Газовый рынок Европы

Кэтрин Эштон, Верховный представитель ЕС по внешней политике и вопросам безопасности.
Фото Reuters

Одной из значимых тенденций последнего времени в современной энергетике является очевидный провал индустрии прогнозов. Все главные производители по очереди и даже одновременно садились в лужу. По одной простой причине – они пытаются угадать смену трендов, но это ни к чему хорошему не приводит. Например, верят в триумф возобновляемой энергетики – и закладывают это в прогноз. А этого не происходит. В итоге мы видим, как рушатся прогнозные схемы и Мирового энергетического агентства, и министра энергетики США, и ОПЕК. Мы наблюдаем сбивание отрасли на откровенную угадайку, отчего самих прогнозов становится все больше, и при их систематизации (такую работу, скажем, проделал недавно Институт энергетики и финансов) видно, что они уже предлагают едва ли не все возможные и невозможные варианты будущего. Может быть, сценарное прогнозирование и хорошо с точки зрения репутации авторов: что-нибудь да сбудется. Но для принятия бизнес-решений это настоящая катастрофа. Ведь вам предлагают абсолютно разные варианты изменения производства и потребления первичных энергоносителей. Скажем, в одном из самых известных прогнозов развития мировой энергетики – от МЭА – было три базовых сценария, весьма радикально отличающихся друг от друга. Поняв, что корректировать их приходится чуть ли не в режиме Википедии – то есть постоянно переписывая, – МЭА просто добавляет еще один (он описан в свежем докладе агентства про «золотую эру газа»). Собственно, с прогнозированием производства и спроса на газ связана главная интрига. Хотя бы потому, что основные сценарии будущего развития энергетики предполагают сокращение потребления нефти и рост потребления газа. Будем надеяться, что хотя бы этот тренд оценен верно. Но это ведь лишь тенденция – а нужно понять более четкие цифры.

В энергетике очень важно понимать среднесрочные перспективы. Все новые проекты требуют многолетних инвестиций, период от первых капвложений до первой нефти или газа растягивается уже почти на десятилетие. Ясно, что вкладывать деньги в разработку имеет смысл, только если у вас четкое представление о будущем состоянии рынков сбыта. Без долгосрочного маркетинга делать нечего. Казалось бы, эту проблему решают долгосрочные газовые контракты, которые гарантируют производителю сбыт, потребителю – газ, при это являясь еще и инструментом привлечения инвестиций в добычу. Но с ними-то как раз серьезная неопределенность: европейские покупатели считают, что долгосрочные контракты приводят к завышению цен на газ, и уверены в том, что будущее рынка газа – за контрактами краткосрочными. Спотовый рынок вроде бы очень хорош для покупателя – да только если на рынке у вас профицит газа. А если дефицит, то спотовый рынок становится кошмаром, что уже показывала спотовая торговля в либерализованных Британии и США. Так что если покупатель хочет выиграть за счет перехода на спот – он должен быть уверен в избыточном предложении в среднесрочном периоде.

Попробуем внести свою лепту в прогнозирование газовой ситуации. Сосредоточимся на европейском рынке. По простым причинам: он наиболее важен для России, а при анализе потенциала предложения нам неизбежно придется проанализировать ситуацию у всех потенциальных продавцов газа. То есть, глядя на Европу, мы все равно будем смотреть на весь мир. Ведь газовый бизнес, прежде всего с развитием производства СПГ, все равно глобализуется.

Необходимые вводные

Чтобы прогноз не выглядел совсем уже переходящим в область научной фантастики, давайте ограничимся периодом упреждения до 2020 года. Потому что более длительные прогнозы будут ближе к области лотереи. Вторая предпосылка вытекает из первой – когда мы будет говорить об уровне предложения, то будем оценивать только проекты, по которым приняты инвестиционные решения. И которые планируется запустить уже до 2020 года. Собственно, этим также обусловлен выбор прогнозного горизонта – оценить уровень предложения можно будет все более близко к реалиям. При этом проекты, находящиеся в стадии обсуждения, будем относить к области лирики и пиара. Будем считать так: нет финального инвестрешения – нет и проекта. Потому что если вы запустите крупный проект в 2012–2015 годах, до конца десятилетия он все равно не выстрелит.

