Чем больше жен, тем выше социальный статус. Фото РИА Новости
Если в СССР «не было секса», то многоженства в нем и подавно не могло быть, как кажется. Официальная история многоженства в Средней Азии закончилась в 1921 году с законом о запрете полигамии и калыма в Туркестанской АССР. Окончательно с этим зловредным антиподом социалистического образа жизни было покончено в 1926 году, когда в Уголовном кодексе РСФСР появилась статья, запрещающая многоженство. Хотя в данном случае советская власть проявила гибкость, учитывая местную специфику, признав законными полигамные браки, заключенные до 1926 года. Планировалось, что дети бывших многоженцев, пройдя унифицирующие национальные институты школы и армии, усвоив русский язык, как-то сами собой незаметно откажутся от практики полигамии.
«В советских республиках Средней Азии многоженство было редчайшим явлением. Ведь в 14–15 лет почти все были комсомольцами, шла борьба с пережитками прошлого», – говорит бывший собственный корреспондент газеты «Правда» в Таджикистане Леонид Махкамов.
Действительно, в современном научном обороте практически не встречается работ, посвященных проблеме многоженства в республиках Средней Азии. Однако поиск свидетелей того времени, их откровенные рассказы создают впечатление, что многоженство в бывших республиках юга СССР существовало в советское время и продолжает существовать сейчас, порождая когнитивный диссонанс у жителя средней полосы России.
Женщина без мужчины – что казан без крышки
Рассказывает российский врач Анна, родившаяся и выросшая в Душанбе: «Моя бабушка в 1945 году была направлена по распределению врачом в кишлак. Ее просили, заставляли выписывать справки о совершеннолетии 13-летним девочкам, чтобы можно было выдать их замуж в качестве второй жены. Семье жены ведь платили калым, вот они и хотели выдать дочерей замуж поскорее».
Леонид Махкамов категорически оспаривает возможность сочетания браком в 13-летнем возрасте в послевоенном Таджикистане: «Это совершенно исключено, система была такова, что все учились в школе, после школы шли в институты, профтехучилища. Возможно, в данном случае речь шла о помолвке, так называемой церемонии «разламывания лепешки». Калым же выполнял роль вспомоществования семье невесты на проведение свадебной церемонии, потому что семьи, в которых были девочки, обычно были беднее семей с сыновьями. Львиная доля калыма шла на подготовку праздничного угощения и оборудования пристройки для молодых в доме жениха. В калым обычно входили барашек, бычок, мешок муки, мешок риса, мебель. Конечно, бывало, калым платили и деньгами, семья невесты могла распоряжаться им по своему усмотрению, но в подавляющем большинстве случаев калым служил подъемными молодой семье».
Но возможен и другой вариант. Со времен пророка Мухаммеда полигамия служила уравновешиванию мужского и женского населения после войн и была направлена на восстановление численности населения. Задача популяционной политики была не единственной, которую выполняло многоженство в республиках Средней Азии, гораздо важнее были его социальные функции.
«Брали во вторые жены вдов братьев, проводили мусульманский обряд бракосочетания и в том случае, если престарелой матери нужна была помощь, а сын с первой женой жили в другом городе. В обоих случаях свадьба могла быть чисто номинальной, если невеста крива, коса, горбата, а если женщина попадалась красивая, то брак мог быть и настоящим», – рассказывает Леонид Махкамов.
«У нас говорят: женщина без мужчины – что казан без крышки. Муж жену прикрывает, защищает. Если вторую жену шесть месяцев муж не обеспечивал, брак автоматически считался расторгнутым, – рассказывает уроженец Таджикистана Али, 62 года, – женщин ведь больше, чем мужчин. Да, я вот калыма не платил, просто я очень нужен был своей второй жене».
Действительно, история второго брака самого Али больше напоминает любовный роман в восточном стиле. Али работал бухгалтером на овцеводческом заводе. Уже почти 10 лет был женат и имел шестерых детей от первой жены, когда на завод пришла прекрасная женщина, которая сама предложила Али взять ее второй женой. По рассказу Али, отказать женщине ему не позволила мужская гордость. Кроме того, женщина была первой красавицей на деревне, за это-то Али и пострадал: слишком приглянулась его вторая жена человеку с более высоким положением в партии. Сначала Али уволили с завода, потом расформировали овцеводческую ферму, куда он устроился работать. Али пошел работать художественным руководителем местного клуба, куда на одно из представлений пришел все тот же высокопоставленный партийный руководитель. Пришлось уйти и с этой должности.
