Фото Reuters
Президент Франции Франсуа Олланд предложил объединить силы его страны, России и США в борьбе с террористической организацией «Исламское государство» (ИГ, организация запрещена в РФ). Речь, по сути, идет о создании глобальной коалиции. Если эта идея будет реализована на практике, то в принципе можно ожидать сближения России и западных держав, отношения которых после присоединения Крыма к РФ и начала боевых действий в Донбассе напоминают времена холодной войны.
Может ли Россия в таком случае рассчитывать на смягчение, если не полное упразднение санкций? Возможен ли постепенный вывод тем Крыма и Донбасса за пределы актуальной политической повестки дня, то есть фактическое признание странами Запада статус-кво? Исключать этого, конечно, нельзя. Но нельзя исключать и того, что после выполнения коалицией своей миссии Россия и западные державы вернутся в режим противостояния, холодной войны 2.0.
Собственно, холодная война XX века последовала за победой антигитлеровской коалиции. Эта коалиция была сугубо тактическим, временным объединением. Она не смогла обрести черты долговременного стратегического партнерства не только из-за того, что геополитические устремления СССР и западных держав, мягко говоря, противоречили друг другу. Объединять пришлось бы системы, основанные на принципиально разных ценностях, представлениях о взаимодействии гражданина и государства, личной свободе и т.д.
О взаимном непонимании, неприятии и, как следствие, противостоянии систем можно говорить и сейчас. Примечательно, что Конституция РФ является вполне западным документом, выдержанным в духе либеральной демократии. Достаточно взять вторую статью Основного закона, в которой высшей ценностью провозглашаются «человек, его права и свободы», а обязанностью государства объявляются «признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина».
Расхождения с Западом обнаруживаются не столько на нормативном, сколько на практическом уровне. Деятельность институтов власти, перечисленных в 4–8-й главах Конституции, подчас фактически противоречит либеральному смыслу закона, осуществляется в рамках иной системы ценностей. Главной ценностью для этой системы является не человек, а государство. Оно гарантирует единство и безопасность нации, противостоя разрушительным либеральным устремлениям. Если права и свободы личности мешают государству работать, то тем хуже для прав и свобод.
Выстраиванию такой системы на Западе мешает сеть независимых друг от друга институтов. В России же режим превосходства государства над правами и свободами человека дополняется специфическими массовыми представлениями о власти, скорее азиатскими, чем европейскими, западными. Власть воспринимается как нечто сакральное, и этот статус позволяет элите, осуществляющей управление страной, практически бесконтрольно расширять область своих полномочий, когда это нужно.
Переход от обычной регулярной критики российских порядков к режиму санкций был обусловлен тем, что, присоединив Крым, Россия обозначила свои геополитические амбиции, то есть стремление к распространению собственных ценностей. В определенном смысле это точка невозврата. Пройдя ее, сложно вернуться на прежний уровень доверия. Другими словами, тактическое взаимодействие с действующей российской властью возможно, но полноценное стратегическое партнерство, дружеские отношения – вряд ли. Санкции – отражение принципиального конфликта, а не локального противоречия.
Совместная с Западом война против ИГ теоретически может дать России экономическую (точнее, санкционную) передышку. Но на что-то более серьезное, на возвращение к досанкционному уровню отношений власти РФ, пожалуй, могут рассчитывать только в том случае, если пересмотрят систему ценностей. Пока ничто в поведении российской правящей элиты не указывает на готовность это сделать.
Анастасия Башкатова 
