Но мы его просим: "Ты хоть напиши справку, а то ведь он писать не будет, а печать, может, наложит, поверит тебе". Он написал, что мы с первых дней войны сдались немецкой власти, сдали оружие. Вот такую сложную справку.
Пришли до того старосты, а вин ни в какую, ни в какую. Да начинает нам рассказывать, какая немецкая власть будет хорошая, да вот немцы будут землю раздавать. Мы ему говорим: "Дядя, мы спешим домой, чтобы нам землю дали, а то нас нет, нам и землю не дадут".
- Я боюсь, вы попадетесь и меня посадят, расстреляют.
- Мы не скажем, хай в нас стреляют, мы не скажем, кто нам дал документ.
Ну, он поставил нам печать. Ну, мы идем уже смелее. Ну, с немцами проще, он ведь читать не умеет по-русски. Видит документ, печать, роспись.
- Иди.
А вот если полицейский тебя встретит, то уже откуда, куда, а что? Начнет придираться. Вот так мы шли, шли - встречаем таких же бродячих, как и мы. Разговорились. Они нам говорят: "У нас документов нет, а у вас?" А мы: "Да вот у нас справки такие, а что от них?" А они говорят: "О, хлопцы, это хорошие справки. В станице Попень, за Днепром немцы по таким справкам дают немецкий пропуск до дому, у кого дом уже немцами занят".
Ростов-то еще у наших был, а у Алеши - он украинец из Харьковской области. От мне и говорит: "Пойдем до мене. Там отдохнем, выздоровеем, поправимся".
Дошли до Днепра. Правда: приходим, спрашиваем, да, по таким справкам дают пропуска в комендатуре немецкой. А на Ростов там не пропускают. А у меня права шоферские, написано там - Ростов. Вот идем мы с Алешей, балакаем, а что, если придерутся, что документ ростовский, не попадем мы?
Алеша мне говорит: "А ты скажи, что ты учился на шофера в Ростове, а сам Харьковский". Ну, договорились.
Дошли до комендатуры - домик такой с верандочкой и видно коменданта, как он кричит: "Следующий". Я заходю. Он: "Откуда?"
- Из Харьковской области, село такое-то.
- А документы у тебя есть?
- Нема ничего, только права водительские.
Переводчик взял права, полистал-полистал, подивился и отдал.
Ну, выписали мне пропуск с печатью немецкой, с орлом - все. И кричит: "Следующий".
А Алеша с улицы наблюдал, что рассматривали мои права. И вот его прямо заталкивают. Я ему и не сказал, что ничего не спрашивали, ничего я не смог ему передать.
Зашел он, и его спрашивают то же самое.
И он говорит, что он из деревни Харьковской области.
- А тот что ли твой товарищ?
- Да, он из Харьковщины, но в Ростове на шофера учился.
А этот услышал: "Ростов", и кричит: "Ростов, Ростов, чирик! Швайн!"
Кричит, то ли расстрелять, то ли повесить!
Меня вернули, стали мы все объяснять, просить. А тот ругается, но нас в конце концов выпихнули наружу, отпустили, мы в двери вылетели.
Ну, идем мы теперь с Алешей, у нас документы. Никого не боимся. Но мы должны постоянно отмечаться, чтобы мы на месте ни одного дня не были, чтобы я двигался, что мы идем домой, отмечаться нужно в комендатуре. А если ты не спешишь, то ты неизвестно чем занимаешься, не спешишь. Заходим мы в одну комендатуру, а там итальянцы. Итальянский комендант говорит, что мы вас не пропустим. Гитлер вчера дал приказ - через Днепро ни души не пропускать. Это было во время Сталинграда, Паулса окружили, у них тревога, вот Гитлер и дал такой приказ.
Комендант говорит: "Вы поработайте здесь у нас". - "А что у вас делать?" - "Дрова на кухню пилить. Поработайте, а когда разрешат пропускать, мы вас пропустим". Я говорю: "Нет, вы нас обманете. А как нас не пропустят, мы вернемся и поработаем!" Он и согласился, поставили нам печать.
