Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 20 апреля

Рассказ Эдгара По переакцентировали. Ужас оказался под стать XX веку.
Кадр из фильма Джона Флори «Убийство на улице Морг». США, 1932

Что-то зловещее или по крайней мере тревожное бросается в глаза в календарных строках этого дня. Причем источник опасности кроется и в социально-политических материях, и в равнодушной природе.

20 апреля 1902 года французские ученые Пьер и Мария Кюри зафиксировали: за четырехлетний срок, прошедший с момента открытия ими радиоактивного элемента – радия, в сарае-лаборатории на парижской улице Ломон удалось накопить одну сотую грамма этого радиоактивного элемента. Марии Кюри работа с радиоактивными веществами стоила жизни: она умерла от лейкемии.

Излучающий интенсивнее, чем уран, радий довольно редок: его добыто всего полтора килограмма. Но в жизни человечества проявления зла скорее рутинны, чем исключительны. И даже выходящие из ряда вон события обладают какой-то пугающей повторяемостью.

20 апреля 1978 года южнокорейский пассажирский самолет «Боинг-707», совершавший рейс Париж–Сеул, из-за неисправности гирокомпаса отклонился от курса и вошел в воздушное пространство СССР. Начальники из советской ПВО, решив почему-то, что этот лайнер надо уничтожить, дали соответствующий приказ летчикам-истребителям. Подбитый ракетой самолет совершил посадку на льду озера в Карелии. Причем взрыв ракеты привел к разгерметизации в салоне, и его залило кровью, которая пошла у пассажиров носом и из ушей. Какой-то фильм ужасов. И, конечно, нельзя не вспомнить более известную трагедию 1983 года, когда недалеко от Сахалина был сбит советским перехватчиком пассажирский «Боинг-747», опять южнокорейский.

Еще пример. 20 апреля 1999 года в США, в школе Коламбайн (штат Колорадо), произошло массовое убийство – два старшеклассника открыли огонь по ученикам и персоналу. 13 человек погибли, 24 были ранены, а сами убийцы застрелились. А ровно через восемь лет, 20 апреля 2007-го, в Хьюстоне сотрудник NASA захватил двоих своих коллег в заложники, одного из них застрелил и покончил с собой. Злодейство не любит однократности.

Это реальная хроника. Но есть еще и детективный жанр, прежде всего в словесности и в кино. 170 лет назад, 20 апреля 1841 года, был опубликован рассказ Эдгара По «Убийство на улице Морг» – первый в мировой литературе детектив (хотя этого термина тогда еще не знали). Можно отнести его и к такой категории, как хоррор – литература ужаса; Эдгар По к ней вообще тяготел – мрак и ужас, окутанные тайной, были неизменной чертой его стихов и прозы. И в этом рассказе происходит не просто убийство, а убийство зверское: вдова зарезана бритвой, ее дочь выброшена из окна. По законам детектива кто-то должен вступить в поединок со всем этим. Так и делает сыщик-любитель Огюст Дюпен – и посрамляет неумную полицию. Канон, разработанный По, был подхвачен потом и Конан Дойлом, и Честертоном, и многими другими.

Добро побеждает? Как-то не очень верится. Характерно, что в 1932 году в США «Убийство на улице Морг» экранизировали, но не один к одному, а основательно переиначив. Режиссер Джон Флори поставил этот фильм в стиле немецкого экспрессионизма. У Эдгара По бритвой орудовал орангутанг, бессмысленно подражавший хозяину. В кинокартине же фигурирует сумасшедший доктор, который похищает молодых женщин и ставит на них смертоносные эксперименты, дабы скрестить человека с гориллой. Новые времена навеяли невозможные прежде версии.

Перебирая вехи 20 апреля, можно, конечно, вынести за скобки годовщину рождения Адольфа Гитлера (1889–1945) – особый случай, эталон абсолютного зла. Ну а если обратиться к полюсу добра, к людям, снискавшим добрую славу? Не в безнадежном ли по своей мрачности контексте они окажутся?

Известный композитор и музыкальный критик Николай Мясковский родился 130 лет назад, 20 апреля 1881 года; умер он в 1950 году, в глухие сталинские времена. Мясковскому повезло – он не был репрессирован, пользовался признанием, прежде всего за Шестую симфонию – трагический отклик на Гражданскую войну. Его наследие не пришлось реабилитировать, имя помнят, произведения исполняют. Имя Мясковского сейчас носит Белый зал Московской консерватории (кстати, ее прославленный Большой зал открылся 20 апреля 1901-го). Счастливое исключение из правил?

Простой биографический факт: Мясковский участвовал в Первой мировой войне как офицер саперных войск. Каково это музыканту? Как там у Ходасевича в речи 1921 года о затмении пушкинского солнца: «Уже многие не слышат Пушкина, как мы его слышим, потому что от грохота последних шести лет стали они туговаты на ухо». Наверное, к музыке это тоже относится. И – продолжу цитату: «...Многие из них безусыми юношами, чуть не мальчиками, посланы были в окопы, перевидали целые горы трупов, сами распороли немало человеческих животов, нажгли городов, разворотили дорог, вытоптали полей – и вот вчера возвратились, разнося свою психическую заразу».

Мясковского музыка не покинула, нет. Но кто знает, как сильно пострадали его возможности?

Он был народный артист СССР, кавалер ордена Ленина, пятикратный – пятикратный! – лауреат Сталинской премии. Только в последние два года жизни Николая Мясковского стали бранить за антинародность и формализм – заодно с Сергеем Прокофьевым, его ближайшим другом. Может быть, именно это было единственной за многие годы действительно справедливой и высокой похвалою – вот такое у меня сюрреалистическое подозрение.

Конечно, жизнь художника, протекавшая в таких обстоятельствах места и времени, – явление особое. Но заглянем в более близкие к нам, не столь апокалиптические годы. Сегодня день рождения кинодраматурга Георгия Полонского (1939–2001). Имя его известно гораздо меньше, чем многие фильмы, поставленные по его сценариям, – прежде всего здесь, конечно, надо назвать «Доживем до понедельника». Кто не помнит, что «счастье – это когда тебя понимают»? А ведь это – выношенное, из личного опыта. И не было голой риторикой для него суждение из того же фильма, что «от большинства людей остается только тире между двумя датами». Полонского это мучило. Как и засилье высокопарного дурновкусия, за которым, кроме надутости и пустоты, ничего нет. И сам он оказался как бы периферийной, оттесненной этой силою фигурой.

Диалог из все той же знаменитой картины. «Не могу же я помнить всех второстепенных поэтов!» – «А его (Баратынского. – П.С.) уже перевели». – «Куда?» – «В первостепенные».

Все так. А причина ухода – типичная. Отсутствие воздуха.