Беседовал Георгий - Владлен Васильевич, вы себя воспринимаете в большей степени как поэт или как художник?
- А какая разница? Я работник слова и кисти. И, заметьте, без специального образования в той или другой области. Я родился в пустыне, в караван-сарае по дороге в город Термез (мой отец был начальником заставы на советско-афганской границе), сменил много школ в разных городах. С детства постоянно и много читал, рисовал, даже поступил в Ашхабадское художественное училище, но по этой стезе сначала пойти не получилось - меня отдали в Суворовское училище в Ташкенте, затем я поступил в Ленинградское пограничное высшее военно-морское училище, с 1951 года служил на Дальнем Востоке, на кораблях Тихоокеанского флота, а в 1955 году вернулся в Ленинград. Тут уж делать было нечего - в какое-то училище было идти поздно, поэтому я поступил в изостудию. Оттуда меня поперли "за формалистические кривляния". Причем инициатива пошла не от преподавателя, а от таких же, как я, студийцев! Они на меня и стуканули. Поэтому дальше всему пришлось учиться самостоятельно. Я - самодеятельный художник.
- А когда вы начали писать стихи?
- Вы знаете, у меня никогда не было никакой "юношеской лирики", никаких "ранних стихов". Хотя первое стихотворение я написал еще в школе, в 5-м или 6-м классе. Учительница дала нам задание - написать стихотворение. Из всего класса написал один только я. Это было стихотворение о птичьем дворе. Я из него помню только первые две строчки: "Петух спрыгнул с забора, / Прошелся весело вдоль двОра". Учительница исправила: "вдоль дворА". (Смеется.) Это я, получается, уже тогда как эдакий обэриут выступил!
- Кстати, когда вы познакомились с творчеством обэриутов?
- Дело в том, что - хотите верьте, хотите нет - я написал очень много стихов, даже не подозревая о существовании обэриутов! Когда я вернулся с Дальнего Востока в Ленинград, то стал ходить в библиотеки и читать все книги подряд, но с обэриутами познакомился только в 1969-м - и оказалось, что я действительно следую по тому пути, который прокладывали они, использую те же приемы и обороты. Но и к этому, получается, я пришел самостоятельно.
- В вашу книгу "Изделия духа" вошли все стихотворения, написанные до 1994 года (чуть больше ста), несколько пьес и поэма. Это сравнительно немного для тридцати с лишним лет творчества, ведь вы пишете с конца 50-х годов.
- Я никогда не стремился писать много. Некоторые стихотворения писались по нескольку лет. Придет строчка или четверостишие и вертится в голове, пока не оформится во что-нибудь цельное. Например, одно стихотворение из трех строф - "Горит лампада Ильича┘" - я писал целых двадцать лет. Сначала сочинились последние две строки, а потом постепенно дописывались все остальные.
- Вы говорите, что не писали "юношеских" стихов. А когда было написано первое "серьезное" стихотворение?
- В 1957 году. Вот это: "Расстегну ширинку, / Пылинку смахну с плеча. / И зажурчит в унитазе / Янтарная моча". Тут из Рембо непрямая цитата, там у него есть такое стихотворение, где он выходит вечером и мочится на небо (стихотворение "Вечерняя молитва", 1871. - Г.М.).
- Ваши стихи вообще наполнены всяческими цитатами...
- Да! У меня есть стихотворения, в которых нет практически ни одного своего слова, все соткано из цитат. Сейчас многие уже не различают этих цитат, тем более что они принадлежат советской эпохе. Например, когда в 1994 году в "Борее" издавали мой первый поэтический сборник, его так пафосно назвали "Японский Бог" (есть у меня такое стихотворение) - но это ж я пошутил! "Японский бог" - это же у нас обычно вместо того, чтобы выругаться, говорят! Они этого не поняли.
- В своей краткой автобиографии вы пишете, что никогда не делали попыток сотрудничества с официальной культурой. Как вам это удавалось?
- В 1970 году я поступил работать в Северо-Западное речное пароходство шкипером, через три года стал проводником почтового вагона, а в 1976-м - машинистом станции подмеса. Не трудиться в СССР было нельзя, а эти профессии позволяли мне свободно заниматься искусством. Меня политика не интересовала никогда - мне кубизм надо было двигать, картинки рисовать!
- Но не в ущерб работе?
- Нет, я всегда относился к своим обязанностям очень ответственно. Когда работал проводником - у меня в почтовом вагоне всегда была чистота, порядок. Многие проводники грешили тем, что вскрывали солдатские письма в поисках денег, прочим подобным непотребством занимались. Я - никогда. Меня даже начальник поезда пытался проверять - подкидывал мне в вагон пятирублевки, трехрублевки. Я их, естественно, находил, когда пол подметал, приносил ему и брезгливо так, двумя пальцами, на стол бросал: "Вот, мол, меня на понт не возьмешь!" Так что ко мне претензий не было никаких по работе. Я, конечно, выпивал, но выпивал аккуратно, незаметно. У меня все было четко рассчитано - на одной станции поезд стоял пять минут, а до лабаза там нужно было через мост бежать. И я - бежал, брал, что нужно было, и успевал обратно! А мне тогда уже было за сорок, вот так-то.