Но мы думаем - теперь мы на мост не пойдем. А дело было в январе месяце. Днепр скован льдом, но пошли дожди и поверх вода - вода вот так вот. Опасно, конечно, не знаючи. Так, Алеша, на мост мы не идем, вот так по-над Днепром пойдем, километров так 10 отойдем, если нас никто не встретит, у нас пропуск-то есть, все отмечено. Дошли до села и решили переходить, 10 км прошли, может, меньше, черт его знает. Ну, перешли. На мне сапоги были хорошие, а полицейский снял и дал мне немецкие с дырками. А Алеша в ботинках, и пошли по воде. Перешли. В крайнее село забегаем: "Дедушка, пусти переночевать". Вечереет уже. Он нам говорит: "Да заходьте, куды вас денешь?" Вошли мы, разделись, портянки повыкручивали, мокрые все. Дали нам поесть. - "Лезьте на печку".
А печки украинские - они большие.
Мы залезли на печку, уснули. Просыпаюсь, а Алешка мой сопит, хрипит - заболел, как помешенный делается, сознание теряет. Что делать? Мне говорят, веди его в больницу. А я спрашиваю: "А какие там врачи?", а мне - и русские, и немцы. Привез в больницу, санитарки вышли и забрали его у меня.
И я узнаю, что у него воспаление легких двухстороннее, t - 40╟. А я думаю: "Что же мне делать? Я же до него шел? Мне же идти надо, стоять на месте нельзя, а где жить?" Иду уже сам, один. То я шел с ним, знал куда иду, к нему, а теперь не знаю. Вот я и пошел и не знаю, выздоровел он, не выздоровел, больше я его не видел.
Вот иду я, а земля мерзлая, и я слышу гу-у-у, гу-у-у. Я прильну к земле, прислушаюсь, а это артиллерийская канонада км за 100. Встал я и бегом, бегу, бегу, а потом думаю - куда я бегу? куда спешу? Не знаю. Шел и шел, дошел до леса, а за лесом деревня, и тут стоит полицейский патруль.
- Откуда?
- Пленный.
- Документы.
- Пропуск. Документы все в порядке.
- Знаем такие пропуска. Это партизаны тут действуют.
Забрали меня в комендатуру. Пропуск мой отдали коменданту. Посадили меня в каземат, а там 7 человек сидят уже такие, как я. Наутро отправлять в лагерь, а лагерь км за 30. А как отправишь? Туда везут из деревни на элеватор зерно - 7 подвод. На каждую подводу нас сажают по одному человеку, и на задней подводе - полицейский. Заезжаем в одну деревню. Дорога там крутая, лошади не держат, на санях же. Кучер подводы, на которой сидел полицейский, обогнал мою подводу. А я с санок раз и в камыш, а там поворот - меня не видно. Как подводы выровнялись, он встал, посчитал - нету одного. Ну, что делать? Бросать, идти искать - те разбегутся. Вот они и поехали. Остался я один, без документов, без всего.
Пошел опять. Иду - одно село, другое. Вечереет - нужно проситься на ночлег, зима ведь.
Прошу: "Тетя, переночевать можно?" - "Да, можно. Но ведь у вас вшей много, как я вас?.. Ну, иди же к скирде, набери соломы, здесь на соломе я тебе постелю. Дам тебе чем-нибудь укрыться".
Пошел я к скирде, а там рядом дорога шла. Смотрю - санки бегут. В санках 2 человека, увидели меня и повернули в мою сторону.
- Кто такой? Откуда?
Я глянул - в повозке полицай.
- А, Сталинский патриот?
Подошел я, мою вязанку ногой ковырнул, а меня за шиворот и в санки.
Повезли меня. Село длинное, меня везут, везут. Довезли - затащили меня в сарай, в сарае темно. Я посидел, холодно, в сарае же. Стал я щупать крышу, как-бы продраться, что ж я ночь буду сидеть. Крыша крыта соломой, думаю, можно продрать.
А в это время открывается дверь сарая, входит тетка и говорит: "Тикай, тикай солдат, а то сейчас тебя расстреляют". Это была полицейского жена. Она слышала, что они сказали, что меня в расход, вот она и пришла.
