На фото задержание участников митинга, прошедшего в Москве 12 декабря 2015 г. Фото Дарьи Гармоненко
Марш перемен, приуроченный к Дню Конституции 12 декабря, получился крайне немногочисленным. Добиться санкции властей на проведение акции не удалось. Многие участники марша были задержаны полицией. По большому счету протестное движение вернулось к формату пятилетней давности, когда несколько сотен человек выходили на Триумфальную площадь 31 числа каждого месяца, а полиция разгоняла их и сажала в автозаки.
Четыре года назад картина поменялась. Акции стали многотысячными. Несогласных начали официально пускать в центр города, а разгоны и задержания временно прекратились. Могло показаться, что «движение 31 числа» – это пройденный этап, что власть уже не сможет игнорировать протест и будет вынуждена если не выполнять требования митингующих, то хотя бы согласовывать акции, искать компромисс. Однако такой режим просуществовал недолго.
Немногочисленность акций и их постепенное вытеснение на городскую периферию можно объяснить тем, что власть после столкновений на Болотной площади в мае 2012 года закрутила гайки. Массовость акциям 2011–2012 годов обеспечивали городские жители, которые раньше никогда не ходили на митинги, не участвовали в политической жизни. Их, естественно, напугала переквалификация в уголовные преступления административных правонарушений во время массовых акций. «Болотное дело» было понятным, читаемым сигналом: в тюрьме может оказаться любой.
В итоге протестное движение стало суживаться до группы политически активных граждан – примерно тех же, кто прежде выходил на Триумфальную площадь защищать 31-ю статью Конституции. Новые участники протеста, обеспечивавшие ему массовость, в большинстве своем не переняли у «ветеранов» движения их бескомпромиссности, жесткости, готовности идти до конца, несмотря ни на что.
Проблема заключается и в том, что протестное большинство перестало обнаруживать повестку, ради которой оно было бы готово преодолеть свой страх. В декабре 2011 года многие были убеждены в том, что их голоса на выборах украли, что они высказались, а их демонстративно не стали слушать. Это заставило людей отбросить осторожность. Весной 2013 года тысячи вышли на столичные бульвары, требуя не допустить войны с Украиной. Месседж получился простым и понятным, и это, по сути, была последняя по-настоящему массовая акция протеста.
Российская оппозиция потерпела неудачу. У нее впервые, начиная с нулевых, появилась широкая аудитория. Но оппозиционеры не смогли добиться того, чтобы у этой аудитории темы коррупции чиновников, несменяемости власти или нарушения Конституции вызывали неприятие и ожесточение, необходимые для организованного давления на власть. Слова, символы, идеи, способные провоцировать массовую реакцию, найдены не были.
Если бы необходимая повестка у оппозиции была, не приходилось бы настаивать и на проведении акций на центральных площадях. Идея меняет географию. Центром политической жизни может стать любой переулок – важно то, что там происходит и говорится.
Власть, конечно, не заинтересована в том, чтобы на столичные улицы выходили тысячи несогласных. Чем шире и громче протест, тем сложнее государственному ТВ его игнорировать. Приходить перестраивать медийную стратегию, реагировать на события. Но все это справедливо и для декабря 2011 года. Однако тогда власть гайки не закрутила, а, напротив, ослабила хватку, поскольку у протестных акций был реальный массовый потенциал. Ответное давление со стороны власти было чревато взрывом.
Между закручиванием гаек и массовостью акций сложная взаимосвязь. Власть усиливает натиск, чтобы ослабить движение протеста. Но в то же время внутреннее, идейное ослабление протеста приводит к тому, что власть решается действовать быстро и агрессивно. Акции, не вызывающие отклика у тысяч горожан, легко запрещать и разгонять.