Начальник натравливал на Али местное отделение милиции: «Меня вызывали, жену (вторую), она не признавалась. Нет, ничего не знаю, мы с ним не живем».
Закон и исламский
порядок
Вообще милиция редко преследовала за многоженство, так было принято жить, считалось, что сор из избы выносить не нужно. Рассуждали так: если двоеженца посадить года на два, лучше от этого никому не станет, останутся сиротами ребятишки, жены без помощи. А так, ну живут и живут, всем ведь хорошо: родителям – калым, жене – муж, мужу – любимая женщина и особый статус среди односельчан.
Если в городе к многоженцам относились неприязненно («Ууу, второй раз женился!» – вот такое было отношение», – говорит Анна), то в селе расклад не был всегда таким однозначным. По словам Али, он чувствовал, что его осуждали. Осуждала первая жена, осуждали сослуживцы на работе, осуждали родители. Правда, последние вместе с тем говорили: «Все равно приводи к нам, жена ведь». В то же время узбек, русское имя которого Николай, родившийся в таджикском селе, говорит об отношении общества к многоженцам так: «Относились так, как относились бы к нему в любой ситуации, как к личности. Если уважали – вторая жена ничего не меняла».
По-видимому, многое зависело и от того, какие отношения складывались в полигамной семье. Бывали такие семьи, где женам скорее всего удавалось уживаться. Например, как у отца Султана Назаровича (49 лет) – потомка смешанного узбекско-таджикского брака. «У моего отца было две жены. Нормально жили, в одной палатке, он чабаном был. Я их обеих мамами звал. От первой жены у него было четверо детей, от второй – пятеро, я самый младший. Потом они разъехались. Я после восьмого класса поехал к первой матери, там техникум окончил».
Советской власти казалось, что она искоренила матримониальные пережитки темного прошлого. Кадр из фильма «Белое солнце пустыни». 1970 |
Конечно, такая полигамная семья не становилась объектом пересудов, а следовательно, и осуждения соседей. Другое дело, если жены все время ссорились, выставляя хозяина дома на посмешище. Например, Али рассказывает, как в его детстве две жены соседа каждый день дрались и плакали. «Сосед спускается с гор зимой со второй женой. Первая ждала внизу. Только вторая слезет с лошади, первая ко второй бежит и вцепляется ей в волосы. Ревновали, конечно. Бывало, мы ходили вместе на пикник с той семьей. Так ни разу не бывало, чтобы одна из жен не плакала. Ой, смех! Сегодня та плачет, завтра эта».
Еще один вариант приводит сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Сергей Абашин: «Нужно разделять две сложившиеся практики многоженства в советской Средней Азии: классическая, когда второй брак заключался по мусульманским правилам, зачастую если первая жена не могла иметь детей, и многоженство «неофициальное», когда вторыми женами считали любовниц богатых людей, – никах (религиозный брак в исламе. – «НГР») в таком случае не оформлялся. В целом в обществе этот второй тип многоженства считался привилегией и осуждался именно как привилегия, а вот к классическому многоженству относились более терпимо не только потому, что оно было «по правилам», но и потому, что оно выполняло социальные функции».
Действительно, в свете юридической неоформленности вторых браков возникает любопытная проблема разделения многоженства и тривиального адюльтера. Однако Али возражает на этот аргумент так: «Которая жена по никаху – вторая половинка. Любовница – это ничего не значит. Она сегодня может быть со мной, завтра с другим, послезавтра еще с третьим, с четвертым. Глубоких чувств к ней нет. Уважение? Уважение есть, конечно, как к человеку, но такого чувства, как с женой, нет».
Получается, что ключевым фактором при разграничении статуса жены и любовницы в полигамном союзе является наличие чувств, общий быт, определенный уклад жизни. То есть вторая жена выполняет все функции жены в браке. Но при этом пользуется далеко не всеми привилегиями.
Любимая – значит
обеспеченная
Например, вопрос наследства или алиментов, кажется, особенно никого не волновал. С учетом того что законной женой, с которой оформлялась законная регистрация, была первая, а вторая могла рассчитывать только на мусульманский обряд никаха в присутствии муллы и двух свидетелей, юридически такие женщины выглядят очень незащищенными. Однако здесь в дело вступало традиционное общество. Вопрос о наследстве мог решаться либо религиозными властями, либо самим мужчиной в соответствии с велением его совести. В первом случае мулла говорил, сколько кому причитается из наследства, во втором муж сам распределял имущество между женами и детьми. Но случалось и такое, что муж разводился со второй женой (благо процедура исламского развода очень проста) и обеспечивать ее после этого не собирался. Впрочем, в этом случае у его бывшей жены был еще шанс выйти замуж повторно, хотя уже и без получения калыма. Более жестоко по отношению к женщине поступали мужчины, которые уходили от одной из жен и жили фактически с одной женой, но и со второй не расторгали брака. Конечно, в этом случае мужчина обязан был продолжать содержать обеих женщин, но в то же время оставленная жена не могла выйти замуж повторно, так как перед обрядом никаха муллы спрашивают женщину гораздо строже, чем мужчину, не замужем ли она. Мужчин об этом могут и не спросить, и уж подавно никто не спрашивал требуемого исламскими законами согласия первой жены на второй брак мужа.
