Имена и даты: краткие хронографические наблюдения. 6 апреля

Аквариум – любимая наша уменьшенная модель природы – не устареет никогда.
Фото Reuters

Человеку присуще познавать мир. А для этого при этом – создавать его модели – разумеется, уменьшенные. Их на самом деле очень немного. И сегодня юбилей создателя одной из них.

6 апреля 1810 года, ровно 200 лет назад, родился английский натуралист Филипп Генри Госсе (ум. 1888). Его споры с Чарлзом Дарвином – Госсе с богословских позиций пытался доказать, что человек не мог произойти от обезьяны, – уже не значатся в активной памяти просвещенного человечества. А вот изобретенный Госсе аквариум не выпадет из обихода, наверное, никогда.

Надо уточнить: он был не биолог, а коммерсант, работник рыбной компании. Но собиранием живности – сначала насекомых, а потом рыбок – увлекался со всей страстью, как настоящий дилетант. Наверное, в нем инстинкт познания приводил в действие что-то вроде инстинкта собственника: видишь что-то, достойное внимания, – значит, положи для надежности себе в коллекцию, иначе оно ускользнет и полнота твоей модели мира нарушится. (Так завзятые книголюбы несут все интересные книги себе в библиотеку.) И Госсе нашел решение этой задачи – предложил помещать морскую флору и фауну в стеклянных сосудах, которые он назвал аквариумами. Причем он предлагал не только домашние аквариумы, но и большие, общедоступные, с им же придуманной системой подачи кислорода в воду. Сейчас такие сооружения стали называть океанариумами, а первый из них открылся в Лондоне в Риджент-парке в 1853 году.

В аквариуме, если вдуматься, есть своя философия. Мы привыкли к неизменному соотношению масштабов: мир огромный, а человек маленький. А тут соотношение обратное: мы оказываемся большими, а фрагмент, выхваченный нами из мира, мал по сравнению с нами и удобен для наблюдения. Принцип тот же самый, что у обыкновенной лупы, стекла микроскопа или, напротив, телескопа; это, можно сказать, универсальный архетип познания.

С тех пор наука, пользуясь этим методом, узнала много такого, что прежде даже вообразить было затруднительно. Помню, мне попалась в свое время статья из «Словаря иностранных слов» 1952 года издания, в которой черным по белому было написано, что гены – пустая и зловредная выдумка буржуазных мракобесов. Я вырезал из научно-популярного журнала фотографию генов под электронным микроскопом и испытал некоторое моральное удовлетворение. 6 апреля 1928 года родился один особо злокозненный, увенчанный нобелевскими лаврами буржуазный мракобес – Джеймс Дьюи Уотсон, американский генетик и биофизик, который совместно с Фрэнсисом Криком и Морисом Уилкинсом расшифровал структуру дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК), материального носителя наследственности, и предложил ее наглядную модель в виде знаменитой двойной спирали. Сделано было это открытие в 1953 году – так что, когда вышла та советская книжечка, работы уже шли полным ходом. Позже Уотсон возглавлял международный проект «Геном человека», а в течение 25 лет руководил институтом Cold Spring Harbour, специально созданным для изучения генетики рака. Кстати, в своей московской лекции он признался вполне по-буржуински: «Мне было жутко интересно то, что у нас делалось в лаборатории, наши результаты. Наша лаборатория, к счастью, расположена в районе, где живет много по-настоящему богатых людей. Я заинтересовывал их нашей работой. И через этих богатых людей мы действовали гораздо быстрее, чем если бы мы полностью зависели от государства».

С именем Уотсона связан также скандал, возникший три года назад, когда он, как утверждают, говорил, что человеческие расы в силу генетических причин имеют различные умственные способности. Не могу осуждать ученого, чьи высказывания известны мне лишь в изложении и не прокомментированы им самим, и в то же время понимаю тех, кто бранил Уотсона за пренебрежение политической корректностью. В этих заметках мне остается лишь сравнить всех, кто говорит и делает что-то общественно значимое, с┘ ну, пожалуй, жуками на булавках или теми же рыбками в аквариуме. И слова наши, и дела – под пристальным перекрестным наблюдением. Это хорошо и справедливо, когда по правилам открытого общества – а не по оруэлловской формуле «Старший Брат смотрит на тебя».

С давних пор в культуре европейских стран существовала такая постоянная вакансия: обозреватель нравов. Должность, надо признать, не обещающая особых лавров, более того – еще чаще оных приносящая плевки и укоры. Родившийся 6 апреля 1741 года французский писатель и эссеист Себастьян-Рош Никола де Шамфор (ум. 1794) был как раз в этой роли. Завсегдатай парижских салонов, он имел богатый материал для публицистического самовыражения. При этом одобрил революцию, участвовал в штурме Бастилии, писал тексты выступлений для графа Мирабо – своего друга и одного из самых ярких революционных трибунов. Но вот к террору Шамфор, в то время директор Национальной библиотеки, отнесся резко отрицательно, был за это несколько дней под арестом и, в ожидании ареста повторного, покончил с собой.

Обычно принято считать, что злоба дня долго не живет и обречена на скорое забвение, а вот то, что для разумного, доброго и вечного, достанется потомкам. У Шамфора – несколько иной случай. Именно ежедневные заметки, изданные уже после смерти автора, в 1795 году, в книге «Максимы и мысли, характеры и анекдоты», – единственное, что, судя по всему, дожило до наших дней. А стихи и пьесы всеми, кроме немногочисленных специалистов, благополучно забыты.

Так вот, о пьесах. Помните волшебную коробочку у героя булгаковского «Театрального романа»? Еще одна вариация на тему аквариума или увеличительного стекла. Сегодня 95-летие со дня рождения одного из крупнейших польских театральных режиссеров и сценографов Тадеуша Кантора (ум. 1990). Слава его начиналась в оккупированной нацистами Польше, где он создал подпольный Независимый театр (булгаковское название, по случайному, но такому значимому совпадению). Потом были экспериментальные площадки, где рождались его авангардные спектакли; были манифесты – «Театр смерти», «Нулевой театр»┘ Пугающие, конечно, названия, но забота художника была не о страхах самих по себе, а о стирании условностей и границ. Театр везде и во всем, играют актеры, куклы и вещи. Сумасшедшую жизнь отражает странная, с поехавшей куда-то крышей модель┘