- Да куда же?
- Да не знаю куда, тикай!
Махнула рукой: "Вон туда тикай, там подсолнухи некошеные".
И я побежал. Бежал, бежал - падаю. Потом слышу - бах, бах - стреляют. Вышли, а сарай раскрыт.
Иду и не знаю, куда мне идти. Метель страшная. А на мне одни штанишки, ни трусов, ни кальсон, ничего. Снегу - сугробы. Я сяду, затихну, замерзаю. Думаю, зачем я убежал? Лучше бы они меня расстреляли. Сколько же я буду мучиться? Думаю, сидеть нельзя, замерзну. Встаю, ноги не сгинаются, но иду. Иду и думаю, вот когда я бежал, мне ветер в лицо дул, чтобы опять в лицо, чтобы не начать кружить и не вернуться в это село. Шел и шел, сяду, посижу. Мне кажется, я год хожу, конца не будет ночи. К утру блеснул огонек. Шаг прибавил, а ноги не идут, рук не чувствую, позамерзал совсем. Думаю, что за огонек, может, волки это, там волков ведь много. Потом слышу, петух запел - у меня силы прибавилось. Я опять побежал, упаду, опять встану. Дошел до села, а это лампа у окна. Зашел во двор - там старик.
- Господи Исуси, откуда ты, сынок?
А у меня язык не поворачивается.
Он меня завел в хату. Он стал меня раздевать, сапоги снимает, а они примерзли. Там девочка была, лет 15. Он ей: "Доячка, скорей неси холодной воды". Та дивчина побежала, принесла ведро, ноги мне засунули в это ведро с холодной водой, а меня дрожь бьет. Я хочу слово сказать, а у меня слезы бегут, я не плачу, а они у меня льются, проклятые. Отогрели мне ноги, дали чаю горячего, на печку меня положили. Рассветало уже. И я как заснул. Просыпаюсь - темно. Я говорю: "Дедушка, а скоро будет развидняться?"
А он мне: "Сынок, это уже другая ночь, день ты проспал".
- Дедушка, я же не могу дальше идти. Где бы мне пожить, на работу устроиться.
- А документы у тебя есть?
- Да какие документы! Одни права шоферские. И то они промокли, Десну переплывал, тонул, но спаслось - бревно попалось под руку, а то пошел бы на дно. Винтовку ж скинул, в сапогах бросился, это еще до плена, чуть не утонул.
- Сынок, там колхоз немцы организуют, набирают людей, иди туда, километров 15 отсюда, иди огородами, а то здесь такие полицейские сукины дети, попадешься, сразу в лагере будешь.
Я и пошел. Дошел до этого колхоза. Там общежитие - казарма большая. Я попросился погреться. А там все занято беженцами, дети плачут. Они мне: "Иди к старожилам". Я пошел в дома, вышла женщина, а я ей: "Тетя, погреться можно?" - "Заходьте. Ты же исти хочешь?"
Обогрелся я, накормила она меня. Заходит дядя, здоровый такой. А я глянул - висит шинель темно-синяя. И я понял, попал к полицаю. Мне тут и есть расхотелось. Он поздоровался. Спрашивает - откуда, что? Я решил не брехать, всю правду сказать, что будет. Куда судьба выведет. Начал ему рассказывать. Он жене говорит: "Дора, иди, старосту позови". Я думаю - все, попался. Сижу ни живой, ни мертвый, все безразлично. Приходит староста, пожилой такой.
Он ему говорит: "Отведи его до Ирины, пускай там живет".
Привел он меня к ней и говорит:
- Вот тебе, Арина, будет мужик, корми его.
А у меня еле душа в теле, мужик!
Начала она меня отмывать, вшей мне выводить, белье свое дала. У нее двое детей было. У нее коровка есть. Молочком кормила меня - я и отживел. Дров ей принесу. Как-то ее спрашиваю: "Арин, а что это за дядька такой?" Отвечает: "Да наш" - и не говорит что. Потом, когда я вошел в доверие, она мне сказала, что это летчик, когда наши отступали, его самолет подбили и он упал на эту территорию, а тут немцы и его тут же порядили, а сам из Кировоградской области.
