Владимир Путин с журналистами Паоло Валентино (слева) и Лучано Фонтана. Фото пресс-службы Президента РФ
Владимир Путин в интервью итальянской газете Corriere della Sera повторил уже не раз озвученные тезисы, касающиеся майдана и смены власти в Украине. Российский президент считает киевские события февраля 2014 года антиконституционным переворотом и убежден в том, что Запад не должен был поддерживать политическую элиту, пришедшую к власти таким путем. Помимо этого Путин отмечает, что поводом для массовых протестов стало нежелание Виктора Януковича немедленно подписывать соглашение с Евросоюзом. Но и новая власть отложила это подписание. Так для чего же было свергать прежнюю, если она поступала резонно?
С точкой зрения Путина можно спорить. После бегства Януковича Рада, включая членов Партии регионов, утвердила новый порядок вещей в Украине. В Донбассе, не принявшем новый порядок, бывшего президента тоже никто не поднимает на щит. Янукович делегитимизировал себя сам.
Так или иначе критика со стороны российского президента не лишена внутренней логики и вполне могла бы быть воспринята Европой как весомый довод в споре, если бы не два «но»: Крым и Донбасс. Большая часть европейского политического истеблишмента и общественности считает, что Россия отняла и продолжает отнимать у суверенного государства территории. Это считается совершенно неприемлемым, и в таких условиях все, что хочет сказать российский президент по поводу майдана, отступает на второй план, а желание Киева двинуться на Запад и защититься от агрессивного соседа находит полное понимание.
Путин не может представить присоединение Крыма так, чтобы европейцы сочли его обоснованным. Аргумент Косово не работает: в ЕС многие убеждены в том, что Милошевич устроил геноцид албанцев, а в Украине они ничего подобного не наблюдали. Не действует и аргумент народной воли. Эта воля должна быть процедурно оформлена: необходимо соответствие референдума нормам Конституции, больше времени на подготовку, свобода агитации со всех сторон.
Если Россия критикует смену власти в Киеве как процедурный произвол, то означает ли это, что она должна приветствовать произвол в Крыму? Каким образом новые ошибки с далеко идущими последствиями способствуют исправлению предыдущих ошибок?
Мало кто в Европе верит в то, что Россия не оказывает активную поддержку ополченцам в Донбассе, не снабжает их оружием, не консультирует, не направляет в регион своих военных. Путину не удается воздействовать на эту интерпретационную матрицу, хотя он не раз подчеркивает, что хочет быть услышан читателями итальянского издания. Сложно добиться того, чтобы тебя слышали, если не пытаться смотреть на себя чужими глазами и не допускать обоснованности другой точки зрения даже в порядке интеллектуального упражнения.
Владимир Путин сравнивает европейскую интеграцию с аналогичными, по его мнению, процессами, происходящими на постсоветском пространстве. Имеется в виду, в частности, Таможенный союз. Президент РФ возмущен: почему в том, что позволено Европе, отказывают России?
Однако эта аналогия не кажется европейцам убедительной. Евросоюз – исторически беспрецедентный проект. А интеграционные процессы, имеющие своим центром Москву, напоминают Западной Европе о Советском Союзе, который десятилетиями воспринимался как противник. Любое движение в сторону реинтеграции постсоветского пространства вызывает у европейцев понятные недоверие и страх. И Россия ничего не делает для того, чтобы этот страх развеять. Напротив, гордиться советским прошлым и «временами, когда нас боялись», в РФ считается правильным.
Европейская интеграция наднациональна, она размывает границы государств. Если Россия утверждает, что ее проект аналогичен, то почему ее правящая элита так часто говорит о неком русском мире? И зачем присоединять Крым, если интеграционные процессы объективны и Украина от них никуда не спрячется?