Газовая монополия может надолго оставить регионы в позапрошлом веке.
Фото пресс-службы РГО
В кругах российских газовиков широко распространено мнение, что газовой энергетике нет разумной альтернативы и потому Европе следует и впредь полагаться на поставки по трубам энергии из России. Надо сказать, что многие из них убеждены в малой эффективности нетрадиционных источников для большой энергетики и что за пределы 6–8%, в том числе и по экономическим ограничениям даже на перспективу, они не смогут выйти.
Наиболее перспективной лет пять назад представлялась водородная энергетика, но теперь стало ясно, что эта технология для массовой энергетики малоприменима, хотя она может быть полезной, например, для получения из природного газа сверхчистого водорода. Аналогично дело обстоит и с энергией Солнца: за последние десятилетия не удалось поднять КПД солнечных батарей в нормальных условиях выше 20%, а опытно-промышленные установки по-прежнему занимают огромные площади.
Использование энергии ветра развивается наиболее высокими темпами, вся Европа покрыта полями ветродвигателей. Однако стоимость единицы энергии здесь примерно в три раза выше, чем на тепловых станциях. Ветряки также занимают большие площади и требуют дорогостоящих аккумуляторов. Это не исключает применения ветряных станций в рассредоточенных объектах малой энергетики – для отечественных расстояний это жизненно необходимо.
Напротив, биоэнергетика, то есть сельскохозяйственное выращивание биомассы, принципиально неперспективна в мире, где недостает пахотных земель и почти треть населения голодает.
Таким образом, альтернативная энергетика не может заменить газовую. Но это никак не означает, что на рынках Европы для «Газпрома» не существует никаких угроз. Напротив, считаю, что конкуренция российскому газу реально усиливается, просто ученые корпорации выбрали для анализа не того противника. Тем более что из главных носителей энергии – торфа, угля, нефти, газа – именно последний наиболее экологичен.
Считается, что гидроэлектростанции поставляют чистую и возобновляемую энергию, если забыть о затоплении плодородных земель Среднерусской равнины под каскад волжских ГЭС, или угрозы для ирригации Центральной Азии от каскада горных гидростанций, или, наконец, про недавнюю крупнейшую аварию на Енисее.
Распространены утверждения о том, что в атомной энергетике можно достичь высокого эффекта чистоты и возобновления топлива. Поскольку автор был причастен к ликвидации последствий аварии в Чернобыле, он такую позицию не разделяет. Помнится, что и тогда про станции чернобыльского типа говорилось, что авария на них невозможна.
Итак, новации в развитии экологического топлива – не главная угроза для газовой отрасли. Политически оформленное экологическое движение угрожает этой отрасли лишь опосредованно, его первоочередная цель – угольная энергетика.
Основная проблема «Газпрома» – это истощение газовых месторождений и острая потребность в крупных инвестициях для освоения новых площадей: вот уже более 20 лет работы по восполнению ресурсов велись недостаточно интенсивно. Газовые месторождения Западной Сибири выработаны более чем наполовину, а доля трудноизвлекаемых запасов достигла 60% и продолжает расти. Для того чтобы обновить основные фонды ТЭКа, освоить новые районы добычи нефти и газа в Арктике, необходимо провести крупные инвестиционные проекты.
Газовый Ямал сейчас – главная инвестиционная площадка газовой промышленности. Здесь открыто 27 газовых и нефтегазоконденсатных месторождений. Суммарные запасы крупнейших – Бованенковского, Харасавэйского, Новопортовского – составляют 5,9 трлн. куб. м газа, 100,2 млн. тонн конденсата и 227 млн. тонн нефти. Считается, что на полуострове имеется разведанных запасов газа 12 трлн. куб. м, а прогнозные оценки превышают 50 трлн. куб. м. Проектный объем добычи газа на новой северной площадке определен в 115 млрд. куб. м в год. Однако добыча в сложных геологических условиях России не полностью обеспечена технологически. И в этом регионе необходимо создавать очень дорогую инфраструктуру.
Плюс к этому для ввода добытого голубого топлива в газоснабжение России необходимо построить трубопроводную систему общей протяженностью до 2500 км, соединить ямальскую систему с газопроводом «Северный поток».
Инвестиционная емкость энергетического сектора страны в следующее десятилетие может составить до 400–500 млрд. долл., даже если доля ТЭКа в общих инвестициях в экономику страны уменьшится к 2020 году до 20–24%. Эти ресурсы требуются для поддержания уже достигнутого уровня производства и экспорта. Ясно, что изыскать подобные капиталы возможно лишь при условии, что европейская потребность в импорте российского газа и цены на него сохранятся в прежних параметрах. А это как раз и маловероятно.
