Петр Спивак
То ли научная фантастика, то ли ненаучная. В любом случае – жуть.
Кадр из фильма «Матрица»
Иные, странные миры окружают нас – но, как правило, не спешат себя обнаруживать. А потом вдруг срабатывает какая-нибудь мелочь, и ее оказывается достаточно, чтобы переменить все вокруг.
Шум, гром, пламя не всегда являются признаками действительно важного события. Вот два события, объединенных двумя параметрами: датой 31 марта и словом «молния». Попробуем их взвесить на весах.
Итак, 31 марта 1966 года с Байконура стартовала ракета-носитель «Молния» и вывела на орбиту космическую станцию «Луна-10». Через несколько дней она стала первым искусственным спутником Луны. Другая строчка в исторической хронике ровно на 70 лет старше. 31 марта 1896 года американец Уиткомб Джадсон запатентовал застежку «молния». Сказать по правде, это не самое удачное изобретение человечества. Капризность и ненадежность «молнии» знакома, думаю, всем. Но на уклад нашей жизни это миниатюрное изделие повлияло куда больше, чем дальние космические путешествия.
Одежда держится на пуговицах или «молниях», а картина мира – на ключевых допущениях, которые мы молчаливо принимаем. В том числе на предположении, что все воспринимаемое нами – и нашими органами чувств, и техническими средствами, – существует на самом деле. Но можно взять за исходный пункт другую гипотезу – о том, что подлинное знание от нас сокрыто, а мир, данный нам в ощущениях, есть лишь тень истины. Так устроена философия Платона: там нет ничего истинного, кроме вечных образов и идей, а люди подобны жителям пещеры, обреченным созерцать лишь бледные тени на стене.
И это не только экзотика античной культуры. 31 марта 1999 года в постмодернистской Америке вышел на экраны фильм братьев Энди и Ларри Вачовски «Матрица», в основе которого – восходящий к Платону художественный ход. Теперь он, конечно, подновлен, поставлен на компьютерную базу. Получилась то ли научная, то ли ненаучная фантастика: машины взбунтовались, поработили людей и заставили их жить в искусственно созданной для них виртуальной реальности. Матрица – это компьютерная программа, описание этой реальности, которое впаривают в мозги хомо сапиенсам. И, что называется, пипл хавает.
Как всегда в подобных утопиях/антиутопиях, где-то система дает осечку и начинается самое интересное. На чем может споткнуться виртуальная реальность? Не на чем, а на ком: на отдельном человеке. Программист Томас Андерсон, он же хакер Нео (эту роль сыграл Киану Ривз), оказывается тем, кто способен освободить человечество. Две таблетки на выбор: синяя и красная. Синяя – привычное для всех приятие иллюзий. Красная – понимание Матрицы. Нео делает выбор.
Один известный американский кинокритик, впрочем, скептически отозвался об этой весьма заметной ленте. «Фильм начинается с пересмотра природы реальности, а заканчивается перестрелкой, – посетовал он. – ...Мне пришлось повидать десятки, если не сотни подобных упражнений в насилии, которые эксплуатируют одни и те же давно затертые идеи». Другими словами, братья Вачовски присвоили извечную проблематику высокого искусства и не совладали с нею.
Так это или нет – предмет отдельного спора. Но как раз сегодня исполнилось бы 85 лет писателю, о чьем успехе в осмыслении проклятых художественно-философских вопросов можно говорить с немалой уверенностью, – Джону Роберту Фаулзу (1926–2005). Не знаю, что он думал о «Матрице» и всеобщем увлечении ею; известно, впрочем, что к информационным технологиям, виртуальной реальности и т.п. он относился весьма скептически, об этом можно прочесть в его эссе. И то сказать: вспомним, например, один из самых известных романов Фаулза – «Коллекционер», о человеке – пленнике мифа и о том, как жертвой этого человека (и тем самым его мифа) становится его избранница, она же пленница. В другом романе, «Волхв», герой опять-таки бежит от постылой реальности в миф, на далекий остров. И все это тоже личностный выбор, но по сути своей противоположный выбору человека из виртуального мира, хакера Нео...
В одном интервью Фаулз сказал, что в английской культуре очень важное место принадлежит игре, игровой практике поведения. В качестве примера он привел ритуалы общения, разговоры среднего класса. Средний класс – категория и социологическая, и культурологическая, историко-культурная. С неба средний класс свалиться не может, он вырабатывается постепенно, путем проб и ошибок.
31 марта 1800 года родился русский ученый и литератор, который как раз созданием среднего класса на отечественной почве занимался, – Осип Сенковский (ум. 1858), востоковед и литературный журналист.
Потомок польского шляхетского рода, Сенковский словно бы от противного избрал страны и культуры Востока предметом научного исследования, изучил в совершенстве восточные языки, даже в манере поведения ориентировался на образ русского мурзы, что ли. Но яркая, экзотичная фигура Сенковского-востоковеда и лингвиста оказалась заслонена не менее колоритным его амплуа – фельетониста и издателя. Фамилия Сенковский, думаю, менее известна, чем журнальная маска-псевдоним – Барон Брамбеус.
В 1834 году Сенковский уговорил известного издателя Смирдина начать выпуск нового ежемесячного «журнала словесности, наук, художеств, промышленности, новостей и мод» под названием «Библиотека для чтения». Первое же слово, которое приходит в голову в данной связи, – пестрота. Впрочем, журнальному делу по природе его свойствен универсализм; чем «пестрее», тем легче идет воздухообмен в пространстве культуры, тем лучше оно «вентилируется». Проблема в другом: как собрать по сусекам знатоков и экспертов? Сенковский был в журнале и литературным обозревателем, и фельетонистом. Журнал у него получился вроде нынешних гламурных, хотя этого слова тогда еще не было. Нарождавшемуся среднему классу он давал чувство приобщенности к «сферам». И приучал к рептильности как норме существования, к удобным мифам обо всем на свете.