Наконец, третья предпосылка – уровень спроса мы определим путем экстраполяции тенденций, наблюдавшихся на европейском рынке в 2000–2010 годах. А потом сверим цифру со свежими прогнозами самих европейцев.

Основные изменения в спросе и импорте

Что мы видим сегодня на газовом рынке ЕС? С одной стороны, тенденцию к энергосбережению, возобновляемому топливу, усиленное убегание от углеводородов. С другой, не известно ни одного серьезного сценария, предполагающего сокращение потребления газа в 2020 году. Да, можно спорить о темпах роста, но то, что газа потреблять ЕС будет больше, чем сейчас, – это все же консенсусное мнение. В том числе и Брюсселя. Только в самом радикальном сценарии 450 МЭА верит в сокращение потребления газа – но этот сценарий эталонный, идеальный с точки зрения ЕС, предполагающий выполнение всех низкоуглеродных проектов. Реальность же такова, что шансы на его выполнение ровно такие же, как в свое время на построение коммунизма в СССР к 2000 году.

Отметим, что цифра в 608 млрд. кубометров является последним, самым свежим прогнозом МЭА. Потому что сегодня гораздо больше оснований говорить о том, что спрос на газ будет идти более быстрыми темпами, чем ожидалось.

Первый фактор – это завершение атомного ренессанса. Решение закрыть все атомные станции приняла Германия, и если атом будет полностью заменен на газ, то это увеличит спрос на газ только в Германии на 35 млрд. кубометров. Скоро от атома откажется Швейцария, аналогичные решения могут быть приняты в Швеции, странах Восточной Европы. Отказалась от идеи строительства новых станций Италия. При этом газ – самая разумная замена атому по экологическим и финансовым соображениям.

Второй фактор – бюджетный кризис в ЕС. Который ставит под вопрос планы развития возобновляемой энергетики. Известно, что она дотационна, но ранее ЕС жил по принципу «цель оправдывает средства». Но теперь нужно экономить. И многие проекты субсидирования генерации на основе возобновляемых источников энергии пойдут под нож. Сегодня в ЕС только четыре страны могут похвастаться относительно серьезным уровнем производства возобновляемой энергии (хотя бы на уровне 5 млн. тонн нефтяного эквивалента): это Германия, Испания, Италия и Великобритания. В Испании и Италии преддефолтное состояние, Великобританию пожирает жестокий бюджетный кризис, уже спровоцировавший политические беспорядки, а Германии отводится роль финансового спасителя Европы. В этих условиях о выполнении первоначальных планов по возобновляемой энергетике придется забыть.

Третий фактор – более жесткие требования к экологии, которые будут заставлять уменьшать угольную генерацию. А ее как раз и будет заменять генерация газовая.

Однако будем придерживаться консервативного подхода – предположим хотя бы, что спрос на газ в ЕС вырастет не меньше, чем это было в 2000–2010 годах. Как мы видим, результат довольно близок к последней цифре МЭА.

Не менее важным обстоятельством является собственная добыча газа в ЕС. Она будет падать, и это весьма тревожный момент для европейцев. C начала 2000-х годов в ЕС-27 потребление газа выросло на 14%, а вот добыча за тот же период последовательно снижалась, потеряв за 10 лет более 36%, или 64 млрд. кубометров газа. В целом можно сказать, что это падение было компенсировано ростом добычи и поставок из Норвегии. Совокупная добыча в Европе и Турции упала меньше чем на 10 млрд. кубометров. Однако Норвегии нет среди мировых лидеров по доказанным запасам газа – BP ставит ее только на 17-е место по итогам 2010 года. Высока вероятность того, что уже в этой декаде Норвегия выйдет «на полку».

Легко посмотреть на статистику добычи нефти – после резкого роста пошел значимый спад. То же самое будет с газом. Предположим, что норвежский газ будет отбираться европейскими потребителями по максимуму, обусловленному возможностями инфраструктуры, – до 110–120 млрд. кубометров газа в год. Но выше этого показателя Норвегия не поднимется.

