Санкции вводятся для того, чтобы их снять

Фото Gettyimages

Вице-президент США Майкл Пенс заявил в интервью ABC News, что вопрос о снятии санкций с России будет рассматриваться в ближайшие месяцы. Отвечая на вопрос телеведущего о том, будет ли судьба санкций зависеть от положения дел в Украине, Пенс ответил: «Мы посмотрим на то, как будет меняться поведение России. Вероятно, значение будет иметь также перспектива сотрудничества по вопросам, интересующим обе стороны». Президент отчетливо дал понять, что его приоритетом является уничтожение «Исламского государства» (запрещено в РФ. – «НГ») в зародыше.

Куда более жестко по поводу санкций высказалась на прошлой неделе посол США в ООН Никки Хейли. Она заявила: «Наши санкции в связи с Крымом будут действовать, пока Россия не вернет контроль над полуостровом Украине». Хейли в духе предыдущей американской администрации озвучила вполне конкретное – и при этом едва ли выполнимое со стороны России – условие снятия ограничений.

Означает ли это, что в новой администрации США одна рука не знает, что делает другая? Нет. Скорее в американской дипломатии в настоящий момент сосуществуют или по крайней мере рассматриваются различные подходы к вопросу о санкциях. При этом разные уполномоченные лица своими высказываниями дают понять, что ситуация может измениться в любую сторону.

Слова Пенса, пожалуй, дают России надежду. «Изменение поведения России» – это условие, сформулированное еще более обтекаемо, чем привычное «выполнение Россией условий Минских соглашений». Совершенно понятно, что в одностороннем порядке Россия выполнить условия этих соглашений не может. И если у США есть желание снять санкции, то в принципе любой жест Москвы можно интерпретировать как признак прогресса и доброй воли. Если такого желания нет, то игнорироваться могут любые усилия. Точно так же и с «изменением поведения». Любые действия и слова российских властей можно при желании интерпретировать как искомое «изменение».

Желание снять санкции может быть продиктовано другими интересами США, никак не затрагивающими Украину. Например, Трамп хотел бы объединить силы с Россией в борьбе с «ИГ», как сказал Майкл Пенс. Вашингтону может быть нужна помощь Москвы в переговорах с Ираном. Сам Трамп еще до инаугурации говорил о возможной сделке по ограничению ядерных арсеналов. Другими словами, санкции вовсе не должны заканчиваться там, где они начинаются. Они могут быть введены из-за Крыма и Донбасса и быть сняты ради Сирии и Ирана. Это означает, что санкции являются не только инструментом защиты принципов, которые остаются неизменными, но и средством обеспечения актуальных интересов, соотношение которых меняется.

Санкции являются средством давления. Вместе с тем они вводятся для того, чтобы иметь возможность в удобный момент их снять. Это звучит парадоксально, но именно так и делается политика, причем не только внешняя. По такому же принципу во внутренней политике власть закручивает гайки, например, ограничивая свободу слова или собраний. В критический момент, под влиянием проснувшегося общественного мнения, она просто снимает ограничения, возвращаясь к исходному положению вещей, и это расценивается как «либерализация».

Сторона, вводящая санкции, делает это в том числе для того, чтобы в удобный момент использовать перспективу их снятия как козырь в политической игре. Администрация Обамы вела политику принципов. Даже если возможность размена рассматривалась, публично об этом никто не говорил. Администрация Трампа сразу заявила о политике интересов, и в этих рамках говорить о размене – вещь совершенно естественная.

Потенциальное снятие санкций не означает, что США признают Крым российским. Критические слова и дальше будут звучать в ООН. Просто Крым и Донбасс перестанут служить поводом для конфликта, каковым они являются сейчас.