Дает ли школа шанс вырасти новой элите

Интерактивные классные доски еще не гарантируют высокого качества образования. Фото агентства «Москва»

В Министерстве образования и науки РФ ждет подтверждения новая концепция предмета «Технология». Инициаторы – эксперты Агентства стратегических инициатив. Когда-то разработанная в недрах движения Junior skills, идея погружения в профессию еще в школе начинает обретать зримые очертания.

Еще в начале этого года социологи из Российской академии народного хозяйства и госслужбы при президенте РФ (РАНХиГС) подсчитали так называемый размер фондов, который устанавливает разницу в доходах между 10% самых состоятельных и самых неимущих граждан страны. За первое полугодие 2017 года показатель оказался равен 14,3. Именно во столько раз в среднем богатые россияне получают больше бедных. В первой половине прошлого года показатель был чуть меньше – 14,1. 

Согласно тому же мониторингу РАНХиГС, за последние четыре года доходы населения сократились на 11,2%, размер назначенных пенсий – на 7,4%, а реальная заработная плата – на 2,9%. Бедняков в стране, согласно официальным подсчетам, около 20 млн. И это значительно больше тех 10% населения, которые требуются для подсчета нижнего порога коэффициента фондов. Вся критика данной ситуации адресуется при этом не только в сторону экономической политики, но и в сторону системы образования. Дескать, российская система образования не обеспечивает социальную мобильность населения, не дает условий «равного старта», а качественное образование недоступно без связей или денег.

Как считает директор Центра социально-экономического развития школы Института образования НИУ «Высшая школа экономики» Сергей Косарецкий, критика такая отчасти справедлива. Но разговор сегодня должен больше идти не о доступе к образованию (проблема фактически решена), а о качестве его. Мы имеем второе или третье место в мире по доле людей, имеющих высшее образование. «Только означает ли это, что у нас самый высокий интеллектуальный потенциал? – задается вопросом Косарецкий. – Фактически – нет».  И достигнуть пресловутого равенства в образовании не удастся никогда, добавляет Косарецкий, потому что выделенная элитарная группа в стабильном состоянии начинает создавать каналы для передачи своего потенциала наследникам.

Это доказано всей историей отечественного образования. Например, в царское время были особые учебные заведения для дворян, в советское время – интеллектуальная элита создавала специальные школы. Затем номенклатурная элита начала открывать школы с углубленным иностранным языком. После – новым хозяевам жизни потребовалось маркировать себя и показать надлежащим образом другим группам. В итоге существенно расширилось число лицеев и гимназий, куда уже все меньше юных граждан отбиралось по способностям, а все больше – по вступительному взносу.

«И сегодня опять не сходит с повестки такой вопрос, – замечает Сергей Косарецкий, – может ли появиться в настоящее время элита, которая, не имея доступа к власти, смогла бы сконструировать вокруг себя такие форматы и такие практики образования, которые обеспечат ей в будущем доступ к привилегиям? Возможно ли формирование какого-то нового вида ресурсов, по отношению к которым у существующих элит окажется меньше возможностей контроля?»

Периодически возникают новые группы людей, которые понимают, что их дети не смогут занять высшие позиции на ступенях социальной лестницы за счет капитала отцов. Потому что находящаяся у власти элита капитал этот у них на каком-то этапе обязательно отберет. И у «новых» людей появляются наивные (хотя, может, это сейчас кажется, что они – наивные!) планы, что через новые форматы можно будет дать детям такое образование, которое позволит им в конкурентной борьбе занять более высокие позиции в будущем, замечает Сергей Косарецкий.

Доступ к знанию открыт за счет интернет-ресурсов, поэтому конкуренция переходит на поле компетенций, мышления, понимания. Так кто же будет обладать компетенциями, которые позволят занять привилегированные позиции, пусть если не на самой верхушке, то на верхних позициях в изменяемой структуре экономики?

Такие ходы, считает Сергей Косарецкий, сегодня уже происходят в дополнительном образовании. И эти новые форматы образования, которые возникли в последние пять-шесть лет, вызывают пристальный интерес. Когда они только появились, люди говорили, что их не устраивает школа и они хотят создать что-то свое. И стали делать это. А для остальных пока остро встает вопрос резильентности школ. Резильентными (от английского resilient – «устойчивый», «выносливый», «живучий») специалисты называют такие обычные школы, в которых дети показывают очень высокие результаты.

В чем секрет их успеха? Исследователи из Высшей школы экономики считают, что главное здесь – высокие ожидания у администрации учреждений и особый климат поддержки учеников. В ходе опросов, например, директора таких школ говорят, что считают своими приоритетами разнообразные программы профильного обучения и дополнительное образование.

«Мы отстаем от других стран в способности вытаскивать всех школьников на вершину знаний, – констатирует Сергей Косарецкий. – Наше образование все-таки тяготеет в сторону уравнивания, упрощения образования. А нужна такая система, которая будет быстро создавать лифты, везущие наверх. Школе нужна идея, помогающая выработать у маленького человека способность, как у той лягушки из сказки, взбивать масло на поверхности молока. Поэтому идеи дополнительного профессионального образования школьников имеют все права на успех. Пусть начнутся с малого – новых уроков технологии».