Фото Reuters
Участие Владимира Путина в трех крупнейших мировых форумах в ноябре – саммите G20 в Анталье, газовом конгрессе в Тегеране и Конференции ООН по климату в Париже – продемонстрировало, что в течение всего одного года он превратился из чуть ли не изгоя в ключевого политика. А началась метаморфоза с выступления в конце сентября на 70-й сессии Генассамблеи ООН, где президент призвал к формированию широкой международной коалиции в борьбе с запрещенной в России террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ), напомнив о военном союзе СССР и Запада в годы противостояния нацистской Германии.
Однако Запад не особенно заинтересовался формальной договоренностью с Россией – в основном из-за Украины. Даже после парижских терактов в Вашингтоне и ряде европейских столиц дали понять, что не желают переворачивать страницу, оставляя в прошлом украинский кризис, и объединять силы против ИГ.
В Сирии Россия продемонстрировала силу, задействовав бомбардировщики и начав обстрел крылатыми ракетами из акватории Каспийского моря. Эти удары были нацелены на поддержку наземных сил, которые состоят из правительственной армии, иранского Корпуса стражей исламской революции и бойцов ливанского «Хезболлах». Но вмешательство в Сирии выявило и уязвимость России. Несмотря на первоначальные опровержения, Кремль был вынужден признать, что летевший из Шарм-эш-Шэйха в Санкт-Петербург лайнер «Когалымавиа» стал жертвой теракта ИГ. В результате российская авиация направила удары на ИГ, а не только на противников президента Башара Асада, которые в начале кампании были для нее приоритетной целью.
В Москве сочли такую переориентацию приемлемой, поскольку достигли своей первой цели. Сирийский режим укрепил контроль над теми частями страны, которые находятся в его юрисдикции. Поддержка России помогла Асаду сохранить статус игрока в процессе трансформации в Сирии. Теперь акцент делается на необходимости начать такой политический процесс, который не предполагает его немедленного ухода в качестве основного условия для установления перемирия, несмотря на то что США и Саудовская Аравия продолжают настаивать: у Асада нет политического будущего.
Выступая во вторник на пресс-конференции в Париже, президент США Барак Обама высказал сомнения относительно перспектив того, что Россия сменит курс в Сирии. «Что касается господина Путина, я не ожидаю в ближайшие несколько недель поворота на 180 градусов в его стратегии, – сказал он. – Россия вложила четыре года в то, чтобы сохранить Асада у власти… И пересмотр подхода к этой проблеме займет время».
Между тем цели российских самолетов, которые нанесли в Сирии около 2,5 тыс. ударов, менялись вместе с политическими обстоятельствами. В конце ноября удары сконцентрировались на контрабандистах нефти через сирийско-турецкую границу, дав повод для спекуляций относительно «нефтяных» целей российской кампании. А после уничтожения российского Су-24 турецкими ВВС, похоже, активизируются бомбардировки территорий туркоманов, поддерживаемых Анкарой.
В противостоянии с Турцией Путин пытается добиться признания в том, что Россия выступает в качестве жертвы, и максимально легитимно укрепить свои позиции на Ближнем Востоке. И чем интенсивней идет перепалка, тем шире у России пространство действий в регионе.
У позиций России и коалиции под руководством США есть точка пересечения: все считают, что против ИГ нужно применить наземные войска, но только не их собственные. Иначе будет повторение ошибок, допущенных в Ираке и Афганистане, где военная оккупация создала спираль кровопролития и радикализации. Поэтому в случае, если лояльные Дамаску войска интегрируются в международную коалицию, координация с ними должна осуществляться через Москву. Так что у Путина на руках имеются весьма сильные карты.
Михаил Сергеев 
