Наталья Савицкая Вышла в свет книга профессора, член-корреспондента Российской академии образования Михаила Богуславского о передвижниках образования. Читая главы о министре просвещения 1916 года Павле Игнатьеве, вдруг невольно ловишь себя на мысли, что речь идет не о событиях давно минувших, а о дне современном. Явно напрашиваются сравнения...
Как и современный министр образования и науки Андрей Фурсенко, министр просвещения образца 1916 года тоже начал свою работу с того, что заставил своих подчиненных досконально изучить материалы по состоянию народного образования в зарубежных странах, и прежде всего во Франции, США и Англии. После этого пришел к неприглядному выводу: реформировать нужно все, начиная от руководства министерства до сельской школы. Обратим внимание, что в нынешнем XXI веке школьную реформу начали осуществлять фактически с изменений в структуре министерства и школы. К министерству, как вы помните, добавили службу по надзору и агентство по образованию.
Предметом особой заботы дореволюционного министра Игнатьева стали попечительские советы (в современной образовательной политике упор делается на управляющие советы. Хоть и разное название, но одна и та же начинка по сути). В начале ХХ века в школе отсутствовало национальное воспитание. Просматривалась отчужденность учителей от учеников, родителей от школы. Школа в значительной степени зависела от университетов. Кто посмеет утверждать, что сегодня эта зависимость исчезла? По-прежнему школа обслуживает в основном интересы высшего образования. Напомним, согласно статистике, более 85% взрослого населения хотят высшего образования для своих детей. Но вернемся в прошлое.
На первом же совещании министр Игнатьев объясняет задачи школы так: «Школа должна служить жизни и нуждам населения. С этой точки зрения и нужно подойти к составлению школьных планов». Основная идея изменений политики в отношении школы была – выпускать не просто учеников, обладающих фактическими сведениями для научной деятельности, а навыками практической деятельности. (Вспомните задачи современной модернизации.) И, потеснив латинский, греческий и Закон Божий, приоритетными предметами для образования стали отечественная история, география, русская литература и родной язык. Сегодня сетка школьного расписания тоже меняется. И вот здесь уже невозможно провести прямых аналогий с реформой Игнатьева. Потому что положительных сдвигов в пользу русского или литературы сегодня нет.
Как решить проблему связи школы с социумом за счет школьной программы? Во времена Игнатьева эти проблемы решали после уроков. В сельской школе при учебных заведениях стали создаваться учебные селекционные поля, сады, огороды, пасеки, показательные поля. В городах появился ручной труд. В общем, вовсю шла подготовка к дальнейшей жизни школьников. Преодолевалась жесткая связь университета и гимназий. В старших классах гимназии предусматривалось создать три факультета: естественно-математический, новогуманитарный и классически-гуманитарный.
Не правда ли, очень сильно напоминает современную профилизацию школы? Только нынешние реформаторы предлагают старшую ступень в школе сделать профильной и ввести 12 профилей плюс один непрофильный класс. В школу вводят так называемые «элективные» курсы (курсы по выбору), призванные подготовить юных граждан к жизни.
Во времена Игнатьева предлагали отдать одну пятую часть при базовом минимуме под нужды каждой школы. А попечительский и педагогический советы дополнили бы школу тем материалом, который бы сочли важным для нужд своей школы. Он тогда смог бы учитывать региональную специфику. Система образования смогла бы стать более гибкой и более приспособляемой. Сегодня предлагается сделать все то самое. Управляющим советам предполагается отдать всю полноту власти, тоже все очень похоже.
Реформам Игнатьева осуществиться не удалось. Противостояло мощное среднее звено, огромная армия чиновников, которая не желала таких преобразований. Игнатьев хотел обращаться напрямую к школам, их попечительским советам. Ведь попечительские советы могли получить больше свободы, могли искать сами педагогов, которые бы их устроили. В попечительские советы, как предполагалось, смогли бы войти и представители земских, муниципальных органов, и родители. То есть школа смогла бы стать в конце концов полностью самостоятельной. Исчезла бы необходимость в посредниках между нею и министерством. Все теоретические вопросы учителя смогли бы решать на съездах и совещаниях. А какая бы громада денег освободилась и была бы с успехом направлена на нужды каждой школы! Разумеется, когда номенклатура разного уровня узнала, какая мина замедленного действия заложена в основу реформы, она стала отчаянно сопротивляться. Доносы и кляузы шли со всех сторон. Игнатьев подал прошение об отставке. И Николай II принял ее. Как сегодня констатирует профессор Богуславский, ошибка министра Игнатьева была в том, что он пытался реформировать школу силами тех, кто ей активно мешал.
Безусловно, реформа 1916 века была прогрессивной. И хотя история не любит сослагательного наклонения, результатом ее при успешном проведении могла бы стать (без громких слов) другая Россия. Современная реформа не затрагивает кровных интересов чиновничьего аппарата. И пусть не всех и все в ней устраивает, в ней есть перспективные и проработанные идеи, которые способны выбить твердую почву из-под ног тех, кто удачно приспособил образование под свои частные нужды. Поэтому, чтобы понять, почему не работают хорошие идеи, нужно внимательно приглядеться, а кому их предстоит осуществлять. История учит.
Дарья Гармоненко 