Неполная «радость любви» от папы Франциска

Понтифик напомнил, что причастие – «не награда для совершенных, а лекарство для слабых».  Фото Иоланты Берчали

После того как осенью 2015 года в Риме завершилась вторая сессия Синода католических епископов, посвященного вопросам семьи и брака, католики ждали, что папа Римский Франциск выскажется по его итогам. Ждать пришлось долго, и вот 8 апреля с.г. увидело свет апостольское увещевание (adhortatio) под названием «Amoris laetitia», что в переводе означает «Радость любви». Документ не получился ни сенсационным, ни революционным, но при этом огорчил и либералов, и ультраконсерваторов.

Стоит напомнить, чем завершился Синод и вокруг чего два года подряд ломались копья. Епископы-либералы предлагали разрешить духовенству причащать верующих, чей брак был расторгнут в гражданском порядке, но не был признан недействительным Церковью. Консерваторы выступали против подобных послаблений. Именно они по большому счету одержали на Синоде победу. Давя на собрание при помощи массмедиа, консерваторы добились обтекаемых, компромиссных формулировок в итоговом синодальном документе. Епископы высказались за то, чтобы право решать, причащать разведенных или нет, делегировать на епархиальный уровень.

Достижение консерваторов в том, что они добились публикации итогов голосования по каждому пункту документа. Пункт о причащении разведенных набрал наименьшее число голосов «за». Папу Франциска поставили в сложное положение. Если бы он по итогам Синода решился на однозначную и директивную либерализацию подхода Церкви к разводам и причащению тех, кто расторг свой брак, то весь мир был бы уже в курсе: понтифик поддерживает очень спорную точку зрения, не находящую поддержки у подавляющего большинства иерархов.

Папа в итоге не издал никаких директив. Конечно, в тексте апостольского увещевания он процитировал собственное апостольское увещевание «Evangelii gaudium»: «Причастие – не награда для совершенных, а благородное лекарство и пища для слабых». Те же слова, кстати, во время Синода произносили и либерально настроенные немецкие епископы. Папа также призвал духовенство не исключать никого из церковной жизни, а, напротив, «сопровождать» людей, оказавшихся в трудном с канонической точки зрения положении. Он подчеркнул, что ситуации бывают разными, что необходим индивидуальный подход. Однако вступление в новый брак без признания недействительным прежнего как считалось грехом в Католической церкви, так и продолжает им считаться после публикации «Amoris laetitia», при всех частных случаях и оговорках. А каноническое правило № 915, запрещающее причащать лиц, «упорно пребывающих в явном тяжком грехе», как действовало, так и продолжает действовать.

Франциск разочаровал правозащитников, ЛГБТ-активистов и католических ультралибералов, высказавшись в традиционном духе об однополых союзах и абортах. Союз двух людей одного пола Церковь по-прежнему не считает браком, равно как и сожительство двух партнеров без оформления отношений. Зародыш в чреве матери имеет, согласно Франциску, неотъемлемое право на жизнь. В свою очередь, касаясь тем контрацепции и планирования семьи, понтифик позволил себе чуть более либеральные суждения. Он делает акцент на человеческой совести – «святилище, в котором каждый остается один на один с Богом». Решение о том, сколько детей рожать, супруги должны принимать, руководствуясь совестью.

Темы совести папа в своем увещевании касается не раз. В частности, в 4-й главе он пишет: «Мы часто не оставляем места совести верующих, которые стараются, как могут, соответствовать Евангелию и в трудных ситуациях сами способны разобраться. Мы же призваны к тому, чтобы помочь совести сложиться, а не заменить ее».

На первый взгляд либерализм здесь как будто не виден. Тем любопытнее, что консервативные круги именно в отсылках папы к совести увидели бомбу замедленного действия. Так, на сайте National Catholic Register 13 апреля появился материал под названием «Анализ «Amoris laetitia»: индивидуальная совесть не узурпирует вероучение». В тексте привлеченные сайтом богослов Томас Петри и специалист по каноническому праву Курт Мартенс доказывают, что совесть не является последней инстанцией, что ее необходимо формировать, и заниматься этим призвана Церковь, о чем и сказал папа Франциск.

Разница между лояльными консерваторами и ультраконсерваторами в Католической церкви сегодня как раз и заключается в том, что первые стремятся доказать, что папа Франциск не делает ничего нового, а лишь утверждает статус-кво, и либеральные интерпретации его слов и жестов тенденциозны. В свою очередь, ультраконсерваторы полагают, что Франциск пришел все разрушить, поэтому даже к обтекаемым его формулировкам следует относиться с подозрением. Они даже подвергли критике в Интернете консервативного кардинала Рэймонда Бёрка, которого папа деликатно и в то же время решительно перевел из Римской курии в Мальтийский орден. Бёрк в своем отзыве на «Amoris laetitia» подчеркнул, что ничего революционного в тексте не содержится, что понтифик всего лишь делится своими рассуждениями, а вероучение Церкви не противоречит пастырской миссии, так как само по себе является пастырским. Ультраконсерваторы же утверждают, что апостольское увещевание – вероучительный документ, а все папские нюансы по поводу разведенных скоро обретут силу канонической нормы.

Вопрос о совести и доктрине – нить, на которую не без веского повода нанизываются страхи консерваторов. Папа поднял этот вопрос не случайно, и публицисты-богословы уже обратили на это внимание. Тема совести как места встречи человека и Бога неоднократно поднимается в «Духовных упражнениях» Игнатия Лойолы – основателя Общества Иисуса, или ордена иезуитов. Сами упражнения Лойолы, как он их описывает, суть «испытания совести». Хорхе Марио Бергольо, он же папа Франциск – иезуит. Духовные практики святого Игнатия не просто знакомы ему – они являются важнейшей частью его духовного бэкграунда.

Существует стереотипное восприятие иезуитов как цепных псов реакционной Церкви. В действительности взгляды Лойолы и его последователей в XVI веке были для католического мира новаторскими. Рим долгое время не признавал их, Лойола трижды попадал в тюрьму по подозрению в ереси. Акцент на личной встрече с Богом, на ценности совести – порождение нововременного европейского духа, другими плодами которого стали Лютер, Кальвин и Реформация. Это было время явного кризиса Церкви как института и церковной доктрины как мерила истины.

Нынешние консерваторы сохранили то старое реакционное чутье XVI века и понимают, куда при соответствующей интерпретации внешне невинного текста папы Франциска может подуть ветер. Положение же самого папы во многом напоминает положение бывшего архиепископа Кентерберийского Роуэна Уильямса, не слишком успешно пытавшегося сохранить целостность Англиканского содружества, расколотого свободой интерпретации. Церкви в Англии и США рукополагали в священники женщин и геев, а Церкви в Африке считали это ересью. Нежелание папы Франциска диктовать свою волю либералам или консерваторам кажется компромиссным решением. Но в действительности оно может привести к тому, что те и другие постепенно создают собственные Церкви внутри общей, Римско-католической.

Разумеется, многие ожидали от Франциска большей смелости. Дух разочарования в либеральной среде чувствуется. От папы вроде бы ждали расправы над доктринерами, а он «чижика съел», как воевода-медведь у Салтыкова-Щедрина. Но Франциск учится быть политиком, а его намеки и полунамеки на то, к чему он в действительности стремится, куда лучше считываются во внутрицерковной среде, чем во внешней. Вполне вероятно, что опасения консерваторов небеспочвенны.