Фото Gettyimages
Накануне года, который разменяет век с того события, которое теперь принято обобщенно называть Великой русской революцией, стало совершенно ясно, что у российского общества нет единой точки зрения на 1917-й. В коллективном сознании царит полная неразбериха. Депутаты и прокуроры прославляют Николая II, царским генералам ставят памятники, а Церковь призывает с бережностью относиться к советскому прошлому. «Тучи постепенно уходят, а звезды становятся ярче. Да благословит Господь поступательное движение нашего народа», – написал патриарх Кирилл в книге отзывов 4 ноября на открытии выставки «Россия – Моя история. 1945–2016 годы» в Манеже.
В этом идеологическом хаосе просматривается доминирующее намерение примириться с трагической историей, признать ее неизбежность и наличие в ней созидательного зерна, из которого произрастает современная российская государственность. Социальный и исторический переворот 1917 года перестали считать провалившимся политическим экспериментом, когда на протяжении последующих 70 лет пытались экспериментировать над естеством человека, прививая ему искусственно сформулированные социальные инстинкты.
Отход от такого прочтения краха социализма дает ощущение стабильности и исторической преемственности, однако не позволяет в полной мере извлечь уроки из трагедий прошлого. Отсюда следует опасность повторения попыток еще разок навязать российскому обществу коллективистскую модель. Инструментом на этот раз служат пресловутые «духовные скрепы», перечень которых предлагает, как и 100 лет назад, весьма ограниченный круг идеологов. Вновь возникает мираж утопии, нового светлого будущего, в котором, скажем, совсем не будет абортов или юбок выше колена. И, как и ранее, вместе с образом утопического будущего в сознание внедряются тотальные, если не сказать тоталитарные, социальные модели.
Одновременно делаются попытки подобрать для текущего момента наиболее подходящие варианты «прошлого». Выброшен на свалку истории (но на всякий случай не извлечен из мавзолея) Владимир Ильич, но ему на смену, к другой стороне Московского Кремля, бронзовой поступью дошагал Владимир Святославич. «Хорошо бы обратиться к князю Владимиру, который собой являет не погасший в веках пример преображающей силы христианства», – заявила Наталья Солженицына на открытии памятника крестителю Руси. При этом вдова великого русского писателя раскритиковала другие исторические вехи, «преображающая сила» которых в недалеком прошлом соперничала с христианством. Однако мы также знаем из летописей, что крещение Киева поначалу сопровождалось насилием, репрессиями и гражданским противостоянием, а сам Владимир, сын рабыни, унаследовал престол лишь благодаря языческим обычаям.
В истории России невозможно найти державную персону, преобразования которой не сопровождались бы ломкой традиционного уклада жизни. Исключением не станет ни Иван III, разрушитель вотчинного уклада, ни Иван Грозный, развязавший войну против своих подданных, ни великие из Романовых, один из которых лишил Церковь национального своеобразия, другой – патриаршества, а третья – имущества.
Чем больше погружаешься в историю, тем более смутно видится будущее России. Наверное, попытки обнаружить в прошлом материал для непреходящей национальной идеологии обречены на провал. История – это необъятный и противоречивый материал для наблюдений и размышлений, а для концепции будущего развития требуются четкие формулировки. Искать в прошлом рецепты будущего бесполезно, зато можно извлечь некоторые моральные уроки. Главный урок, который дает нам 1917 год, – это то, что природу человека изменить невозможно, насилие бесперспективно и преступно, а общественной гармонии добиваться можно и нужно, поставив человека в центр социальной стратегии.
Данила Моисеев 
Дарья Гармоненко