Конечно, если объединить добычный баланс ЕС-27 и Норвегии, то результат получится не такой уж и печальный. Но тогда Норвегию нужно будет убрать из анализа поставщиков газа, что автоматически усугубит ситуацию на данном направлении.

Рассчитывать на такой фактор, как возможность экспорта сланцевой революции из США, Европе в ближайшее десятилетие не приходится. Против этого играет несколько убойных факторов. В ЕС нет свободной земли, чтобы проводить постоянное горизонтальное бурение. В ЕС нет нужного объема воды, чтобы проводить гидроразрыв пласта. Наконец, в ЕС предстоит построить инфраструктуру, подсоединяющую сланцевые месторождения к системе газоснабжения. Сланец, возможно, еще сыграет свою роль, но не через 10 лет.

Итак, мы видим, что потребление в ЕС-27 возрастет на 70–90 млрд. кубометров, а ведь есть еще и Турция, где спрос может вырасти на 15–20 млрд. кубометров. В результате дополнительный спрос можно оценить примерно в 100 млрд. кубометров газа. Но если добавить еще и падение собственной добычи, то на глобальном рынке найти нужно уже примерно 170 млрд. кубометров дополнительного газа в 2020 году. Попробуем понять, чем же может быть обеспечен этот спрос.

Предложение слишком скромное

Как мы уже показали, Норвегия сможет нарастить добычу к 2020 году не более чем на 15 млрд. кубометров. Остается еще 155 млрд. В запасе есть север Африки, ЦАР, а также производители СПГ. Ну и Россия, про которую мы поговорим в конце.

Надежды на север Африки были большие. Однако арабская весна их во многом перечеркнула. Так что ожидать роста производства на севере Африки не приходится. Скорее речь пойдет о сохранении нынешних объемов поставок – около 70 млрд. кубометров. Есть еще «черная» Африка – прежде всего Нигерия. Но трубопровод из Нигерии построен за 10 лет не будет, а новых СПГ-заводов там не заложено.

Иран находится в режиме санкций. И они явно будут сняты только в случае смены политического режима – но он показал свою устойчивость, и даже арабская весна пока Иран не затронула. Есть надежда на 15 млрд. кубометров газа из Ирака, который после войны начинает восстанавливать нефтегазовую промышленность. Но Ираку очень нужен газ для улучшения ситуации внутри страны с производством электроэнергии, и на это может пойти весь попутный нефтяной газ, который Багдад договорился утилизировать совместно с Shell. А собственно по месторождениям природного газа ситуация весьма неопределенная.

Сомнительно, что Туркмению удастся подключить через Каспий – это должно означать не только серьезнейшее внешнее падение влияния России на Каспии (до уровня полного игнорирования ее мнения), но и уход из региона Китая, который уже считает центральноазиатский газ своим. Вообще, именно в ЦАР Европа впервые остро ощущает конкуренцию за газ с Китаем, что может стать главным трендом следующего десятилетия.

Значит, из стран «южного коридора» в реальности остается лишь Азербайджан. Который может увеличить поставки газа за счет второй очереди месторождения Шах-Дениз. С ней тоже много вопросов, более того, на этот газ претендует Россия, которая просит более высокую цену. Но Азербайджан хотел бы получить прямой выход на европейский рынок, а кроме того, рассчитывает обменять газ на поддержку Европы в вопросе Нагорного Карабаха. Но все же можно оценить потенциал роста поставок в ЕС из Азербайджана в 12–15 кубометров. Скорее всего ЕС объединит проект TAP и ITGI в один, что как раз и позволит доставить эти объемы до европейского потребителя.

