Слова заедали хлебом, запивали водой

В Венеции, в рамках очередной, 53-й Венецианской биеннале, читали стихи. Впервые за стослишнимлетнюю историю этого всемирного слета актуальных художников. По словам Евгения Бунимовича, который отвечал за поэтический десант «со стороны», идея эта была горячо поддержана Даниэлем Бирнбаумом, который стал сокуратором проекта под названием Making Words (по аналогии с девизом нынешней арт-биеннале – Making Worlds).

Одними стихами не ограничились: пока, скажем, Марк Шатуновский, Андрей Родионов, сам Бунимович или Анна Русс читали стихи, тут же на широкой площадке перед польским национальным павильоном стояли за мольбертами художники – Александр Джикия и Анна Желудь – и рисовали. Рисовали, снимали листы и складывали их. И хотя Джикия, вернее, его работы были представлены в открытой в эти дни в Венеции музейной экспозиции Stella Art Foudation, а Желудь была приглашена Бирнбаумом для участия в основном выставочном проекте Биеннале – в Арсенале, тут можно было подойти к художнику и получить в подарок только что написанную работу.

В центре площадки стояло довольно эффектное сооружение – белое, тянущееся вверх, – «Печка», сочинение московских концептуалистов Игоря Макаревича и Елены Елагиной. Поэты, которые выходили читать стихи, оказывались между двумя столами, на одном из которых сложены были свежие буханки хлеба, на другом – бутылки с водой. Рассевшиеся по кругу слушатели дополняли образ греческой академии... Хлеб и вода были настоящими, и поэты, приехавшие, судя по всему, налегке, питались этими дарами Биеннале. Некоторые, к слову, и жили здесь же – один итальянский поэт ночевал под деревом в спальном мешке.

Хотя был в этом соседстве и концептуальный смысл: как заметил Бунимович, именно поэты могут и в силах вернуть словам смысл, сказать, что хлеб – это хлеб, а вода – вода.

Публика, среди которой, конечно, понимающих русский было не так уж много, реагировала на энергию и, конечно, музыку, часто – дисгармоничную. Поскольку читали несколько дней подряд, было видно, как публика сходится к чтению, например, Льва Рубинштейна или Родионова... Впрочем, о смыслах можно было судить по изданным переводам: здесь же можно было полистать книжку, где от каждого было по стихотворению, на родном языке и в переводе на английский. В этой книжке среди русских, греческих, немецких и итальянских были стихи Парщикова и Некрасова. Они должны были приехать в Венецию, но – не дожили. Остались слова, в которых хлеб – это хлеб, а вода – вода.