Фото Светланы Гаврилиной
Ильдар Дадин, первый осужденный по ст. 212.1 Уголовного кодекса, по всей видимости, скоро сможет выйти на волю. Конституционный суд решил, что лишение свободы – слишком суровое наказание, если нарушение порядка проведения массовых мероприятий не причинило никому вреда и не нарушило ничьих прав, а сам пикет или митинг не утратил мирного характера. Другими словами, речь идет о несоразмерности наказания и правонарушения.
Законопроект, предполагающий отмену ст. 212.1 УК, на прошлой неделе внесли в Госдуму депутаты из ЛДПР. В пояснительной записке к проекту говорилось, что при внесении статьи в кодекс несоразмерность наказания тяжести проступка «не принималась во внимание», что моральные и политические издержки не были учтены. Совпадение инициативы ЛДПР с решением Конституционного суда едва ли можно считать случайным. Есть ощущение, что власть кое-где решила ослабить прежде закрученные гайки.
Проблема, впрочем, заключается не в одной лишь ст. 212.1. Законов и статей, в соответствии с которыми можно выносить непропорциональные вине наказания, в России достаточно. Очень часто само ограничительное законотворчество преследует цель сдерживания политической инициативы. Если этот дух будет сохраняться, то моральные и политические издержки неизбежны, и одна ласточка («дело Дадина») не принесет здесь весны.
Ильдар Дадин мог проводить одиночное пикетирование «не по правилам». Но своим поведением он как раз и пытался привлечь внимание к несоответствию законодательной и законоприменительной практики в России духу ее Конституции, смыслу Основного закона.
Сейчас Дадина де-факто предлагают освободить, потому что в результате его действий никто не пострадал, а сам он не имел намерения причинить кому-либо вред. В действительности он пытался реализовать свое гарантированное Конституцией право быть недовольным властью и публично это недовольство высказывать.
Практика показывает, что реализация конституционных прав, особенно политических и гражданских, в России сопряжена с преодолением многочисленных барьеров, в первую очередь административных. Можно сказать и по-другому: существует негласная иерархия прав и свобод. Можно выйти на митинг, но важно, чтобы при этом не ограничивалась свобода передвижения других людей (и чаще всего оказывается, что митинг кому-то мешает, поэтому его нужно перенести). Можно устроить одиночный пикет и не согласовывать его, но что, если завтра этим правом воспользуются пропагандисты расовой или религиозной розни?
Гражданские и политические свободы в России гарантированы Конституцией, но количество условий «а что, если?» превращает их из краеугольного камня системы в предмет роскоши, привилегию для избранных, а порой и вовсе недоступную ценность. Происходит своего рода инверсия демократического строительства. Приоритет прав и свобод не становится фундаментом процветающего общества, а, напротив, считается, что сначала нужно обеспечить гражданам безопасность, стабильный уровень доходов, работу, чувство социальной защищенности, а уже потом разрешить протестовать и высказываться на любые темы и в любой форме.
Россия – все еще молодая демократия, со всеми издержками такого статуса. Если демократизм считается важным (а Конституция не позволяет в этом сомневаться), то политические и гражданские права должны считаться ничуть не менее значимыми, чем право комфортно ездить по городу в выходные или право на социальную защиту.
Законодатели, ограничивающие свободы и права, объясняют это соображениями безопасности, защитой от экстремизма. Однако экстремизм во многом провоцируют именно запреты. Они создают такие условия, в которых желание достучаться до власти почти неизбежно сопряжено с отчаянием и, как следствие, радикализацией. Не позволяя митинговать мирным гражданам, сама власть выгоняет на улицу радикалов.