Петр Спивак
Такие были времена: правитель ведет за собой солдат. Он знает, как надо.
Жак-Луи Давид. Наполеон на перевале Сен-Бернар. 1800. Музей истории искусств, Вена
«Мы все глядим в Наполеоны...» В день рождения Наполеона Бонапарта, императора французов (1769–1821), – как не вспомнить зацитированные слова?
Наполеон жил 200 лет назад. Но вот сегодняшнее наблюдение. В поисковом окне Яндекса, едва наберешь «Мы все», в числе подсказок всплывут сразу две из «Евгения Онегина». Одна – та, с которой я начал эту заметку. Напомню продолжение: «Двуногих тварей миллионы/ Для нас орудие одно...» Другая – «Мы все учились понемногу/ Чему-нибудь и как-нибудь». Кажется, есть между этими двумя пушкинскими репликами некоторая внутренняя связь.
Я не к тому клоню, что Наполеон был недоучка. Тут дело сложнее. Известна команда, которую он отдал в египетском походе во время атаки берберов: «Ослов и ученых на середину!» Ослы в данном случае берутся под защиту как основное транспортное средство, они для полководца никак не глупые упрямые твари. А ученые? Зачем он взял их с собой? Ответ поможет найти другая знаменитая фраза – из обращения к солдатам: «Сорок веков смотрят на вас с вершин этих пирамид!» Прошлое – источник величия и воодушевления. Наука расскажет о былых веках, с ее помощью Франция займет место в достойном ряду. И получается, что ученые – по-своему тоже обозники. Средство, используемое в государственных целях.
Ну а сам Наполеон – генерал, первый консул, император? Что ж, он тоже ощущал себя в ряду великих. Подражание Александру Македонскому, например, очевидно. И это не просто личное честолюбие. Это черта целой культурно-исторической эпохи, которая тогда еще чувствовала себя, так сказать, на коне, – эпохи богов и героев. И даже у тех действующих лиц истории, которые натворили немало бед (а наполеоновские войны к числу последних, несомненно, относятся), оставалась возможность быть великими людьми в силу своей собственной незаурядности, а не по масштабам своих злодеяний. Когда Толстой в «Войне и мире» вывел окарикатуренного Бонапарта, он уже чувствовал устаревание этой эстетики. Подступали другие времена, когда между империей и свободой, между гением и злодейством произошел-таки бракоразводный процесс. Дегероизация.
Собственно, уже сам наполеоновский подход к «двуногим тварям», сформулированный Пушкиным, есть прямое отрицание категорического императива (Кант), запрещающего относиться к человеку как к средству. Можно было опекать ученых, дружить с людьми искусства, на равных беседовать с Гете, но сама эта просвещенность, сама, если хотите, личность Наполеона превращались в средство для осуществления надличностных идей и своей собственной задачи. Как пропоет потом Галич: «...бояться надо только того,/ Кто скажет: «Я знаю, как надо!»
Эпическое сознание тем и отличалось, что для него о подобном и заикнуться было немыслимо. 15 августа баснословного 778 года в ущелье Ронсеваль был убит маркграф франков Роланд, атакованный басками. Прикрывал отход своих войск и геройски погиб при исполнении воинского долга. Он – герой эпоса «Песнь о Роланде», ряда поэм французских и итальянских авторов. Никого не волновало, что произошло все это в завоевательном походе.
И у британского писателя сэра Вальтера Скотта, родившегося 15 августа 1771 года (ум. 1832), картина мира, в общем-то, не вступает с таким видением в противоречие. У него, естественно, одни персонажи романисту более симпатичны, другие менее, но сам ход истории не проблематизируется, не становится предметом рефлексии. Что те времена и нравы, что эти, – в принципе разницы нет никакой. И если сегодня про Айвенго или Роба Роя подростки читают с интересом, то прежде всего потому, что они, как и другие люди, поселившиеся на страницах его книг, были интересны самому Скотту. Они не превращались у него в средство.
Сейчас уже как-то не очень помнят, что Вальтер Скотт был не только писатель, но и издатель, выпускал многотомные собрания сочинений – не самый прибыльный товар на книжном рынке. И о том же Наполеоне Бонапарте написал биографию в девяти томах. Тут как раз общественный интерес налицо (замечу, что для создания такого капитального труда нужна исключительная работоспособность, тем более человеку, не устающему писать романы). Споры о Наполеоне витали в воздухе. Кстати, перу другого мастера британской словесности, Томаса Де Куинси, – он родился 15 августа 1785 года, умер в 1859-м, известен главным образом своею «Исповедью англичанина, употребляющего опиум», – принадлежит научная работа «Сравнение Карла Великого с Наполеоном». От великих исторических деятелей деться некуда. Увы.
Почему «увы», я пытался объяснить выше. Теме, заявленной в стихах Пушкина о Наполеоне и тех, кто является для него орудием, нет конца.
«Любой пройдоха корчит тут пророка,/ Что ни мерзавец, то посланец Бога,/ И если вправду есть Господне око,/ Оно давно закрылось от стыда». Автор этих стихотворных строк – Виктор Шендерович. Родился 15 августа 1958 года. Кто такой – объяснять особо не надо. Человек со многими формами самовыражения: от сценического движения (долгое время эту науку преподавал) до радио, телевидения, стихов и прозы. Последняя – как «традиционная», так и с ироническим сдвигом. В пределе – афористика и сатира.
Один сквозной мотив у Шендеровича прямо соотносится с «наполеоновской» темой сегодняшних календарных заметок. У него есть текст, названный с вызовом, а на самом деле программно: «Не люблю народ». «Индивид в принципе способен на восхождение. У народных масс эта самая масса слишком велика для восхождения наверх. Зато для лавинообразного схода вниз – в самый раз», – сказано там. И там же: «Во все времена, а в смутные в особенности, надежда – на отдельного человека. На миллионы отдельных людей».
