Фото Reuters
Согласно последнему опросу Левада-Центра, лишь 18% россиян считают, что государство полностью или «по большей части» выполняет свои обязанности перед гражданами РФ. За год эта доля снизилась на 6%. В свою очередь, 39% (больше трети) находят, что государство совершенно или «по большей части» свои обязанности не выполняет. С 13% до 19% выросла доля тех, кто полагает, что граждане должны заставить государство служить их интересам.
Примечательна и общая оценка россиянами положения дел в стране. Год назад ровно половина опрошенных считала, что Россия переживает временные затруднения. Сейчас доля этих умеренных оптимистов сократилась до 41%, зато увеличилось число тех, кто видит в происходящем признаки стагнации (14% вместо 8% в марте 2015 года) и даже нарастания хаоса (16% вместо 8%).
Отчасти эти настроения конвертируются и в политические установки. Если ориентироваться на мартовские опросы Левада-Центра, то неизменно высоким остается уровень доверия Владимиру Путину и неизменно низкой – протестная активность. Но при этом на 10% снизилась доля тех, кто одобряет деятельность премьер-министра Дмитрия Медведева, а тех, кому нравится деятельность правительства, впервые за три последних года оказалось меньше, чем тех, кому она не по душе.
Высокий личный рейтинг оставляет президенту простор для политического маневра. Теоретически он может, например, сменить правительство на более популистское. Но это болеутоляющее средство с весьма непродолжительным периодом действия. В рамках российской властной вертикали роль правительства преимущественно инструментальная. Главной задачей нынешнего кабмина, начиная с 2012 года, является выполнение социально ориентированных майских указов. Низкие темпы их исполнения связаны с тем, что сама программа труднореализуема, особенно в условиях кризиса.
Сам президент в своих публичных выступлениях последних месяцев, включая Послание Федеральному собранию, неоднократно пытался подать позитивные сигналы бизнесу. Либерализация общего курса могла бы стать логическим продолжением этих сигналов. Но такая либерализация не подготовлена политически, поскольку на развилке 2011–2012 годов власть выбрала предельно простые отношения с обществом. Ее интересовал исключительно зависимый от государства электорат, которому она обещала блага в обмен на лояльность и отказ от чрезмерного углубления в структуру благосостояния. Либералов же власть вывела за скобки собственного интереса, потому что они, по ее мнению, ответили черной неблагодарностью за сытую жизнь нулевых.
Другими словами, ставка была сделана на тех, кому от государства нужны гарантии благосостояния. Для них не принципиально, как власть этого добьется, а важно, например, чтобы зарплата не снижалась, а росла. Кризис же – это ситуация, при которой запрос на гарантии у этой части электората растет. Это понятно и логично. Люди чувствуют себя незащищенными, а им обещали, что о них позаботятся.
У либерального электората, де-факто отвергнутого властью, запросы иные. Именно эта публика легче мирится с невозможностью государства давать лишние гарантии. Более того, она заинтересована не в материальных, а в институциональных гарантиях: низком налогообложении, снижении бюрократической нагрузки и независимом судопроизводстве. Удовлетворить этот запрос в период кризиса гораздо легче, чем искать деньги для вечно голодного зависимого электората.
В пакете с институциональными запросами у либералов идет и запрос на участие в политике и расширение демократии. Ориентируясь на такой электорат, конечно, трудно сохранить нынешнюю вертикальную структуру власти. Но сохранять ее, ориентируясь на зависимый класс, можно лишь в условиях, когда доходы государства растут. Сейчас это условие, мягко говоря, не выполняется.
Валерий Мастеров 