Ну, стал я там жить и работать. Трактора там были, так я ремонтировал трактора. А этот летчик старостой руководит, полицейского он назначил сам.
Потом откуда-то они взялись в ту зиму, или уже в начале марта было, но морозы были. Подходит конный обоз, партизаны. Мы стали проситься до них. А они говорят: "Вы подождете, вот завтра штабы подойдут, и вас примут". А сами тикают от немца. Они уехали, за ними следом немцы танки пустили и разбили их. Партизаны-то на конях, на санях. А мы опять остались. А партизаны до леса так и не добрались.
Когда уже немца погнали из Сталинграда, Ростовщина была под немцами, а с Воронежа прорвался генерал Полубояров, стал их отрезать. Немец отступал на Донбасс. А в нашем колхозе комендант немец был, директор русский был, они все с уходом немцев - тикать. А наш летчик говорит: "Ребята, давайте так, будем ждать, а то если сорвемся, расстреляют". День, другой - нема. А тут зерно должны отправить на запад, а этот летчик говорит: "Разбирайте трактора, говорите, что сломались, запчастей нет, не на чем везти". Три дня не было коменданта, директора, и летчик говорит: "Люди голодают, давайте раздадим зерно". Поломали замок и раздали людям зерно. Три дня прошли - заявляются комендант и директор. Приходит за мной переводчик и говорит: "Пойдем в комендатуру". Комендант начал допрашивать меня. Я говорю - ничего не знаю. Он кулаком стучит, ругается. Полицейский забегает: "Господин комендант! Русские перерезали железную дорогу. Сейчас будут тут". Он как схватит, все бросит, и директор побегли. Там полицейские арестованных охраняли, и они побегли. Я один в хате остался, в конторе. Я открываю дверь и говорю: "Вы знаете, война кончилась". Летчик говорит: "Нам тут нельзя оставаться, надо тикать". Запрягли четырех коней, а кругом же немцы. Наши стали отступать, немцы выгрузили эшелон танков. Ну, мы выехали из этого села, доезжаем до другого, заходим в крайнюю хату, спрашиваем: "Кто здесь?" Она, хозяйка, отвечает: "На одном конце немцы, а на другом русские". Летчик нам и говорит: "Хлопцы, пролезьте на тот конец села огородами, узнайте, действительно ли там русские?" Ну, пошли, узнали, что были русские, а теперь немцы. Ну что ты будешь делать? Вертаемся назад. На перекрестке встречаем развалюги, они или полицаи, или русские. Черт их знает. Поехали за ними. Они прятаться, тикать от нас.
Заехали они в хату. Я постучался - выходит молодая девка. Я спрашиваю: "Кто у вас? Полицейские?" Она: "У меня никого, у меня никого". А он как выскочит с автоматом: "Руки вверх!" и прямо на нас. "Кто такие?" Мы им так и так. "А у Вас оружие есть?" Я отвечаю: "Есть. Два пистолета". - "Давайте пистолеты сюда, поехали. За мной едьте".
Поехали через лес, и привезли нас сразу в особый отдел, на допрос. Ну, пошел сначала летчик, и его куда-то отправили, и мы больше его не видели. Старика отправили в хозвзвод, а нефтяника, который заправлял машины, трактора, в ВСМ - танки заправлять.
Приходит моя очередь. Они мне говорят, пиши автобиографию. Ну, я и написал, что отец погиб в Первую мировую войну с немцами. Он как дочитался, что отец погиб на войне с немцами, и говорит: "Остаешься у нас".
Ну и так остался у них в особом отделе, который назывался СМЕРШ. Там я шофером и служил. Так и дошел до Берлина. С боями пошли, освобождали Львов, Краков, Катовицы, Бреславль. Был один раз в руку ранен. Прострелена рука была, да и сейчас осколок вон вылез. Контужен был сильно. Медаль "За отвагу" на фронте получил.