Европа не хочет прибегать к услугам России. Значит, остается мировой рынок СПГ. Где нужно за 10 лет найти около 140 млрд. кубометров. Посмотрим, насколько это реально. Разговоров об СПГ очень много – а вот принятых инвестиционных решений не слишком. Тему СПГ в последние два года «разогнал» прежде всего Катар. Но Катар решил до 2014 года не принимать никаких инвестрешений по новым проектам. Что будет дальше – пока загадка. Но не стоит забывать, что Катар – страна с весьма небольшим населением, на которую не давят текущие проблемы. Она и так способна профинансировать жизнь менее чем миллиона своих граждан и даже серьезные излишества вроде чемпионата мира по футболу 2022 года и покупку европейских футбольных команд и супермаркетов. Так, этим летом бизнесмены из Катара купили легендарный клуб «Пари Сен-Жермен», тут же выделив 82 млн. евро на усиление состава. Эмир Катара шейх Хамад бин Халифа ат-Тани является новым владельцем лондонского универмага Harrods, а также владеет крупным земельным участком на месте снесенных военных казарм Chelsea Barracks.

В декабре 2010 года Катар провел торжественную церемонию по достижению мощности в производстве СПГ в размере 77 млн. тонн, или почти 105 млрд. кубометров. Теперь Катар дает нам передышку – новые проекты все равно не выстрелят до конца этого десятилетия.

Лидером новых проектов становится Австралия. В мире есть 10 заводов СПГ, по которым уже приняты инвестрешения. И пять из них – в Австралии.

Итак, уже стартовавшие проекты дадут порядка 85 млрд. кубометров, из низ 55 приходится на Австралию. Но все они должны быть реализованы. А тут могут быть проблемы. Скажем, все проекты в Австралии связаны с добычей шахтного метана – а, скажем, сейчас в Австралии рассматривается законопроект, который должен наделить фермеров правом запрещать добычу газа на территориях, находящихся рядом с их хозяйствами.

Кроме того, не стоит забывать очень простую вещь – что мощности про производству СПГ не вечны. Ведь добыча на проектах падает. Так что в Тихоокеанском бассейне до 2020 года должны выпасть мощности по производству СПГ на 40–50 млрд. кубометров в год, работающие уже более 30 лет. Значит, объем нового предложения СПГ на рынке в ближайшие 10 лет будет не столь и огромным. При этом за новый СПГ будет серьезнейшая драка между ЕС, Китаем, Индией и Японией. Последние три страны готовы забрать весь австралийский СПГ. Скажем, в Японии скоро начнется закрытие атомных станций – только это в среднесрочной перспективе может увеличить спрос на газ более чем 70 млрд. кубометров. Но, как мы видим, даже если весь новый СПГ уйдет в Европу, газовой дыры ей закрыть не удастся. Конечно, есть еще экзотические проекты вроде поставки СПГ в сжиженном виде из США, но идея сжижения сланцевого газа пока с экономической точки зрения не слишком рентабельна. Так что сомнительно, что эти планы будут реализованы в ближайшие годы.

А что же Россия?

Таким образом, если исходить из уже принятых инвестрешений, то ситуация с газом в ЕС к 2020 году складывается драматичная. Нужно решить как минимум две задачи – отвоевать хотя быть часть газа из Тихоокеанского бассейна (прежде всего из Австралии) у Китая, Индии и Японии, а также любой ценой уговорить Катар отменить свой мораторий на новые заводы после 2014 года. Или хотя бы уговорить сразу начать новое масштабное строительство. И далеко не факт, что это получится. Так что прогнозы изгнания России из «газового рая» – с европейского рынка – все же выглядят слишком радикальными. Дыру в газовом балансе за счет других поставщиков заткнуть не удастся – по крайней мере в перспективе ближайших 10 лет.

Объем существующих российских обязательств России легко измерить. Потому что все они обеспечены контрактами. В 2020 году у России есть обязательства по поставкам в ЕС и Турцию 154 млрд. кубометров, у а партнеров – отбирать не менее 80% объема (124 млрд. кубометров в год). Напомним, что в 2010 году в дальнее зарубежье было поставлено 148 млрд. кубометров. Причем в страны ЕС-27 только чуть более 120 млрд. кубометров, а еще около 18 млрд. кубометров – в Турцию. Но, как мы видим, новые возможности на европейском рынке у РФ будут.