Что обещало его правление? Неизвестно.
Посмертный портрет царя Федора Алексеевича, 1686. Художник Богдан Салтанов. Государственный Исторический музей, Москва
Чудо, тайна и авторитет – вот что, как повелось считать, составляет феномен власти. Первое и второе можно засвидетельствовать, и тогда с третьим элементом магической триады все будет в порядке.
Вот такую тему сегодня подсказывает календарь. Международный день аккредитации – не хухры-мухры. Дежурная процедура из журналистской жизни здесь ни при чем. Отмечается профессиональный праздник «тех, кто проводит аккредитацию по признанию технической компетентности испытательных лабораторий (органов по сертификации)». Прошу прощения за синтаксис, это цитата. В общем, что-то вроде матрешечной системы: аккредитация, а внутри у нее сертификация. Остается только с чувством невольного почтения к этому роду человеческой деятельности заглянуть в анналы истории под заданным углом зрения.
Подходящих примеров – тьма тьмущая. В основном в жанре обретения власти.
Царственным особам проходить через этот обряд начертано на роду. Но порядок наследования нередко приводит к неожиданностям. Родившийся в Вене 9 июня 1640 года Леопольд I (ум. 1705) из династии Габсбургов готовился принять духовный сан, но умер его старший брат, наследник австрийского престола, и Леопольд стал королем Венгрии и Чехии, а в 1658 году был избран императором Священной Римской империи. А дальше... можно повторить вопрос поэта: «С кем протекли его боренья?» Что «с самим собой» – это понятно, это всегда. Но легитимация монарха – или, по-нашему, его аккредитация или сертификация в этом качестве – в те времена предполагала войны, военные победы. Леопольд воевал с Османской империей и с Францией, успех был переменный. Не отличаясь воинственностью и будучи весьма просвещенным человеком, апостолом добра германский император все же не был. Университеты в Инсбруке, Ольмюце и Бреслау «сертифицировал» Леопольд, покровитель наук и искусств, и он же не признавал права гражданства за протестантизмом, преследовал кальвинистов.
И у другого европейского правителя сегодня день рождения – у Владислава IV (1595–1648), короля Польши и... московского царя. Здесь требуются пояснения. В начале XVII века время в русской истории было, как известно, Смутное. По договору, который заключил в 1610 году польский король Сигизмунд III с московским посольством, сын и наследник Сигизмунда Владислав должен был принять православие и занять русский престол. Но этого так и не произошло, хотя у него оставалась московская корона.
В самой же Польше Владислав IV был как бы улучшенным вариантом своего будущего германского коллеги: просвещенностью отличался не меньшей, опекал искусства, но по меркам того времени показывал пример веротерпимости и удержал Речь Посполитую в стороне от Тридцатилетней войны. Ну а что касается сертификации, то тут он персонаж, я бы сказал, комический. Титул его был самый длинный из всех титулов королей Польши. Вот перевод: «Владислав IV, милостью Божией король польский, великий князь литовский, русский, прусский, мазовецкий, самогитский, ливонский, а также наследный король шведов, готов, вендов, избранный великий князь московский»...
Впрочем, что касается титулов, то у русских царей они еще длиннее – видимо, пропорционально размерам владений. 9 июня 1661 года родился Федор III Алексеевич Романов. «Божиею милостию Царь и Великий Князь, всея Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержец, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский...» – на сем обрываю, там еще раза в два больше, а колонка не резиновая. Жизнь же, увы, оказалась короткой: царь Федор умер двадцати лет, в 1682 году. Независимо от поименований, человек он был незаурядный – образованный, писавший стихи, не жестокий по натуре. И понимавший важность аккредитации/сертификации в государстве. Главным начинанием молодого царя стала отмена местничества, то есть порядка, при котором чины присваивали в соответствии с должностным положением предков назначаемого. Готовился при Федоре и проект введения гражданских и военных чинов, но осуществилось это, в виде знаменитой Табели о рангах, уже при сводном брате его, Петре I, который тоже появился на свет 9 июня, но 1672 года (а умер в 1725-м).
Здесь стоит упомянуть еще одну дату, связанную с Петром. 9 июня 1719 года он установил административное деление губерний (которые появились по его же указу 1708 года) на провинции, а провинций – на дистрикты. Вертикаль власти, что тут скажешь. Ну а вертикали присуще торможение, когда сигналы и команды, в том числе разумные и даже в первую очередь разумные, гаснут в толще и/или превращаются в черт знает что. Аккредитуй не аккредитуй – все равно... Такую систему все время надо подстегивать. Взнуздывать, как Медный всадник коня.
Восшествие самого Петра на престол, как известно, произошло не рутинным порядком, а в итоге напряженной интриги и всяческих интриг – такой вот напрашивается каламбур. Выделяется, конечно, Стрелецкий бунт в мае 1682 года, фактически попытка государственного переворота. А тут не только современные ассоциации возникают, но и имя недавно жившего итальянского писателя, публициста, политолога, который занимался именно этой темой.
Звали его Курцио Малапарте, он родился 9 июня 1898 года (ум. 1957). Надо, однако, кое-что уточнить. Настоящее имя этого человека – Курт Эрих Зукерт, он был немец по происхождению. Псевдоним же Малапарте, в переводе «дурная доля», есть антоним фамилии Бонапарта, которая означает «хорошая доля». «Он кончил плохо, я кончу хорошо», – объяснял Малапарте. Но его случай не располагает к такому оптимизму.
Он участвовал в Первой мировой войне, был ранен. В 1920 году вступил в фашистскую партию Муссолини. Участвовал в захвате власти фашистами, издавал политические газеты и журналы соответствующего толка. А в 1931 году вдруг издал прогремевший памфлет «Техника государственного переворота», направленный против фашизма, по существу – против тоталитарных политических практик и институтов. Из фашистской партии его, конечно, изгнали. Опала смягчилась лишь во время Второй мировой, когда Малапарте стал военным корреспондентом. С 1943 года – уже при американском штабе. Но это еще не все: после войны он вступил в Итальянскую компартию...
Есть ли в этих кульбитах нечто постоянное, некий общий знаменатель? Мне кажется, есть: это стремление идти наперекор. А вот свобода как самоценность у него постоянной величиной не была. От одного тоталитаризма он переходил к другому. Прекрасно зная, как такие системы устроены. Зная изнутри...