Дело в том, что ситуация с потреблением и порядком формирования газовых цен в Европе за последние годы сильно изменилась. Страны ЕС после так называемого украинского кризиса – прекращения подачи газа из-за ценового конфликта со странами-транзитерами – осознали, что полная зависимость энергетики от монопольной структуры чревата осложнениями. Были приняты решения о расконсервации месторождений Северного моря, а также о включении в баланс потребления США сланцевого газа (СГ).
Сланцевый газ не панацея: у него слабая концентрация в продуктивных пластах, и для увеличения газоотдачи требуются густая сеть скважин, применение технологии гидроразрыва. Эти технологии – научный продукт корпораций США и только недавно проданы в Европу и Японию, хотя центры потребления СГ именно там.
Себестоимость добычи СГ в пределах 120–140 долл. за 1 тыс. куб. м, тогда как на Уренгойском месторождении – до 24 долл. за 1 тыс. куб. м. Однако доставка газа по трубам в Европу на расстояние 2,5–3,1 тыс. км тоже стоит дорого. Главное достоинство СГ в том, что он есть практически везде, поэтому расходы на доставку до потребителя минимальны. Тем не менее сланцевый газ является скорее «силой сдерживания», нежели самостоятельным энергетическим продуктом: с его появлением стало возможным уменьшить зависимость газовой энергетики США от импорта и именно на этой основе удалось ограничить монопольную цену природного газа.
Между тем в идеологии грандиозной инвестиционной программы «Газпрома» планировалось двукратное увеличение цен по поставкам трубного раза на рынок Европы: помимо затрат на освоение арктических месторождений, также из-за включения в транспортную схему подводных газопроводов, в первую очередь «Северного потока». Предполагалось, что с выходом на полную мощность подводные газопроводы возьмут на себя основную нагрузку по поставкам природного газа в Европу. А это означает многократное увеличение амортизационных расходов на транспорт и запросов на инвестиции.
Известно, что подводные системы, которые ранее построило ОАО «Газпром», даже при высоких ценах на природный газ освобождались от налогов. За семь лет эксплуатации Blue Stream федеральный бюджет недополучил 3,8 млрд. долл.
В настоящее время переизбыток газа возрастает из-за роста добычи газа в США. В конце 2009 года пройден рубеж добычи сланцевого газа – 100 млрд. куб. м, и США выходят на первое место в мире по добыче природного газа. В связи с этим США частично отказываются от импорта сжиженного природного газа (СПГ), хотя и ведутся переговоры о поставках в Атлантический регион этой страны незначительных объемов СПГ от дочерних фирм «Газпрома» и других компаний-поставщиков. Египет, например, поставляет СПГ по 122 долл. за 1 тыс. куб. м. В Европе уровень цен выше в 2,5 раза, но ниже, чем контрактные цены на природный газ из трубопроводов.
Сланцевый газ сильно потеснил поставки сжиженного газа в США, из-за этого снизив спотовые цены на терминалах Европы. Поэтому мировые мощности по сжижению газа, уже построенные терминалы и, главное, танкерный флот оказались задействованы не полностью.
Таким образом, два года назад мировой баланс энергетических поставок был изменен в пользу сланцевого газа, и невостребованный в США СПГ из стран Ближнего Востока был переориентирован на Европу по спотовым ценам – в совокупности в полтора раза ниже средних контрактных цен «Газпрома». Одновременно из-за экономического кризиса сжался общий баланс энергопотребления. Совокупные последствия этого для газовой отрасли были следующими.
В первые месяцы 2009 года добыча «Газпрома» падала темпами 13,7%. В феврале – исключительно из-за падения спроса в странах ЕС – она упала на 18,2%. Поставки за первый квартал 2010 года снизились на 39%, а доля российского концерна на европейском рынке, по нашим прикидкам, упала с 30 до 18%
В 2009 году валовая добыча газа в России упала на 12,4% – до 582,4 млрд. куб. м, в том числе «Газпром» снизил добычу на 16% – до 462,2 млрд. куб. м. Это минимум за всю историю концерна, такого снижения добычи газа в стране не было 25 лет. Между тем в стратегических планах «Газпрома» уже на 2012 год было заложено увеличение экспорта газа в страны ЕС до 170 млрд. м3. Но, по оценке МЭА, спрос на газ до 2015 года практически не будет расти.
