Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 2 марта

Пию XII выпало быть Папой в годы Второй мировой. Споры о нем не утихают.
Фото Reuters

Жизнь – это черный ящик. Вводишь в него свой сигнал, а он как-то преобразует его в нечто совершенно иное.

Французский революционер и адвокат Люси Семплис Камиль Бенуа Демулен, родившийся 2 марта 1760 года, был одним из тех, кто 14 июля 1789-го звал народ на штурм Бастилии. И всегда стоял на радикальном фланге. До тех пор, пока не вступил в конфликт с еще большими радикалами, в том числе своим давним товарищем Робеспьером. Призыва к милосердию тот Демулену не простил и в 1794 году казнил его вместе с Дантоном.

Это все, как говорится, давно было и быльем поросло. Но вот история недавняя, жгучая. 2 марта 1876 года родился Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли, будущий Папа Римский Пий XII (ум. 1958). Священнослужитель, в отношении которого идет беатификация, то есть его намерены причислить к лику святых. Это с одной стороны. С другой – по поводу человека, взошедшего на папский престол в марте 1939 года, бушуют споры. Некогда им восхищались Альберт Эйнштейн и многие другие великие. Для одних остался положительным героем, человеком, который спасал евреев от нацистов примерно так же, как шведский дипломат Рауль Валленберг; для других – навсегда лишился морального авторитета. Достаточно сказать, что Пий выведен в знаменитой пьесе Рольфа Хоххута «Наместник» (1959-й, поставлена в 1963-м) – как соучастник нацистских преступлений, своим молчанием потворствовавший Холокосту.

Сторонником нацистской идеи «окончательного решения еврейского вопроса» Пий XII, конечно, не был. И многим евреям действительно помог. Но аналогия с Валленбергом тут вряд ли подходит. Тот работал на низовом уровне, непосредственно контактируя с живыми людьми, которых надо было спасать. Формирование политики, межгосударственных отношений не входило в его компетенцию. Иное дело римский первосвященник, выступавший от имени специфического, но весьма заметного на мировой арене государства. И вот здесь возникает зазор между помощью отдельным лицам и дурными услугами, которые оказывал людям и миру Папа Римский, чей общеполитический курс определялся, в сущности, одним практическим соображением: не слишком дразнить людоеда, а не то он разозлится пуще прежнего и причинит зла еще больше. И сейчас неблаговидную сторону деятельности Пия оправдывают именно так.

Примеров того, как часто прагматические методы в политике оказываются подобны сбившейся стрелке компаса, можно привести множество. Но далеко ходить не надо: сегодня, 2 марта, исполняется 80 лет Михаилу Горбачеву. В годы его пребывания у власти прагматика словно куда-то подевалась – нашла себе какое-то новое место или даже обрела новый облик.

Хорошо помню свои ощущения весны 1985-го, когда Горбачев, став генсеком, сделал первые заявки на ускорение с обновлением. Две вещи мне казались совершенно очевидными и притом взаимоисключающими. Первая: все менять необходимо. Вторая: ничего изменить невозможно. Такие безвыходные ситуации иначе как катастрофическим путем разрешить невозможно. Известное определение «крупнейшая геополитическая катастрофа» применительно к краху СССР – не ошибка, а констатация факта. Весь вопрос в отношении к нему и в использовании тех возможностей, которые при этом мыслимы хотя бы теоретически.

До безнадежности непримиримые споры о Горбачеве и о кардинальных вопросах, сопряженных с его фигурой, – лакмусовая бумажка для российского сознания. Культурологи, говоря о таких феноменах, пользуются термином «раскол». Можно сказать – «расхождения по основам жизни», как бросил в сердцах ученый и публицист Леонид Баткин под впечатлением травли Андрея Сахарова на I съезде народных депутатов СССР, созванном в 1989 году по инициативе Горбачева. Да и о чем речь, если сегодня считается возможным публично выяснять, то ли Сталин был спасителем России, то ли преступником.

Полагать, будто Горбачев вел нас к намеченной им цели роспуска империи и упразднения социализма, – нелепость. Когда ресурс советского строя закончился (а это было неизбежно) и стали намечаться контуры краха, то Горбачев, в его роли, мог добиваться разве что одного: смягчить условия предстоящей капитуляции. Капитуляции той стороны, которую он возглавлял, в холодной войне. И это ему, пожалуй, удалось. Чтобы распорядиться сопутствующими возможностями лучше, нужен был кто-то другой. Никого не нашлось.

Есть глубинная связь между поношениями по адресу Горбачева и той малоприятной действительностью, с коей мы столкнулись при Горбачеве, а затем при Ельцине. Да и до сих пор видим ее каждый день. Мы ведь не думали не гадали, что вот начнем рыночные реформы – а на свет божий вылезет черт знает сколько шпаны. Она уже была. Сдается мне, что подвиги ее и всеобщие проклятия первому и последнему президенту СССР – в сущности, одно. .