Фото Ragnar Singsaas/Getty Images
Наша наука понесла очередную тяжелую утрату: в закончившейся «естественно-научной» части нобелевского цикла – ни одного лауреата из России. Между тем феномен Нобелевских премий по естественно-научным дисциплинам давно уже стал фактом не только собственно научным. Сегодня это – фактор мягкой силы. Три Нобелевские премии за 2019 год – по медицине, физике, химии – подтвердили это еще раз. Четверо американцев, по два лауреата – из Швейцарии и Великобритании и один японец. Средневзвешенная картина последних пяти–семи десятилетий.
А вот о современном уровне и качестве государственной рефлексии по отношению к российской науке можно судить по замечательной в своей искренности фразе премьер-министра Дмитрия Медведева. Во время выступления на заседании оргкомитета по проведению Международного года Периодической таблицы химических элементов 6 февраля глава правительства заметил: «Наверное, получить ее (Нобелевскую премию. – «НГ») не более трудно, чем стать чемпионом мира по футболу».
Американский космолог Джеймс Пиблс, один из нынешних нобелевских лауреатов по физике, более 20 лет занимается теоретическими исследованиями крупномасштабной структуры Вселенной. Готово ли правительство Дмитрия Медведева дать такой кредит времени и ресурсов на работу, которая находится где-то на грани философии, космогонии и научной фантастики? Большие сомнения. От российских ученых сегодня требуют только увеличения количества статей в базе рецензируемых журналов Web of Science.
Такое начетничество – одна из главных причин того, что Россия не воспринимается сегодня ни в мире, ни даже внутри самой страны как великая научная держава. Большая – это еще возможно. Но статус великой научной державы, похоже, мы утрачиваем. Причем это рукотворная ситуация. Итоги аналитического исследования «Шесть лет реформы Российской академии наук: результаты и перспективы», опубликованного в начале октября, красноречивы: однозначно положительно оценивают перемены 0,42% (!) респондентов, еще 5,5% выражают сдержанный оптимизм. Академию – просто из ностальгии – еще терпят, дают ей дожить…
Конечно, эти данные можно списать на корпоративную солидарность. Но есть и внешние индикаторы. Институт статистических исследований и экономики знаний НИУ «Высшая школа экономики» представил данные о численности и структуре исследователей в РФ за 2010–2018 годы. Всего исследованиями по состоянию на 2018 год заняты 682,5 тыс. человек. По сравнению с 2017-м – снижение на 3,6%; относительно уровня 2010 года – на 7,3%. Численность исследователей высшей научной квалификации – кандидатов и докторов наук – 100,3 тыс. человек: по сравнению с 2010 годом снижение на 4,6%.
Обратим внимание, практически все наши Нобелевские премии «выросли» из атомного проекта. Советские физики (впрочем, не только физики), связанные с атомным проектом, создали своеобразный, очень локальный, но все же аналог западной модели организации науки. Комфортность работы и определенная, более высокая степень свободы исследователя (при всех жестко заданных рамках) в этом научном анклаве оказались более высокими, чем в среднем в советской науке. Недаром президент АН СССР (1951–1961) Александр Несмеянов сетовал, что руководство физическими исследованиями «обеспечивалось, минуя организационные формы академии». Может быть, не случайна поэтому и «обойма» Нобелевских премий по физике и химии в 50–60-е годы прошлого века (4 премии, 7 лауреатов).
Смогут ли заменить (повторить) эту модель усилия по созданию так называемых научно-образовательных центров в рамках национального проекта «Наука», стартовавшего в январе 2019 года, покажет время. Пока же, как заметил известный математик и историк науки Поль Таннери, «если знание и продолжало существовать, то вдохновение пропало». Остаются только фантомные боли от былых научных, в том числе и нобелевских, достижений.
Ольга Соловьева 
комментарии(0)