Возможен ли "эффект Трампа" в России

Фото Ralph Freso/Getty Images

Социологические опросы фиксируют снижение рейтингов власти, но в какой мере можно доверять их цифрам? Одно из последних исследований Левада-Центра, посвященное правде и лжи, можно отчасти считать саморазоблачительным. Гражданам был задан вопрос: «Как вы думаете, люди в наши дни откровенно говорят о том, как они относятся к власти, к Владимиру Путину, или они скрывают то, что действительно думают об этом?» 28% ответили, что большинство или практически все, по их мнению, скрывают свои истинные мысли и отношение. Опрос проводится не первый раз, и за год доля скептиков выросла на 10%.

Интерпретация этих данных на первый взгляд кажется однозначной: граждане думают о власти и Путине хуже, чем готовы признаться. Но в этом случае почти неизбежно возникают следующие вопросы. Например, непонятно, в какой момент самоцензура прекращается и человек ведет себя честно по отношению к самому себе. Можно предположить, что, отвечая на вопросы социологов, граждане продолжают лукавить, говорить неправду. Пусть данные опросов анонимны, разговаривать все равно приходится с живыми людьми. Но что происходит, например, на избирательном участке, где гражданин остается наедине с собой и бюллетенем? Можно ли быть искренним на этом этапе?

Американский электоральный опыт свидетельствует о том, что искренность на избирательном участке и одновременная неискренность за его пределами возможна. В 1982 году на выборах губернатора Калифорнии опросы и экзит-полы обещали победу темнокожему Тому Брэдли. Но победил его белый соперник. В беседах с другими людьми избиратели хотели выглядеть прогрессивно, но галочки ставили как настоящие консерваторы. Примерно то же самое наблюдалось и во время последних президентских выборов в США. Американцы как будто стеснялись, отвечая на прямой вопрос, признаться, что на самом деле голосовали не за Хиллари Клинтон, а за Дональда Трампа.

В России ничего подобного до сих пор не наблюдалось. Власть не просто получала то, что ей обещали соц-опросы, но подчас и перевыполняла заложенную норму. Возможно, это связано с тем, что граждане и к процедуре голосования относятся с подозрительностью, не верят в его анонимность. Возможно, российские избиратели в разговорах с согражданами привыкли скрывать вовсе не скептическое отношение к власти, а, напротив, внутреннее согласие с тем, что правящей элите нет альтернативы, что она должна по-прежнему руководить страной. Другими словами, россияне на словах хотят выглядеть либеральнее, чем они есть на самом деле. Это сближает их с американцами и напоминает об «эффектах» Брэдли и Трампа.

Владислав Сурков в своей статье, опубликованной «Независимой газетой», ввел понятие «глубинный народ». Вероятно, синонимичным ему понятием может считаться «молчаливое большинство», знакомое историкам и антропологам. «Глубинный народ, – пишет Сурков, – всегда себе на уме, недосягаемый для социологических опросов, агитации, угроз и других способов прямого изучения и воздействия. Понимание, кто он, что думает и чего хочет, часто приходит внезапно и поздно, и не к тем, кто может что-то сделать».

Вероятно, для самых простых социологических опросов эта глубина действительно недосягаема. За Путина могут хотеть проголосовать 55%, 65%, 75%, и далеко не всегда понятно, какие мысли, убеждения, привычки сознания скрываются за этими цифрами. Но инструментарий исследования можно и усложнить. Вопрос о том, доверяют ли россияне тому, что слышат про власть от других россиян, можно считать примером такого усложнения. Благодаря таким вопросам как раз и нащупывается то большинство, что «себе на уме» и при этом непредсказуемо в своих реакциях, в том числе и для власти, которая якобы чувствует эту глубину лучше своих оппонентов.