В результате сокращения продаж и снижения экспортной цены до предусмотренного контрактом минимума радикально сократилась валютная выручка «Газпрома». Вот эти экономические результаты и оказались препятствием для инвестиционной политики корпорации, но отнюдь не конкуренция с «зеленой» энергетикой.
Другой не менее важной проблемой для российской монополии оказался центральноазиатский газ и новые пути его доставки в Европу так называемым южным коридором. Эта проблема олицетворяется обычно задачей заполнения газопровода Nabucco. Его пропускная способность достигнет 118 млрд. куб. м в год. Это представляет серьезную конкуренцию экспортным планам «Газпрома», который хотел бы обеспечить экспорт в Европу 170–200 млрд. куб. м в год.
Страны ЦАР, в первую очередь Азербайджан, Туркмения и Узбекистан, владеют существенными запасами природного газа, но не имеют пока свободного выхода на европейский (тем более мировой) энергетический рынок. Они являются потенциальными конкурентами российских государственных топливно-энергетических компаний, в первую очередь «Газпрома». Мало того, природный газ стран ЦАР минимум на 10–15% дешевле у потребителей, чем газ Ближнего Востока и Северной Европы, и на 30–35%, чем тюменский газ. Относительно дешевый газ Туркмении перекрывает потребности Украины и идет далее – в Восточную Европу. Поскольку практически весь транзит осуществляется через Россию – эти страны не вполне самостоятельны при контроле объемов поставок и цен на свое энергетическое сырье.
Туркмения и Азербайджан ищут возможности энергетического взаимодействия с соседями – Ираном и Турцией, но уже сейчас можно рассматривать Каспийский регион как основного конкурента тюменскому газу и нефти – главного источника российского экспортера. По своей значимости для «Газпрома» эта задача стоит более любых коллизий с чистыми видами энергии: нельзя забывать, что Европа – второй в мире после США и самый близкий к России потребитель энергоресурсов.
Весьма поучительно рассмотреть, что же произошло на мировом рынке энергоносителей и – более узко – на рынке природного газа, или – еще более узко – на европейском рынке газа.
Главное новшество в том, что газовый рынок оформил себя как настоящий рынок с конкуренцией и свободной ценой, тогда как еще два-три года назад на этом поле имело место состязание монополий по поводу доли в поставках, а контрактные показатели выступали как эрзац рыночных цен.
Во-первых, сработала закономерность постиндустриального общества: в конечном счете побеждают высокие технологии. Именно они востребовались для включения сланцевого газа в топливный баланс для организации массовых танкерных перевозок сжиженного газа и самих технологий сжижения.
Во-вторых, проявились общие принципы рыночной экономики: для образования конкурентной цены, вытеснения монопольной надбавки достаточно появления на свободном рынке относительно небольших избытков продукта. В краткие (в историческом плане) сроки цены на природный газ стали соизмеряться в глобальном масштабе и в значительной степени оптимизировались. Как следствие – стало рентабельным освоение месторождений Северного моря, использование запасов местных «старых» месторождений. Расширилась ниша для экологических технологий, и именно это способствовало некоторому увеличению объемов их применения.
В-третьих, на свободном рынке выигрывают в конечном счете те структуры, которые делают ставку на новые технологии, но не исключительно на сохранение монопольного положения.
Например, для Японии и Польши стала актуальной разведка и в дальнейшем разработка сланцевых месторождений, для Катара и Ирака – массовое производство СПГ. По-видимому, повысится актуальность новых технологий геологоразведки в России.
Напротив, инвестиционные проекты освоения арктических месторождений и обходных газопроводов в Европу становятся малодоходными. Эти газовые и нефтяные проекты в рыночной экономике не смогут обеспечить самофинансирование. Инвестиционные кредиты становятся избыточно дорогими.
И тогда возникает проблема: как изменить траекторию и организационные формы развития газовой промышленности России?
Ясно, что основные усилия должны быть направлены на стимулирование эффективного потребления газа и глубины его переработки внутри страны, развитие отечественной нефтегазохимии. Необходимо более интенсивно включаться в мировой рынок СПГ, развернув строительство заводов по сжижению газа и терминалов с сопутствующей инфраструктурой. Наконец, не снимается задача – поддерживать уровень запасов и разбуривать новые площади с тем, чтобы не потерять позиции на рынке.
Это разнообразные и разнонаправленные задачи, и ясно, что в рамках одной, по существу, нерыночной монополии выполнить их невозможно. Значит, необходимы структурные реформы управления отраслью. Именно таким может быть ответ на вызовы, которые поставила перед Россией эволюция мирового рынка природного газа.