Дали задание. Разведка доложила, что из Житомира уходит колонна машин, отступает. Ночью под Новый 1944 год должна выйти колонна. На Новоград-Волынск. Дали задание нам их забрать. Генерал сказал так: "Соберите шоферов, у которых нет машин (побитые машины или что другое), пускай себе машины добывают. Инженер корпуса танкового собрал нас человек 70. И поехали мы ночью, зимой. Нас разложил он каждого метров 50 друг от друга. "Ложитесь и лежите". А сам поехал по ходу вперед, дальше, там за поворотом на бронетранспортере скрылся. А нам сказал: "Тут идет колонна машин, лежите, не шевелитесь, пока я не дам ракету". Ну, мы и лежим, а машины идут тихонько, без света, замаскированы. Только щелочки. И как дошла до него первая машина, она за поворот завернула в лесу, и он ее сразу из пулемета расстрелял, она загорелась. И тут сразу же машина подходит, они не видят, что там делается. Колонна растянулась на 2 километра, даже больше. Машины подходят и останавливаются, а мы лежим. Шофера немецкие из машин вылезают узнать, что случилось, закуривают, и тут красная ракета. А мы лежим тут рядом - метров 20. Как ракету увидели, мы по ним автоматную очередь открыли, а они стояли кучками. Побили много, потикало много. А машины стоят - какая работает, какая заглохла, а свет горит. Стрельба была минут 15-20. Это было 2 часа ночи. Они не успели. В каждой машине по два человека. Шофер ехал, а другой дремал, спал. Когда вдруг стрельба такая. Они выскакивают, да не поймут спросонья, да прямо на нас. Расстреляли мы их. Через 20 минут идет наш полковник по колонне. Братва повставала, никого нет - хозяева. А мне полковник контрразведки сказал, если попадется хорошая легковая машина - бери, а если нет - то на твой выбор, какая тебе понравится. А еще темно, не видно, что за машина, какая она. Я в кузов заглянул - автоматов немецких полная машина, ручных пулеметов, в другую заглянешь - продукты, в следующей - обмундирование. А я не смотрю на бортовые, приказали же легковую. Я бегу вдоль колонны, смотрю - легковая. Посмотрел поближе - барахло. Бежал, бежал, уже развидняться начало, а я заглядываю в кузова - где что? Смотрю - в конце хвоста две легковые машины, как раз мостик, какая-то речушка. А я попереди всех бегу, чтобы выбрать лучше машину. Тут наши подошли, пушки, самоходы подошли, пехота. А я дальше побежал. И так я не добежал до этих машин метров 200, как наша артиллерия начала бить, там немецкая сторона была вдоль речушки. Я смотрю - через меня стреляют наши. А с той машины два немца выскочили, да в окоп (там оборона немецкая была). Я назад - они по мне из окопов с автоматов. А я упал под машину. Ну, думаю, ладно, лучше я грузовую буду искать. Иду, заглядаю, чтобы машина была хорошая и груз был хороший. Подбегаю - машина стоит, вездеход, передок и задок ведущие, на цепях, на сетках. Глянул на спидометр - 3 тыс. километров, новая. Ну, думаю, это моя машина будет. Глянул в кузов - там одни пулеметы и ручные автоматы. Рядом стоит машина дряхлая, а там в кузове банки с консервами, мешки с сахаром, сало-шпиг, шоколад (круглые баночки и две пластинки шоколада). Ну, что делать? Дорога - асфальт, кюветы глубокие. Я открываю задний борт и автоматы выкидываю, оставил где-то десяток, тогда мы уже не нуждались, у нас своих было автоматов полно. А немецкие, они к патронам не подходят, на что они? Я их выбросил. А тут солнце поднялось, и немецкий самолет начал летать и заметит, где выгружают, машины заводят, - обстреливает с пулемета. Я тащу ящики отсюда туда: 2 мешка сахара, консервы, шоколад - все накидал. Как теперь ехать? Машины стоят одна к другой плотно, не развернешься. Справа дорожка по-над лесом, а слева канава глубокая. Тогда я все автоматы в канаву насыпал, не хватает. А тут битые немцы. Они уже позастыли. Я их в кювет - ну, так и перескочил через кювет. Поехал я назад. А из самолетов немцы из пулеметов стреляют. Смотрю - впереди упал снаряд, я раз -встану, а сам из машины выбежал. А как встанешь - они теряют. Так маневрировал несколько раз. Ну, выехал из леса, в село - здесь уже безопасно. А я шапку потерял в лесу. Вылез из машины, начал ее рассматривать. Подходит один лейтенант и солдат. "Ага, вот это нам машина хорошая, пушку тягать. Мы ее забираем". Я стал возражать - они не разговаривают, за пистолет хватаются.
