Наталья Савицкая
Чаще всего сегодняшние абитуриенты выбирают не профессию, а вуз.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
В Высшей школе экономики (НИУ) прошел интересный семинар. Основные докладчики, они же – члены экспертной группы «Рынок труда, профобразование и миграция» – ректор ВШЭ (НИУ) Ярослав Кузьминов и ректор московской школы управления «Сколково» Андрей Волков – заострили внимание аудитории на «качестве человеческого капитала, зависимого от образования». Оказалось, что в России больше, чем в других развитых странах мира, антиинноваторов и консерваторов.
Согласно выводам ректоров, за последние четыре года упал уровень межличностного доверия в российском обществе. Уже 78% населения считают, что в отношениях с людьми нужно быть осторожным. «Между тем наиболее дефицитные ресурсы в XXI веке, – заметил Ярослав Кузьминов, – креативный человеческий капитал, социальный капитал и коммуникативные навыки». Увы, того самого креативного класса, чья способность создавать доход обуславливается способностью генерировать инновации, в России почти нет. Всего-то 6%. А вот в Турции таковых, например, 25%...
Прошедший семинар в Высшей школе экономики не ставил пока задачей ответить на вопрос – что делать? Впрочем, авторы исследования, по признанию Ярослава Кузьминова, ответ уже знают. Но сейчас важнее постановка задач. Одну из них предложил на обсуждение Андрей Волков. Вводные таковы: сохранить ли нам инерционный сценарий развития или попробовать все-таки развивать инновационную экономику? Это означает – остаться в клубе стран, делающих большие вклады в фундаментальную науку. (Кстати, это и самый затратный из сценариев.) Такой разговор о путях развития системы образования должен идти прежде ее реформирования. Иначе все изменения бессмысленны, напомнили авторы доклада.
А вот среди подходов, преобладающих в массовых дискуссиях на тему образования сегодня, это – «назад в СССР» и модель копирования. Причем, когда рассуждают о прелестях прежнего высшего образования, то имеют в виду вузы, которые сегодня находятся далеко уже не в прежнем советском виде. А во втором случае – «модель копирования», ориентированная на Гарвард и Оксфорд, не подлежит переносу на массовые вузы. Для россиян типична высокая степень патернализма и неготовности к самостоятельности и ответственности. Нужна, говорит Андрей Волков, третья модель. То есть опять – русский путь развития. И вопрос тогда все тот же – а какой?
Следующая незадача российского образования выглядит, по мнению Ярослава Кузьминова, так. Мы имеем самое короткое в мире школьное образование. Кроме того, в школе не учат социальным наукам. Почти нет профориентационной работы в старших классах, поэтому выбирают абитуриенты не профессию, а вуз. Все, чему недоучили в школе, ложится бременем на первые годы обучения в высших школах. Далее студенты мало учатся, потому что им некогда. Согласно статистике, уже со второго курса они выходят на работу. Вывод: если студенты работают более 20 часов в неделю, занятия в институте для них уже бессмысленны.
Объясняется обычно сия рабочая занятость высокой платой за обучение или недостаточностью средств для проживания. Возможностью же оставить обучение в вузе и продолжить его потом, уже в более осмысленной форме, молодые люди пользуются редко. При этом идею свободной образовательной траектории пока практикует малое количество вузов. Поэтому и мобильность студентов по университетам внутри страны тоже пока только в перспективе.
В итоге у работодателей складывается стойкое мнение о низкой компетенции нынешних выпускников. Да и предложить выпускникам работу по их профилю работодатели не могут. Исследования Высшей школы экономики о приоритетах молодежи показывают, что в силу своих физиологических способностей вчерашние студенты выбирают в основном себе ту работу, на которой в полной мере смогут проявиться их коммуникативные способности. Выбирают сектор услуг.
Итак, в сухом остатке: короткая школа, имитация учебы в вузе, имитация профобразования, сфера услуг съедает выпускников вузов. Через несколько лет выпускник забывает об основной своей профессии.
В России распространено предубеждение, что дополнительное профобразование – это не образование. Потому что – не главное (не основное), а значит – никакое. Тогда как в развитых странах люди от 30 до 60 лет вкладывают средства в свое новое образование и охотнее идут на смену своих жизненных траекторий. В первую очередь это характерно для США, где люди до 85 лет хотят чувствовать себя активными и полноценными членами общества. У нас же на второе высшее образование идут фактически сразу после приобретения первого. А после 35 лет интерес к образованию у населения падает. И зря.
Кстати, как однажды поделился своим мнением с прессой после обсуждения одного «прорывного» совещания в «Сколково» высший чиновник сферы образования, почему-то наиболее яркие и стоящие предложения поступают от инноваторов постарше – от 45 лет. А молодежь, на которую делает ставку «Сколково», пока мыслит более шаблонно и скучно. Вот так-то.
А ответ на вопрос «что делать?» авторы исследования обещают раскрыть в следующий раз, давая аудитории время на обдумывание подкинутых «незадач».
