В величественной фигуре поэта современники видели и смешное.
К лекциям К.Д.Бальмонта. Карикатура Натана Альтмана. 1914. «Солнце России», 1915
«Мы едем, едем, едем в далекие края...» Всегдашний мотив, даже лейтмотив, вот только в реальной жизни все не так безоблачно, как в старой детской песенке.
В большом географическом пространстве самое неудобное состоит в том, что оно именно большое, протяженное. Фрэнсис Дрейк, первым из британцев совершая кругосветное плавание, 15 июня 1580 года, уже на обратном пути, обогнул мыс Доброй Надежды – южную оконечность Африки. Наверное, думал что-нибудь вроде «Когда же наконец эта Африка кончится!» Дрейка ждали торжественная встреча и рыцарское звание, особенно приятное потому, что основным занятием его в этой экспедиции был разбой. Между прочим, в староанглийском языке фамилия Дрейк означает «дракон».
Впрочем, преодолимость расстояний не всегда измеряется километрами и милями. Другой англичанин, родившийся 15 июня 1330 года, Эдуард Плантагенет, принц Уэльский (ум. 1376), особенно далеко в своих военных походах не заглядывал. Но уже Испании оказалось достаточно, чтобы во многом свести на нет триумфальные победы, достигнутые принцем во Франции, на Столетней войне, лишить его здоровья и опустошить казну. Мало того, он подавил восстание во французском городе Лимож и приказал истребить 3 тысячи его жителей – мести ради. Прозвище Черный Принц, под которым известен Эдуард, – позднейшее, возникло оно, по-видимому, из-за цвета его доспехов, но зловещесть тут имеет резон.
То ли дело музыканты, перемещающиеся по белу свету не с оружием, а с оркестрами и инструментами для извлечения звуков. 15 июня 1843 года родился норвежский композитор Эдвард Григ, в чьей биографии путешествия – как основа у ткани. Он сын шотландца по происхождению, британского консула в Бергене. Годы учения провел в Лейпциге, а потом, концертируя, объездил всю Европу. Музыку Норвегии именно Григ сделал европейским и мировым явлением. И сегодня музыкальный образ его родины – прежде всего григовский. И совершенно конкретный географически и фольклорно. «В пещере горного короля» из сюиты «Пер Гюнт» – одна из самых узнаваемых классических мелодий, она у всех на слуху. Причем вагнеровских мистических вихрей там (как и вообще у Грига) нет ни грана, все как-то умеренно, хочется даже сказать – по-детски. Тролли (горные духи) – это не Вагнер, а Андерсен, с которым, кстати, Григ был близко знаком.
Григ умер в 1907 году, на дворе были уже новые и весьма зловещие времена. С конца XIX столетия сгущалась атмосфера «конца века», и здесь на одном из самых видных мест была литература стран Скандинавии – назову хотя бы Ибсена и Стриндберга. Период формирования национальных культур, освоения этнографической экзотики остался в прошлом. А вот задача культурной интеграции народов встала во весь рост. И в России были люди со «всемирной отзывчивостью», простите за залапанную цитату. Один из них – родившийся 15 июня 1867 года поэт и переводчик Константин Бальмонт (ум. 1942), одна из самых необычных звезд русского символизма. Дания, Норвегия, Швеция были в поле его внимания, но не только они. Бальмонт знал десятки языков, переводил с тридцати. Но это не единственное измерение в его путешествиях по пространству культуры.
Когда Бальмонт пятилетним научился читать, отец подарил ему книжку – «что-то о дикарях-океанийцах». В 17 лет первым литературным потрясением стали «Братья Карамазовы» Достоевского, которые дали ему «больше, чем какая-либо книга в мире». А «из всех стихов в мире» он больше всего любил «Горные вершины» Лермонтова («не Гете, Лермонтова» – подчеркивал поэт). Такими, в первом приближении, были опорные точки в поэтическом мире Бальмонта, где постоянно смешивались Восток и Запад. В Океании он побывал, потом издал целую книгу из переводов магической и жреческой поэзии: африканской, океанийской, американской (индейской). «Горные вершины» – название его книги статей о литературе. Русских классиков он всегда держал в уме и в сердце, скрещивал их и с Байроном, и с Ницше, и много с кем еще.
У «поисковой», «экспериментальной» словесности всегда бросаются в глаза и открыты для критики слабые, уязвимые места. «Мир тому, кто не боится/ Ослепительной мечты,/ Для него восторг таится,/ Для него цветут цветы!» – вот такое кредо у Бальмонта. Поэтизмы какие-то. «Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,/ Из сочных гроздьев венки свивать...» – опять то же самое, еще более зацитированное. «Я хочу, чтобы в России была преображающая заря. Только этого хочу. Ничего иного», – признался он в одном из писем. Боже мой, какая тоскливая в этой бессмысленной красивости пошлость. Дурной вкус. И заодно, может быть, ключ к пониманию природы того «хочу», что приведено чуть выше.
Ну да, все очевидно: страсть, романтический пафос вплоть до ницшевского. «Будем как солнце» – программное название книги стихов. И – неровность, неуверенность, призрачность картины мира. Несоразмерность реакций. Вот инвектива 1906 года Николаю II: «Наш царь – Мукден, наш царь – Цусима,/ Наш царь – кровавое пятно...» А этот царь его, по случаю 300-летия Романовых, амнистировал в числе прочих политических эмигрантов и участников революции. Бальмонт вернулся из Парижа. Потом, уехав туда же от большевиков, мог сопоставить два вида зла...