Злокачественная опухоль – болезнь всего организма

Операцию выполняет робот.
Фото с сайта medportal.ru

О ситуации в онкологии после включения ее в число приоритетных направлений здравоохранения рассказывает обозревателю «НГ» Аде ГОРБАЧЕВОЙ руководитель отделения клинической фармакологии и химиотерапии Онкоцентра имени Блохина профессор Сергей ТЮЛЯНДИН.

– Сергей Алексеевич, онкологию два года назад включили в число приоритетных направлений здравоохранения. Что изменилось после этого?

– Онкологическая программа утверждена и исполняется Минздравом третий год. Она нацелена прежде всего на увеличение возможностей ранней диагностики злокачественных опухолей, и в связи с этим в первую очередь производится закупка диагностического оборудования для выявления злокачественных новообразований, расходных материалов для проведения лабораторных исследований, техническое перевооружение онкологических учреждений.

– А как обстоит дело с такой важнейшей составляющей борьбы со злокачественными опухолями, как химиотерапия?

– Химиотерапия не входит в программу «Онкология», хотя в последние годы существенно увеличились расходы на покупку противоопухолевых препаратов. Логика такая: чем раньше обнаружено заболевание, тем больше возможность проведения локального лечения, то есть хирургического, лучевого, и меньше необходимость в лекарственной терапии. Последнее утверждение, с моей точки зрения, весьма спорное. В прошлом году около 505 тысяч человек заболели злокачественными опухолями. Как минимум половина из них нуждаются в проведении лекарственной терапии или как в самостоятельном методе лечения, или в сочетании с хирургическим лечением. Из 28 миллиардов рублей, на которые были закуплены противоопухолевые препараты, 12 миллиардов тратится на обеспечение лечения лимфом и миелом, входящих в программу «Семь нозологий». Больные лимфомами и миеломами – это 2% всех онкологических больных, состоящих на учете в онкодиспансерах страны. На остальных 98% приходится 16 миллиардов рублей, что в пять-шесть раз меньше средств, выделяемых на одного больного в странах Европы. Это отражается на доступности лекарственного лечения в России. Так, из 60 тысяч вновь заболевших раком легкого получают химиотерапию меньше 2 тысяч, в то время как, по самым скромным подсчетам, число нуждающихся должно быть не менее 40 тысяч. Поэтому у нас основным методом лечения больных раком легкого с метастазами является отправка их домой на симптоматическое лечение, которое сводится к выписыванию обезболивающих препаратов. При раке груди получают противоопухолевое лечение 75% больных, при раке яичника – 80%, а должны получать все. Программа «Семь нозологий» – это реальный пример того, как должны обеспечиваться больные. Необходимо на порядок больше противоопухолевых средств.

Во многом доступность противоопухолевого лечения определяется географическим местом жительства больного. Если он живет в богатом регионе, например, в Москве или Тюмени, ему повезло, а если в дотационном регионе, то все очень плохо. К сожалению, средств, выделяемых для закупки противоопухолевых препаратов из федерального и регионального бюджетов, Фонда обязательного медицинского страхования, чаще всего не хватает для всех нуждающихся. Для федеральных центров, в том числе Онкоцентра, основным источником финансирования лекарственной терапии в предшествующие годы были средства, отпущенные в рамках высокотехнологичной помощи.

– Больные из всех регионов получают квоты на высокотехнологичное лечение. На что они могут рассчитывать?

– Сегодня они не могут рассчитывать на проведение лекарственной терапии в рамках высокотехнологичной помощи, так как она не входит в перечень высокотехнологичной помощи, определяемый Минздравсоцразвития. Все лекарственное лечение, по замыслу министерства, должно осуществляться по месту жительства больного. Проведение химиотерапии (одного курса) в рамках высокотехнологичной помощи разрешено лишь в случае, если она сочетается с выполнением операции или лучевой терапии. Химиотерапевтическое лечение – длительное, это обычно шесть курсов каждые три недели, всего 18 недель.

При раке молочной железы после выполнения операции показано системное противоопухолевое лечение, без которого частота рецидивов и прогрессирования болезни увеличивается в два раза. Мы имеем право провести больной в нашем центре по квоте один курс химиотерапии, после чего выписываем ее по месту жительства. А там нет таких лекарств, нет онколога – он уволился, или ушел на пенсию, или не владеет современными методами химиотерапии. Пациентке говорят, что не могут выполнять наши рекомендации. Местные доктора исходят из своих возможностей. При выписке в федеральном Центре рекомендовали схему химиотерапии, которая используется во всем мире. А в этом городе таких лекарств даже не видели. Больная требует, чтобы ее лечили по рекомендации профессоров из федерального Центра, и местные доктора становятся крайними. Хотя они ни в чем не виноваты – в регионе никогда не покупали таких лекарств, нет опыта лечения ими.

– Тогда что дает квота?

– Квота выдается только на хирургическое и лучевое лечение, на выполнение операции с помощью робота. Ну, сделали сложную операцию с помощью робота, а потом больной погиб от развития отдаленных метастазов, потому что системной химиотерапии не провели. В химиотерапии нуждаются 250–300 тысяч больных ежегодно. В федеральных центрах можно пролечить 20–30 тысяч. А как же выделить эти 20–30 тысяч из 250 тысяч? Раз нельзя лечить всех, химиотерапию не включили в перечень высокотехнологичной помощи. Есть надежда, что в этом году Минздравсоцразвития учтет сложившуюся ситуацию и внесет химиотерапию в перечень высокотехнологичной помощи хотя бы для тех злокачественных опухолей, где химиотерапия обеспечивает излечение у большинства больных.

Для реального снижения смертности от онкологических заболеваний только усилий по ранней диагностике, по хирургическому и лучевому лечению недостаточно. Злокачественный процесс на самых ранних стадиях – это не болезнь органа, который можно удалить или облучить. Это болезнь организма. Опухолевые клетки уже при размерах опухоли в несколько миллиметров выходят в кровеносное русло и определяются в органах и тканях далеко от места возникновения первичной опухоли. Внедрение новых диагностических методик позволит диагностировать, например, рак молочной железы на более ранних стадиях. Но для того чтобы это реализовалось в снижение смертности, необходимо проведение лекарственной терапии после хирургического и лучевого лечения. В противном случае больные погибнут от отдаленных метастазов. Раннее выявление болезни теряет смысл, если потом не лечить ее правильно.