Владимир Легойда
Темы интеллигенции в Церкви и Церкви без интеллигенции относятся к числу самых злободневных.
Некоторым российским интеллигентам свойственно периодически искать прогресс или регресс в жизни Русской Православной Церкви. Чаще всего такие поиски приводят к неутешительным для ищущих результатам. Что тут делать? Можно посочувствовать. А можно и предложить другое направление для поисков. Ведь вряд ли стоит оценивать Церковь в категориях «прогресса-регресса» – ложно выбранный оценочный ряд, как сказали бы в академической среде. Да и о критериях «прогресса» хорошо бы договориться.
Чего бы кто ни ожидал от Церкви, она по своей природе призвана удовлетворять только ожиданиям своего Создателя – Христа. Попытка измениться, подстроиться под чьи-либо еще предпочтения для Церкви значит только одно – самоликвидацию. Обвиняем ли мы пожарного в том, что он оставляет дружеский разговор, чтобы поехать тушить загоревшееся здание? Таково и церковное служение, не оставляющее, когда идет речь о спасении души, места для «солидаризации» с общественно-политическими построениями практически любого толка. Было бы странно пытаться делать из Церкви судью по общественно-политическим спорам, заставлять ее поставить в центр своего внимания сугубо мирские вопросы. Характерна евангельская история, когда к Спасителю подошел некто и попросил помочь в важном вопросе разделения наследства с братом. Христос ответил: «Кто поставил Меня судить или делить вас?» (Лк. 12:14). Нельзя думать о мелочах, когда речь идет о спасении человечества. И поэтому Церковь призвана взирать на всё sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности), «жить в своем ритме, а не в режиме Twitter», как однажды сказал Святейший Патриарх Кирилл.
Это не значит, что Церковь не может или не должна давать нравственных оценок, в том числе и политическим действиям. Может, порой и должна. Но тогда и только тогда, когда этого, повторяю, требует внутренняя логика церковной жизни (читай: Евангелие), а не по внешней необходимости непременно отнестись к резонансной теме, что, как правило, требует принятия одной из двух точек зрения – спорящих сторон. Попытка фарисеев уловить Христа – платить ли дань кесарю – и ответ Спасителя: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мк. 12:17) – нередко вполне сознательно сегодня игнорируется «неубиваемым» аргументом: «Мы о другом. Мы о том, что имеет нравственное измерение» и пр. Но помилуйте, разве для искушавших Христа фарисеев затронутая тема не имела нравственного и даже, я бы сказал, сугубо религиозного измерения?
Церковь существовала в разные времена и при разных политических режимах, никогда напрямую не ассоциируя себя ни с одним из них. Рабовладельцы, можно предположить, не меньше некоторых поклонников современных общественно-политических учений хотели, чтобы Церковь благословила рабство и ввела его в плоть и кровь церковной жизни. Но этого не произошло, под церковными сводами у общей Чаши рабы и господа были равны. При этом Церковь лишь терпела этот институт. Но не была готова, памятуя слова апостола Павла, благословить рабов на неповиновение и убийство своих господ. Вместе с тем, конечно, отрицать роль христианства в том, что рабство ушло в прошлое, тоже наивно. Просто отмена рабства, равно как и равноправие разных социальных групп, равенство мужчин и женщин перед законом и т.д., никогда не являлась целью христианской жизни, но всегда неизбежно становилась ее следствием.
Разумеется, не стоит идеализировать историю христианства. В ней есть немало случаев, когда церковная иерархия не была готова обличать грех, присутствующий при любом общественно-политическом устройстве. Но до сих пор этот грех в ткань церковной жизни не входил. Времена меняются, и теперь наиболее зависимые от государства и государственной идеологии протестантские общины благословляют гей-браки и рукополагают в священники открытых гомосексуалистов.
Общественно-политические дискуссии о российской действительности постоянно создают искушение приписать Русской Православной Церкви поддержку тех или иных политических позиций. Модернизация, которая была упомянута в ряде выступлений Патриарха Кирилла, для некоторых стала сигналом о поддержке Церковью либерального тренда. Но в 2009 году Патриарх ведь говорил, что, когда страна пытается модернизировать свою экономику, социальную сферу и общественную жизнь, модернизацию необходимо проводить так, чтобы «она не поколебала базисных ценностей, опираясь на которые мы остаемся народом с собственной духовной культурой, со своей исторической памятью и верой».
Церковь «за» преображение человеческой души, «за» изменения в мире и обществе, которое было и остается несовершенным. Церковному сознанию глубоко чуждо «головокружение от собственных успехов». В этом смысле она всегда за «модернизацию», если цель изменений – не избавление от моральных ограничений. Если консерватизм ассоциируется с закоснением в коррупции, безынициативностью и бездельем, то Церковь называет это моральным кризисом и никак иначе. Это Церковь по своей природе не может поддерживать, так как осуждает любой грех. Однако общественные несовершенства некоторые апологеты либерализма объясняют существованием моральных ограничений, а с этим Церковь никогда не согласится. Что, в России будет меньше уровень коррупции, если разрешить гей-парады, у нас будет лучше здравоохранение, если разрешить эвтаназию, или решится проблема деградации семейных ценностей, если ввести сексуальное просвещение?
Может быть, вместо того чтобы искать место Церкви в современных общественно-политических раскладах, думающим людям лучше поискать себя в Церкви? В храмах также не хватает образованных и деятельных людей, которые своим рвением, своей помощью и советом священникам могли бы превратить церковные общины в сплоченные верой, братским общением и взаимопомощью островки подлинного гражданского общества. Церковь ждала и ждет интеллигенцию.