- Когда цитируют ваши стихи, очень часто вспоминают именно "алкогольные" стихотворения.
- Да, я в этом деле человек опытный. У меня даже цикл стихов так и называется - "Питейное дело". Но сейчас я уже больше десяти лет не пью - здоровье не позволяет. Нужно в какой-то момент остановиться.
- Часто ли вы выступаете публично? Имеете ли успех?
- Раньше я очень не любил выступать на публике - как-то боялся, стеснялся, что ли. А потом, уже с возрастом, мне стало просто по фигу. Нужно читать - читаю, не нужно - не читаю. А насчет успеха - свои люди всегда поймут и оценят. Например, уже давно, году в 95-м или 96-м, мы с несколькими другими поэтами выступали в Фонде русской культуры - это в бывшем здании Государственной Думы у нас в Питере. Из слушателей была половина интеллигентов, "ценителей", а половина - простых каких-то работяг, наших, в общем, людей. Я читал там свою поэму "Геройское" и имел большой успех - у "нашей" публики! Они устроили мне такую овацию, что после меня читать уже было сложно.
- Но не все ваши стихотворения "плакатные". Мне, например, очень нравится такое сюрреалистическое стихотворение "Златые на столик он бросил перчатки...".
- Да, вот именно, сюрреалистическое! У меня есть и еще одно такое стихотворение - про графиню Целлофан, оно вообще написано в строчку, как проза. На такие стихи мало кто обращает внимание - а между тем в них я нахожусь как бы на краю "предметной" поэзии, для меня это довольно интересные эксперименты.
- А что вас интересует как поэта в данный момент?
- Сейчас я дико увлечен вот этим: "дыр бул щыл" - Крученых! Я и раньше этим интересовался, но сейчас опять хочется вот так писать. И еще - я всегда сочинял песни. Это занятие я тоже не оставляю.
- Возвращаясь к вопросу успеха у публики, чувствуете ли вы свою известность?
- Ну, я не особо обращаю на это внимание, но иногда чувствуется, да. Про меня пишут в разных изданиях - глянцевые, например, журналы у нас в Питере меня любят. Недавно про меня сняли документальный фильм, его уже крутили на фестивале в Марселе. Как-то сижу я дома - тут звонят с Би-би-си, программа "Поверх барьеров", и просят прочесть какое-нибудь стихотворение. Ну, я прочел им - целиком! - свою поэму "Геройское", до этого я ее читал только раз, на том выступлении в Фонде русской культуры. Еще бывают забавные случаи. Вышел я как-то себе портки новые купить, а про меня был незадолго до этого сюжет по телевизору. Покупаю я, значит, портки, а продавщица меня спрашивает: "Владлен Васильевич, как творчество?" - "Спасибо, работаем!" - отвечаю. Еще вот есть напротив кафе - я там люблю посидеть, выпить кофе, покурить; там меня тоже узнают.
- Вы, я вижу, занимаетесь не только поэзией и живописью - у вас здесь целый склад инструментов, компьютер, принтер, видеомагнитофон...
- Да, я занимаюсь разными вещами. Например, создаю "шип-объекты". Делается это так: я беру, например, чугунный утюг, отпиливаю у него ручку, и его остов становится как бы корпусом судна. Я припаиваю различные детали, украшаю этот утюг, делаю из него модель корабля. Эти штуки я и называю "шип-объектами". Но сейчас у меня остался только один, остальные я все раздал по музеям. А видеомагнитофон - это я раньше снимал видео, на VHS. Теперь мне эти фильмы уже совсем не нравятся, но там есть некоторые интересные кадры. Я перегоняю VHS с магнитофона в компьютер, выбираю оттуда эти кадры, обрабатываю в Фотошопе, получаю самостоятельные картинки. Фотографирую вот цифровой камерой то, что нравится, распечатываю на фотопринтере.
- Сейчас большое количество литературной деятельности происходит в интернете. Вы им пользуетесь?
- Нет, не пользуюсь. Да что там интернет, телевизор, меня больше другие вещи интересуют. Вот мои холсты, мои картины - вот мой интернет!
- В галерее "Борей" в ноябре прошлого года была ваша персональная выставка, вышла вот книга "Упражнения в ужасной словесности". То есть ни о каком творческом кризисе говорить не приходится?
- Более того, я сейчас специально сдерживаю себя, чтобы рисовать, придумывать, писать меньше. Я, так сказать, держу клапан закрытым. Из меня ведь постоянно прут различные идеи, картины, тексты. Когда готовили выставку, приуроченную к моему 75-летию, решили выпустить и книжку стихов и прозы (В.Гаврильчик. Упражнения в ужасной словесности. - СПб.: Борей-Арт, 2004). Набирали текст для книги так: я приходил в "Борей", благо, тут недалеко, там работала прекрасная девушка-машинистка, я просто садился и надиктовывал ей стихи, по нескольку штук в день. Так примерно за месяц и сделали эту книжку. А выставка, кстати, проходила под названием, которое я сам придумал. Оно, наверное, отражает все, чем я в искусстве занимаюсь: "Делаю вам красиво!"
