Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 9 августаb

С современной точки зрения, первая жена Петра Великого – воплощение архаики.
Евдокия Лопухина. Парсуна неизвестного автора

Довлеет дневи злоба его. Или, что то же самое, – суета сует и всяческая суета.

Римские тяжеловесы политических и военных дел Гай Юлий Цезарь и Гней Помпей, прежде союзники по борьбе с сенатом, схлестнулись в битве при Фарсале 9 августа 48 года до н.э. – власти ради, естественно. Войско Цезаря одержало победу, и он, решением того же сената, стал диктатором – сначала на 10 лет, потом пожизненно. А Помпей бежал в Египет, где вскоре его убили римские люди – в надежде на благодарность Цезаря.

Торжество силы бывает лишь на время. И менее чем через 500 лет, 9 августа 378 года, под Адрианополем римляне были разбиты вестготами. Западная Римская империя клонилась к закату – и тогдашняя европейская цивилизация вместе с ней.

И по соседству в календаре – родившаяся 9 августа 1669 года Евдокия Лопухина (ум. 1731), первая жена Петра I. Та, которая, отправляясь в 1698 году под конвоем в монастырь, будто бы бросила в сердцах предсказание: «Петербургу быть пусту». Я говорю «будто бы», потому что известно это, в частности, из показаний царевича Алексея на допросе. Следом у него идет уточнение: «многие-де о сем говорят». Есть и другие свидетельства. То есть Евдокия лишь повторила сложившееся поверье.

Похоже, мы имеем дело с народной эсхатологией, если можно так выразиться. А это проливает свет на многое: и на тогдашнее восприятие петровских реформ, и на фигуру самой Евдокии, ее как бы двоящийся образ. Совершенно очевидно: ее (и многих других) устами говорил голос архаического, традиционного сознания, и с кругом сына, изоляциониста Алексея, она была действительно связана. Но и уязвимая сторона затеянной Петром «модернизации» здесь ухвачена. Дмитрий Мережковский в 1908 году, когда приближался финал Российской империи, написал эссе «Петербургу быть пусту». Вернувшись тогда из Европы, он остро почувствовал, что «Петербург все еще не европейский город, а какая-то огромная каменная чухонская деревня. Не вытанцовавшаяся и уже запакощенная Европа. Ежели он и похож на город иностранный, то разве в том смысле, как лакей Смердяков «похож на самого благородного иностранца»...» Как скажет потом Анна Ахматова: «И царицей Авдотьей заклятый,/ Достоевский и бесноватый/ Город в свой уходил туман...»

Как оценивать опыт и перспективы модернизации в России? Спору этому нет конца. И время Петра частенько вспоминают. Спрашивается: царевича Алексея, рассказавшего о настроениях матери своей и об антипетровском заговоре, на дыбе пытали? Пытали. Так возможна модернизация на дыбе, при самодержце, который «Россию вздернул на дыбы»? Вопрос как бы риторический...

И тут вспоминается нечто знакомое. «Я нашел, друзья, нашел,/ Кто виновник бестолковый/ Наших бедствий, наших зол./ Виноват во всем гербовый,/ Двуязычный, двуголовый,/ Всероссийский наш орел.// Правды нет оттого в русском мире,/ Недосмотры везде оттого,/ Что всевидящих глаз в нем четыре,/ Да не видят они ничего;/ Оттого мы к шпионству привычны,/ Оттого мы храбры на словах,/ Что мы все, господа, двуязычны,/ Как орел наш о двух головах...» Сочинение поэта-сатирика и журналиста Василия Курочкина, родившегося 180 лет назад, 9 августа 1831 года (ум. 1875). По поводу государственного герба, не более и не менее.

Стихи Курочкина, ответственного редактора сатирического журнала «Искра», были на слуху. С общественными умонастроениями он совпадал идеально. Как-то ускользало от читательского внимания: а на нехватку чего сетует Курочкин – правды-истины или правды-справедливости? Различие между тем и другим осознали как проблему лишь в Серебряный век. Различие, за которым угадывается готовность/неготовность общества к модернизации...

Курочкин был еще и переводчик, прежде всего Беранже, – по родству творческих натур. Результат – редкая переводческая удача, Беранже на русском языке как родной. Это наша присказка на все случаи жизни: «Тише, тише, господа!/ Господин Искариотов,/ Патриот из патриотов,/ Приближается сюда».

Но Курочкину было куда пойти, существовала возможность основать независимый журнал. Очень многим из ныне живущих памятен известный журналист Александр Бовин – он родился 9 августа 1930 года, умер совсем недавно, в 2004-м. Блестящий обозреватель международных отношений, умевший и писать, и вести телепередачу. Реплики, не укладывавшиеся в официозный стандарт, прорывались у него сквозь стиснутые зубы даже в советские времена. У него была устойчивая репутация свободомысла. И как-то сосуществовали с этим спичрайтерство у Брежнева, работа в журнале «Коммунист», хотя и закончившаяся перемещением оттуда – в «Известия». Бовин входил в состав советской делегации на переговорах с чехословацким руководством в Чиерне-над-Тисой, в канун ввода войск, и держался там как человек, открытый к диалогу. Опять неудача. Но ведь был же он там! И вот эта двойственность его положения поражает.

В новые времена, в 1991-м, Бовин поехал в Израиль первым нашим послом после восстановления дипломатических отношений. Потом, уже вернувшись, написал книгу «Записки ненастоящего посла». Сдается мне, это не самоуничижение и не фирменная бовинская ирония. Скорее – ощущение прожитой наперекосяк жизни.

Как и у стопроцентно независимых интеллигентов не от мира сего. Как математик Дмитрий Мордухай-Болтовской (1876–1952), прототип Горяинова-Шаховского из «В круге первом» Солженицына. Реликтовый старый ученый, чудом уцелевший. И эта вынужденная социальная роль опять-таки разрушительна для дара.