Али говорит по этому поводу, что у таджиков даже есть пословица: женщина, у которой муж женился второй раз, несчастлива. В отношении мужчины, по-видимому, закономерность обратная. По крайней мере в 1990-е годы, когда полигамных браков стало гораздо больше, они явно стали выполнять статусную функцию. Рассказывает родившийся в Таджикистане узбек, который просит называть его Алексеем, 35 лет: «Надо, чтобы ко второму браку были предпосылки. Ну там, например, надо эту женщину защитить, а сейчас не так. Без предпосылок женятся. Баи (богатые) сейчас и третьи, и четвертые браки заключают и согласия первых жен не спрашивают».
Правда, и ранее полигамный союз отчасти выполнял статусную функцию. Николай рассказывает историю о богатом соседе своих родителей, у которого было трое жен, для старшей он даже построил отдельный дом. Всего от всех жен у него было 20 детей, причем фамилию отца до 1990-х годов носили только дети первой жены.
И здесь мы подходим еще к одной проблеме полигамных браков в Таджикистане: обусловленности полигамных браков религией, традицией и статусными соображениями. При этом элемент традиции в этой триаде – слабое звено, все же работала модернизирующая машина СССР. Другое дело – религия и статусность. Эти понятия взаимосвязаны: человек хочет одновременно показать, что он добрый мусульманин и состоятельный, успешный член общества.
Комментирует Сергей Абашин: «Многоженство было статусным в советское время и остается таковым по сей день. Это не только символ религиозной идентичности, нужно учитывать, что в большей степени статусным было «неофициальное многоженство», заключение же полигамных союзов, освященных обрядом никаха, было обусловлено социальными мотивами (бесплодие первое жены и т.п.)».
Другую точку зрения предлагает Леонид Махкамов: «До 1990-х годов многоженство не было статусным, нет, ни в коем случае. Помню, не освященные никахом полигамные союзы в Таджикистане заключались в основном, как ни странно, в среде украинцев и русских, связано это было с тем, что женщин европейского происхождения в Таджикистане было больше мужчин – выходцев из европейской части России, а выйти замуж за местных русские женщины практически не могли. Такое многоженство престижным не считалось. Как не считалось им и многоженство по социальным мотивам. Другое дело 1990-е годы – когда, как везде в постсоветских республиках, появились нувориши, когда у него ну там 5 тыс. долл. лишних, а в семье, где есть молодая девушка, нечего есть, им эти деньги нужны, чтобы выжить…»
Таким образом, вопрос многоженства в советском Таджикистане включал три узловые проблемы: проблему законности этого действия с точки зрения официального закона, проблему легитимности с точки зрения исламских предписаний и восприятие обществом, то есть традицию. В этой триаде официальный закон представлял модернизирующее воздействие советской власти, два других элемента представляли собой консервативность традиционного общества. Именно в противоречии, рожденном столкновением современности и традиционности, лежит проблема многоженства в Таджикистане.
В советское время полигамия оказалась загнанной в кишлаки, в среду пастухов-чабанов с невысоким уровнем образования. Но что перевесит сегодня: традиция или инертная сила советской модернизации?
Предоставим ответ героям этой истории. Али: «У моих сыновей сейчас нормальные (моногамные. – «НГР») семьи. Сыновья меня не осуждают, но сами во второй раз жениться не собираются. И я им говорю: «Я за вас уже женился: только лишняя нервотрепка, лишние расходы»… Вот за младшего только все равно не ручаюсь. Для меня этот второй брак был самой большой ошибкой в моей жизни. Но все равно той жене я помогаю, дочку нашу недавно вот замуж выдал».
Собеседник, назвавшийся Алексеем: «Может, женюсь во второй раз, я не исключаю. Жена против. Дочке старшей семь лет, она тоже против. Нет, сейчас я не собираюсь, пока нет. Время покажет…»