Ну, я думаю, пропало дело. Что же, обратно туда идти?! Беру свой автомат, да гляжу - метров в пятидесяти стоит наш подполковник и еще какой-то чужой начальник. Я бегом к нему, подбегаю, докладываю: "Товарищ подполковник, так и так, я машину пригнал, а у меня лейтенант забрал". А он: "Какой лейтенант?". Я говорю: "Не знаю, он чужой".
Подполковник его подзывает: "Лейтенант, сюда, бегом". Как начал его матом крыть - Там стреляют, смотри, сколько там машин стоит, иди и бери. А ну, бегом". Он: "Есть, бегом" и побежал.
Я пошел к своей машине. Подполковник меня окликает: "А горючего у тебя достаточно?" - "Да, вроде, хватит". А тут подбегает еще один, как я, и докладывает подполковнику, что нашел новенькую машину, фабричной работы кухня. Новая машина, а не заведу.
Подполковник посмотрел на меня: "Трос есть?" - "Есть", приказывает: "Забрать машину!".
И опять мы туда, и опять по нас стреляют. Доехали мы до той машины, зацепили, через кювет перетянули, опять стреляют. Мы приехали - он посмотрел.
- Да, машина-то хорошая, новенькая. Ну, а что она не заводится?
- Да не знаем, тут лазить ведь некогда.
- Ну, тяните ее, там село. Там на дороге будет стоять моя машина "Виллис". Она сломалась. Дотянешь две машины?
Я зацепил две машины на буксир и пошел.
- Выезжайте в село, остановитесь там где-нибудь и ждите меня.
Мы уже сутки как не кушали, не спали. Доехали до села, постучались в одну хату. Заходим.
- Хозяйка, можно в гости к вам?
- Пожалуйста, заезжайте. А хозяйки две - одна пожилая, а другая молодая.
- Мы кушать хотим.
- У нас все есть, хлеба нет.
Старая побежала, нам хлеба принесла, 2 бутылки самогонки. Молодая картошку жарит, мы ей тушенку дали свиную. Я им ведро сахару принес. Мы бутылку разлили на троих, только начали кушать, и он заходит, подполковник. "Насилу нашел вас", - говорит. Взял, всю вторую бутылку выпил. Мы ему - садитесь кушать, а он - некогда, некогда, наколол несколько кусков вилкой и говорит: "Так, машина на ходу - вези меня". Я поехал. А тем хлопцам хозяйка принесла - они понапились. Один на диване заснул, другой за столом.
Я повез его в другое село, где штаб наш размещен, а там ремонтная база на ходу. Фронт передвигается, а они все время подъезжают и ремонтируют машины.
- Отвези меня туда, а оттуда привезешь колонну, она тут разместится, в этом селе, будет ремонтировать машины.
Я приехал, отвез его. Хозяйка мне: "Kушать будешь?" (Он оторвал же меня). Я говорю: "Да я уже кушать не хочу, а чай буду. Вот напился я чаю, с ней познакомился, а у нее была девочка годика 2. Положила она меня на диванчик в прихожую. Свет потушила, а девочка заплакала. "Я пойду прикачаю", - она говорит.
- А ты придешь?
- Приду.
Она пока прикачала - а я заснул. Просыпаюсь, глянул - день уже, и она стоит возле печки, готовит завтрак и смеется. Я говорю: "Ты еще и обманывать умеешь?"
- Нет, я приходила, а ты так сладко спишь.
- Врешь ты.
- Честное слово.
Геннадий Петров 
Дарья Гармоненко