лодка (немецкая) впервые потопила военный корабль (британский), попав торпедой в пороховой погреб. А ровно за полвека до этого, 3 сентября 1864-го, взорвалась лаборатория Альфреда Нобеля в Стокгольме, где он работал над созданием динамита. Погибли его брат и пятеро помощников.

Кстати, о Первой мировой. Французский политический деятель, историк и публицист Жан Жорес, родившийся 3 сентября 1859 года, стал, как говорят, ее первой жертвой – еще до начала боевых действий. В парижском кафе он был убит 31 июля 1914 года, накануне объявления о мобилизации. Стрелял националист, и его выбор жертвы был закономерен. Убеждения Жореса можно определить как тот общепринятый у тогдашней левой интеллигенции социализм – уязвимый, конечно, но незлокачественный. А к шовинизму Жорес был непримирим. Защищал капитана Дрейфуса, обвиненного антисемитами в шпионаже. И – один наперекор огромному большинству – выступил против патриотического угара в 1914-м.

По соседству – Федор Гааз, русский медик, выходец из Германии. Он родился 4 сентября 1780 года (ум. 1853) и прославился как старший врач московских тюремных больниц, по прозвищу «Святой доктор». Доктор, много лет положивший на то, чтобы арестантов, когда их ведут по этапу, не приковывали попарно к железному пруту. И почти все свои деньги тративший на благотворительность.

Когда речь идет о пацифизме или об отрицании жестокости и насилия, естественно приходит на ум имя Льва Толстого. А 3 сентября – день рождения Софьи Андреевны Толстой (1844–1919), его жены и помощницы. Она сама и ее отношения с мужем – вечная тема для толков и перетолков. Тут и литературоведение, и кино, и даже фольклор – вернее, стилизация под него. Помните? «Жил-был великий писатель/ Лев Николаич Толстой,/ Не ел он ни рыбы, ни мяса,/ Ходил по деревне босой.// Жена его Софья Андревна/ Обратно, любила поесть./ Она не ходила босая,/ Спасая фамильную честь...» Авторы – Алексей Охрименко, Сергей Кристи, Владимир Шрейберг. Но о жене Толстого писали и куда более именитые люди.

Например, Горький, посвятивший ей специальную статью. Он, конечно, не преминул провести там свою любимую мысль, что истину художникам следует не искать, а создавать. Но попутно высказал несколько более существенные суждения. «Лев Толстой, как все великие художники, относился к людям очень снисходительно; у него были... оценки, часто совершенно не совпадавшие с установленной моралью», – замечает Горький. Но вот Софья Андреевна была в этом отношении, так сказать, более традиционным человеком. Видела мелочность и ничтожество многих из тех, кто окружал Толстого. И это порождало трения между Львом Николаевичем и Софьей Андреевной. Такую же роль сыграло ее нежелание принять идеи позднего Толстого – отказ от собственности и многое другое.

Горький откровенно признается, что Софья Андреевна никогда не была ему симпатична. «Я подметил в ней ревнивое, всегда туго и, пожалуй, болезненно натянутое желание подчеркнуть свою неоспоримо огромную роль в жизни мужа». Бог ты мой, какие невинные бывают у смертных слабости. Все мы человеки. Разве не несовершенство наше составляет, в конце концов, неповторимость и ценность личности? Лишь каких-то границ не переходить. Собственно, Горький прямо пишет, что «грехи» Толстого не принижают его образ.

И тут очень важны слова о Софье Андреевне, которые принадлежат художнику Леониду Пастернаку, семью Толстых близко знавшему: «Она во многих отношениях была крупным, выдающимся человеком – в пару Льву Николаевичу... Софья Андреевна сама по себе была крупной личностью».

Конечно, Толстой – фигура исключительная, и это неизбежно проецируется на его окружение. Можно отыскать и не столь хрестоматийные случаи.

2 сентября 1857 года родился Иван Каблуков (ум. 1942), русский химик, почетный член АН СССР. Тематика его работ (теория растворов) большинству просвещенной публики безразлична. Если я скажу, что при большевиках его арестовывали, то это, может быть, вызовет толику интереса к фигуре преследуемого ученого, но ведь таких было много. Но есть в личности Ивана Каблукова деталь совершенно уникальная, штучная. Он послужил прототипом Человека рассеянного у Самуила Маршака («Вот какой рассеянный/ С улицы Бассейной!»). Причем рассеянность его детский классик, скажем так, несколько преувеличил. Но какая разница? Тут есть некоторое сходство с (псевдо)фольклором о Льве Николаевиче и Софье Андреевне, своего рода анекдотическая культура – в том значении этого последнего термина, которое используют микробиологи. А главное, хоть кому-нибудь от этой рассеянности разве было худо? Она в этом смысле стерильна. Не взрывается, будьте спокойны.