Фото Gettyimages
По данным последнего опроса Левада-Центра, 58% россиян либо «целиком положительно», либо «скорее положительно» относятся к идее проведения митингов против коррупции. О том, что такого рода митинги должны были пройти и прошли 12 июня, при этом не знали 85% опрошенных. Но и среди тех, кто не знал, больше половины (54%) так или иначе поддерживают антикоррупционные акции.
Цифры соцопросов, конечно, лукавые, в них всегда присутствует некоторая недоговоренность. В данном случае социологи не задавали респондентам вопрос об их готовности принимать участие в митингах против коррупции. Следовательно, сложно оценить остроту восприятия обществом этой проблемы. Сложно понять, в какой мере на общественных настроениях сказывается «болотное дело», запуганы ли граждане или, напротив, готовы выйти на улицы и высказаться против коррупции, презрев опасность задержания.
Алексею Навальному не удалось 12 июня собрать и перенаправить на Тверскую улицу критическую массу рассерженных горожан, необходимую для того, чтобы власть восприняла их протестное высказывание как повод для содержательной реакции, а не обычного разгона, составления протоколов, судов и арестов на 15–30 суток. Это не значит, что Навальный во всем потерпел неудачу. Его заслугой можно считать то обстоятельство, что в сознании граждан коррупция присутствует как предмет недовольства и возможный повод для выхода на улицу.
Основатель «Фонда борьбы с коррупцией» практически не имеет шансов добиться регистрации в качестве кандидата в президенты России. Власть называет его уголовником. В этой ситуации Навальный, не имеющий доступа к федеральным телеканалам, напрягает интернет-ресурсы, пытаясь зацепиться за свой единственный, как кажется, шанс. Он пользуется пассивностью власти в определении повестки выборов, вбрасывает тему вроде коррупции, задает контекст политики. В этом новом контексте он заявляет о себе как о единственной альтернативе власти. И если его не допускают до участия в выборах, то критической массой избирателей этот недопуск воспринимается как снижение легитимности и самого голосования и его итогов.
Так выглядит логика действий Навального. У него получается пробивать бреши в информационной стене, и сложно оценить, чего здесь больше – чутья, чистого везения или продуманной политтехнологии. После задержаний 12 июня немало говорилось о том, что Навальный подставил своих сторонников. Однако в действительности недооценивается степень сознательности, с которой люди (в том числе и очень молодые) участвуют в несогласованных митингах. Они отдают себе отчет в том, что их могут задержать. Они идут за Навальным потому, что среди оппозиции ему нет реальной альтернативы.
Все это не означает, что Навальный обречен на политический успех. Власть может недооценивать протестный потенциал общества, но и оппозиция, как показал 2012 год, явно недооценивает силу власти. Навальный, похоже, все больше склоняется к радикальному варианту протеста, который сейчас имеет форму принципиального непослушания («нас отправляют на Сахарова, а мы хотим и выйдем на Тверскую!»). Есть те, кто готов за ним следовать. Но значительную, «подводную» часть протестного движения по-прежнему составляют те, кто готов участвовать только в легальных митингах с гарантией безопасности.
Четкий акцент на непослушании означает, что умеренное крыло постепенно начинает игнорироваться лидерами (точнее – лидером) протеста. Это означает, что умеренные несогласные политически не структурированы, у них нет выразителя их точки зрения. Их протест не переходит из режима «обращения к власти» в режим «борьбы за власть». Правящей элите это, безусловно, на руку.
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
